Музруков Б.Г. большое значение придавал сохранению исторического опыта

Очень большое значение Борис Глебович придавал сохранению исторического опыта. Он понимал, что молодые специалисты, выросшие уже в других условиях, чем те, в которых жили и работали их отцы и тем более деды, могут не вполне ясно представлять, какой ценой оплачены эти условия, пусть скромные, но достаточные для развития, для дальнейшего подъема страны. И, обладая уникальным опытом, непосредственным знанием этих поистине исторических процессов, Борис Глебович считал нужным поведать о том, что знал, более молодым товарищам. А.Е.Телегин :

"1970 год. В советские времена лекционная система была одной из форм гуманитарного образования людей. Будучи членом партбюро, я организовал лекцию "Тыл страны во время Великой Отечественной войны" и решил попросить рассказать об этом Бориса Глебовича. Позвонил ему, естественно, через секретаря. Откровенно говоря, на его согласие я почти не надеялся. При огромной загруженности производственными и общественными делами отвлекаться на подобные мероприятия, так мне казалось, Борис Глебович не может, тем более что и попросил-то его неизвестный ему человек. Каково же было мое удивление, когда, не раздумывая, Борис Глебович спокойно согласился, как будто лекция у него была готова и ее надо было только прочитать, как это делают большие руководители. Точно в назначенный час стройный и подтянутый Борис Глебович вошел в зал. Его встретили искренними аплодисментами - люди понимали, что перед ними не только руководитель их предприятия, но и незаурядный человек, историческая личность. Зал был переполнен, люди стояли в проходе, в коридоре, на лестничной площадке. Я объявил, что лекцию "Тыл страны во время войны" прочитает директор института Б. Г. Музруков. Вновь раздались аплодисменты. Борис Глебович встал и с присущим ему спокойствием сказал: "Я не буду читать лекцию, я расскажу вам о своей жизни во время войны, о великой человеческой трагедии и радости победы, о народе, вынесшем в военное лихолетье нечеловеческие муки и лишения и сохранившем свою неистребимую твердость духа". Зал замер: не было слышно ни единого звука..."

Для многих молодых специалистов уже одно имя директора звучало как легенда. Факты его биографии даже в те времена казались фантастикой. Сила и обаяние его личности были таковы, что сами по себе становились "воспитательным методом". И.И. Градобитов :

"Всю информацию, связанную с Б. Г. Музруковым, я по молодости воспринимал в основном как романтик. Так было до встречи с Борисом Глебовичем на одном из внутренних полигонов во время испытания весьма крупной лазерной установки со взрывным способом накачки рабочего вещества. Этот опыт готовился очень тщательно и довольно долго, его проведение находилось под контролем всех заинтересованных организаций, естественно, прежде всего директора института. Опыт проводился в ночное время, экспресс-информация о результатах была немедленно передана по инстанциям. Все ждали реакции, в первую очередь со стороны руководства ВНИИЭФ. Вскоре после начала рабочего дня нам стало известно, что на полигон приедет Б. Г. Музруков. Мы, исполнители, находились в большом нетерпении, и я не сразу заметил, как из очередной подъехавшей машины вышел, не спеша и немного сутулясь, пожилой человек в гражданской одежде. К нему бодрым шагом устремилось руководство нашего подразделения. Я не воспринял приехавшего как крупную величину и невольно спросил рядом стоящего коллегу: "Кто это?" В ответ мне было сказано: "Музруков". Только тогда я осознал, что это и есть сам Музруков, и мне, наконец, представился случай увидеть его близко. После нескольких отчетных фраз руководителя опыта Музруков абсолютно неожиданно спросил: "А где Евгений Герасимович?" ( Евгений Герасимович - это Шелатонь , директор завода ВНИИЭФ, на котором изготавливалась вся необходимая для проведения опыта механическая часть.) Срочно позвонили на завод, передали Шелатоню просьбу Музрукова приехать на полигон. Борис Глебович включился в разговор, но чувствовалось, что он с нетерпением ждет Шелатоня. Он подъехал примерно через полчаса. Они с Музруковым обменялись крепким рукопожатием, и тогда Борис Глебович пригласил всех участников пройти по полигону и визуально познакомиться с результатами опыта. Надо сразу подчеркнуть, что вид опытной площадки производил сильное впечатление. Повсюду валялись далеко разлетевшиеся осколки металлоконструкций различных размеров, а в некоторых местах еще горели деревья и деревянные конструкции. По полигону были разбросаны осколки стекла от той оптической системы, которая использовалась в данном опыте. Некоторые оптические линзы были выведены из нормального состояния за счет сгорания их покрытия, от чего они потеряли свой блеск и выглядели не зеркальными, а как будто окутанными туманом. На поле стоял запах продуктов взрыва. Наблюдая со стороны за поведением двух директоров - института и завода, - я понял, что их объединяет что-то важное, что мне не знакомо и не ведомо. По опытному полю чуть впереди всех шел, низко опустив голову, Борис Глебович. За ним - Шелатонь. Они обменивались редкими фразами, которые мы, идущие сзади, почти не различали. Перед нами были двое людей, единых во взглядах, в чувствах, в гордости за свою работу. По завершении осмотра Музруков остановился и, обращаясь к Шелатоню, произнес: "Евгений Герасимович, ты выполняешь план, делаешь такие мощные металлоконструкции, а здесь мгновение - и нет ничего, все разрушено. Какая силища". Это было сказано директором Уралмашзавода своему коллеге, который во время войны обеспечивал фронт самолетами. На меня диалог двух руководителей, знающих условия выпуска военной техники не из книг, а из собственного жизненного опыта, произвел очень сильное впечатление и оставил в памяти глубокий след. Я смотрел на них глазами человека другого поколения, с чувством чего-то непонятого нами, недосказанного, с чувством сожаления и зависти. Я перед собой вдруг ясно увидел людей, которые всецело отдают себя своему делу и в то же время уважают труд других, переживают за результаты работы коллектива и испытывают гордость за причастность к тем свершениям, которые выпали на их нелегкую жизнь. Эта встреча с Борисом Глебовичем на полигоне запомнилась мне навсегда. Я и сегодня вижу Музрукова, идущего по опытному полю с задумчиво опущенной головой".

Хочется привести еще два фрагмента из воспоминаний людей, которым довелось общаться с Борисом Глебовичем Музруковым в переломные моменты не только их карьеры - пожалуй, всей жизни.

"В феврале 1964 года, - вспоминает В.Н. Горюнов , - я был приглашен к Борису Глебовичу. Состоялся разговор, который врезался мне в память на всю мою последующую трудовую жизнь. Я вошел в кабинет, в котором, кроме хозяина, никого не было. Борис Глебович вышел из-за стола, тепло поздоровался со мной, пригласил сесть. На его столе я увидел мое личное дело. Без всяких предисловий, своим характерным негромким голосом он сообщил мне о том, что я назначаюсь на должность начальника автодорожного управления . Затем он продолжил:

- Учитывая особенности коллектива автодорожного управления, основной состав которого составляют рабочие-водители, механизаторы, монтажники, ремонтники, я хочу дать вам несколько советов, которые помогут вам увереннее выполнять свои обязанности. Первое: если рабочий человек в своих требованиях, претензиях к руководству, жалобах прав хотя бы наполовину, поддержите его, и вы увидите, как будет расти ваш авторитет в рабочей среде. Второе: никогда и ничего не делайте лично для себя в своем хозяйстве, и если уж появилась такая необходимость, то лучше попросить об этом соседнюю организацию, это будет добрым примером для всех инженерно-технических работников управления. И третье - обеспечьте выполнение производственной программы и заданий руководства объекта. Задачи управления в связи с обеспечением строительства средствами механизации и транспорта усложнились, но я уверен, что вы с ними справитесь. В случае необходимости обращайтесь ко мне с любыми вопросами. Желаю вам успешной работы.

Вот такое вроде бы короткое напутствие, но сколько уважения к рабочему человеку, доверия молодым кадрам оно в себя впитало! Вышел я из кабинета взволнованным и озабоченным. Мне и раньше приходилось выполнять отдельные поручения Бориса Глебовича, а теперь на мои плечи ложилась большая ответственность: обеспечение хорошей работы большого и сложного коллектива, оценивать которую каждый день будет Борис Глебович Музруков. Работать под его руководством спустя рукава было невозможно. Не та была атмосфера. Он сам всегда был в курсе современного состояния науки и техники и требовал от подчиненных знания всего, что связано с отраслью производства, которой они руководили. Нередко от него поступали вырезки из технических журналов или экспресс-информация с "уголком", на котором он давал совет или указание об изучении той или иной проблемы или же о прямом внедрении какой-то новинки в производство".

Б.В. Литвинов :

"В июле 1961 года я был неожиданно приглашен в Москву к начальнику нашего Главного управления (ГУ) Николаю Ивановичу Павлову , и тот начал с расспросов о моей работе, ее результатах и планах на будущее. Такой глубокий интерес к моей персоне меня насторожил. Я в то время был заместителем по науке начальника газодинамического отделения (тогда сектора), в рентгенографическом отделе которого я делал когда-то дипломную работу. В нем я проработал до 1957 года, группа под моим руководством продолжала исследования очень перспективного, по моему мнению, научного направления. В это же время в конструкторской группе Игоря Михайловича Быструева разрабатывалась конструкция нового ядерного заряда, в которой мы надеялись реализовать результаты своих исследований. Эта работа проводилась в тесном контакте с отделом Бориса Дмитриевича Бондаренко , два его теоретика - Николай Иванович Елисеев и Николай Иванович Самохвалов - пытались создать методы расчета новой и необычной конструкции. Можно сказать, что я был неформальным лидером всей этой работы. Нашими результатами интересовался Юлий Борисович Харитон , я дважды докладывал о работе в Москве на Научно-техническом совете * 2, который возглавлял Игорь Васильевич Курчатов. Я не собирался уходить из своего газодинамического отделения. А тут после разговора с Павловым меня позвал к себе Георгий Александрович Цырков , ставший в 1958 году главным инженером ГУ, и огорошил меня сообщением, что меня хотят перевести на Урал, как тогда говорили, "на новый объект", на должность главного конструктора. Я тут же заявил, что никуда не поеду, мне и в КБ-11 хорошо.

"Зря отказываетесь, Борис Глебович , - сказал мудрый Георгий Александрович. - Такие предложения дважды не делают". Однако этим разговор не кончился. Еще меня вызывал к себе заведующий оборонным отделом ЦК КПСС Иван Дмитриевич Сербин и сделал то же предложение, но я и там от него отказался и поехал домой раздосадованный: чего пристали к человеку? Через день или два после возвращения у меня в кабинете зазвонил телефон, и женский голос в трубке сказал: "Борис Васильевич, я соединяю вас с Борисом Глебовичем". - "Здравствуй, Борис. Приезжай ко мне в управление. Я послал за тобой машину". - "Хорошо", - сказал я и стал думать, зачем это я понадобился директору. Когда я вошел к нему в кабинет в Красном доме, он встал из-за стола, подошел ко мне и протянул руку. Мы поздоровались, Музруков пригласил меня сесть у его стола. Потом он подошел к сейфу, открыл его и вынул оттуда какие-то бумаги. Сел за свой стол и сказал:

- Я слышал, что тебя приглашают на очень ответственную работу на новый объект, но ты отказываешься. Я специально вызвал тебя к себе, чтобы рассказать, как я стал директором "сороковки" (нынешнего комбината "Маяк" ). Как ты знаешь, я был директором Уралмаша с довоенных времен. Для меня Уралмаш был не просто предприятием, а родным домом. Я знал там каждый уголок. Я знал всех ведущих специалистов завода, вплоть до рабочих высоких квалификаций. Среди них были такие асы, что нам, инженерам и руководителям, было не зазорно у них поучиться. За обеспечение танками фронта я был на этом заводе удостоен звания Героя Социалистического Труда. Уже в середине 1943 года мы начали думать, что будем делать после окончания войны. В своей победе мы никогда не сомневались. После разгрома немцев на Орловско-Курской дуге стало ясно, что наша победа не за горами и надо уже думать о жизни в мирное время.

Однажды, это было в ноябре 1947 года, мне позвонил помощник Сталина Поскребышев и сказал, что меня вызывает к себе Сталин . Я к вечеру того же дня был в Москве и доложил Поскребышеву о своем прибытии. Тот сказал, что Сталин уже спрашивал обо мне, но время встречи не назначил. Это означало, что он мог вызвать в любое время. Я лег отдохнуть с дороги, но уснуть не смог. В голове вертелось: зачем вызвал Сталин? На заводе дела шли неплохо. Мы медленно, но без отставания от плановых заданий переходили на мирную продукцию. Выпуск танков сокращался, и Нижнетагильский танковый завод снова должен был стать основным танковым заводом страны. Что еше предстояло сделать? В голову ничего не шло. Незаметно я уснул и проснулся от телефонного звонка. Звонил все тот же Поскребышев. Он сказал, что за мною послана машина, на которой меня привезут в Кремль, к Сталину. Я оделся. Вышел во двор. Вскоре пришла машина, я поехал по ночной Москве в Кремль. Сопровождающий сотрудник сразу провел меня в приемную, где меня встретил Поскребышев и попросил немного подождать. Он ушел в кабинет и, выйдя оттуда, пригласил меня пройти.

Сталин стоял возле своего стола, смотрел в окно. Я остановился, жду. Сталин повернулся ко мне, поздоровался и пригласил за стол совещаний, указав рукою на первое место по правую сторону стола. Мы сели, помолчали. Сталин повернулся ко мне и сказал:

"Товарищ Музруков, вам необходимо поехать в Челябинскую область и возглавить строящийся там очень секретный объект. Стройка имеет важнейшее государственное значение, без нее нельзя сделать атомную бомбу, а идет она недопустимо медленными темпами. Вам надо исправить положение. Партия очень надеется на вас".

Что мне было ответить на эти слова? Я спросил только: "Кому передать дела и когда выезжать?" - "Дела передайте своему первому заместителю и сразу же выезжайте, - был ответ. - До свидания и помните, что партия очень надеется на вас. Вот вам решение ЦК о вашем назначении. Ознакомьтесь здесь. Вопросы есть?"

Он передал мне вот эту бумагу. Я машинально сказал, что вопросов нет. Сталин встал. Встал и я. Он протянул мне руку, я пожал ее и вышел. Вот так меня назначили директором "сороковки". С этими словами Борис Глебович передал мне одну бумагу из тех, которые он достал из сейфа. На листе вверху было напечатано: "Центральный Комитет Всесоюзной Коммунистической Партии (большевиков)". Ниже - "Постановление" и текст о том, что согласно решению, принятому на заседании ЦК, "директор Уральского завода тяжелого машиностроения от этой должности освобождается и переводится на должность директора завода * 817". Внизу подпись красным карандашом: "И. Сталин". Прочитав, я вернул постановление Борису Глебовичу. Помолчали. Потом он мне сказал:

"Вот так назначали в наше время. А тебя уговаривают, как малое дитя. Зря ты отказываешься". Я начал было говорить о причинах своего отказа, но Борис Глебович посоветовал подумать серьезнее. Я вышел от него с чувством досады, но его доверительную беседу запомнил. Запомнил так, что и сегодня кажется, как будто это вчера я сидел у его стола и мудрый человек тихим, но четким голосом советовал мне принять важное и правильное решение. Так задушевно со мной не говорил никто, и этого забыть нельзя".

Ссылки: