 |
Развенчание Г.М. Бошьяна
Имя Геворга Мнацакановича Бошьяна засветилось на небосклоне лькенкоизма яркой звездой внезапно. В 1948 году его еще никто в научном мире не знал, а в конце 1949 года он попал в зенит внимания. Но только звезда эта, хоть и первой величины, удержалась в небожителях недолго. Если уж характеризовать его личность с употреблением астрономических терминов, то ее вполне можно уподобить падающим звездам. Начало восхвалениям было положено публикацией 20 апреля 1950 года статьи самого Бошьяна в "Литературной газете" (10-3) с добавлением "От редакции", в котором работу Бошьяна расхвалили (напомню, в это время отделом науки в редакции заведовал философ М.Б.Митин ). В редакционной заметке говорилось, что опубликованная Бошьяном "книга ["0 природе вирусов и микробов", см об этой книге ниже - В.С.] вызвала живой интерес ... Положения, выдвинутые в этом труде, заставляют коренным образом пересмотреть существующие представления о природе фильтрующихся вирусов и микроорганизмов, об изменчивости микробов". А 22 мая на Совещании "по живому веществу" Лепешинская назвала Бошьяна среди тех, кто, по ее мнению, развил и расширил учение об этом "живом веществе". Его работу как важный вклад в науку рассматривали многие из тех, кто активно пропагандировал в те годы "мичуринскую" биологию. Особенно старательно на этом поприще трудился А.Н.Студитский , опубликовавший сразу три статьи о Бошьяне ( 10-4 ). За год до этого в своей самой известной работе "Мухолюбы-человеконенавистники" он писал: "История развития менделевской науки о наследственности с необычайной наглядностью демонстрирует связь науки при капитализме со всей растленной идеологией буржуазного общества" ( 10-5 ). Теперь Студитский, исходя из идеологии иного рода, возможно, сам того не ведая, помогал уяснить, какого рода наука вытекала из этой идеологии, противостоящей капиталистической. Поощрение Студитским Бошьяна для многих означало, что Бошьяна признали выдающимся где-то наверху, как недавно сам отец народов и вождь всех времен разглядел великую силу в работах Лепешинской. Такое отношение к Бошьяну усилилось еще больше, когда высочайшая оценка книге ветеринара была дана на страницах главного партийного журнала "Большевик" ( 10-6 ).
Все, говорившееся в этом издании, должно было рассматриваться как директива, как принципиальная установка. Поэтому столь важной была высокая оценка труда Бошьяна в "Большевике", завершавшаяся призывом:
"... мобилизовать микробиологов на интенсивное изучение связей между миром вирусов и миром клеточных форм бактерий, отделенных до сих пор в науке друг от друга глухой стеной" ( 10-7 ). Авторы статьи Жуков-Вережников , Майский и Калиниченко высказывались вполне определенно, что провозглашенные Г.М .Бошьяном новые закономерности незыблемы и навсегда вошли в сокровищницу научных знаний. Они утверждали:
"Нет сомнений, что теперь ... кончатся робкие блуждания вокруг этого вопроса" ( 10-8 ) и выражали уверенность, что в скором времени на основе работ Бошьяна ученые решающим образом изменят методы лечения людей и сельскохозяйственных животных : "Дальнейшее изучение этих [неклеточных - B.C.] форм жизни имеет исключительное значение для практики здравоохранения, для изыскания новых методов профилактики, диагностики и лечения инфекционных болезней" ( 10-9 ).
"Гением Сталина нам указан путь вперед. Реализовать возможности, предоставленные нашей науке, - дело чести советских ученых", -требовали авторы статьи в центральном теоретическом журнале партии Жуков- Вережников, Майский и Калиниченко ( 10-10 ). Появление книги Бошьяна ( 10-11 ) и безусловная поддержка его идей ведущими органами печати возбудило большой интерес в научной среде. Самого же Геворга Мнацакановича почти никто не знал, так как другие его труды были неизвестны ученым. Хорошенько покопавшись в литературе, можно было установить, что до войны, в 1940 году, им была опубликована короткая статейка, в которой он оспаривал, правда, не утруждая себя добыванием весомых аргументов, общепринятые методы диагностики инфекционной анемии лошадей. Затем была война, перерыв в научной деятельности, и следующая публикация Бошьяна увидела свет в 1947 году. Это тоже была коротенькая статейка, ни к чему решительному науку не подвигнувшая. И вдруг в 1949 году появилась эта книга. Автор сообщал в ней фантастические вещи, противоречащие многому из того, что считалось в мировой науке твердо установленным. Книга содержала 145 страниц, в ней было приведено 99 иллюстраций (в основном фотографий) и 3 таблицы. Читателей книги не могло не удивить то важное обстоятельство, что автор сам датировал первый опыт, приведший к открытиям, 17 марта 1948 года, и получалось, что уже через три недели у него были готовы восемь революционных, из ряда вон выходящих открытий. Такой кавалерийский наскок в науке, как известно, не принят и не уместен. Тем не менее, уже в предисловии к книге директор института, в котором Ваботал Бошьян (Всесоюзный институт экспериментальной ветеринарии), [ П.Леонов характеризовал труд Бошьяна как "новый ценный вклад в передовую советскую науку, незыблемо утверждающий при-оритет нашей родины в крупном биологическом открытии" ( 10-12 ), и уверял читателей, что
"нет никаких сомнений в том, что эта книга положит начало потоку новых исследований .... которые не только подтвердят парадоксальные (с точки зрения современных представлений) факты, неопровержимо установленные автором, но и приведут в ближайшее время к дальнейшим открытиям первостепенного теоретического и практического значения. Многие из сообщаемых автором фактов полностью подтвердились при объективной проверке во Всесоюзном институте экспериментальной ветеринарии" ( 10_13 ).
Прежде всего Бошьян сообщал об открытии превращения вирусов - этих мельчайших образований, по примитивности устройства и ничтожности размеров даже не сопоставимых с клетками бактерий, - в самые настоящие бактерии, в "видимую под микроскопом микробную форму", и их обратном переходе - в вирусы. Бошьян объяснял, что перед тем как микробной клетке превратиться в вирус (неклеточная форма) микробы объединяются в кристаллы, а те уже распадаются на вирусы, и точно такая же кристаллизация непременно имеет место при обратном переходе - из вирусов в клетки. Превращения были будто бы обнаружены не только у вируса анемии лошадей, с которыми работал Бошьян, но и у других вирусов и бактерий его сотрудниками М.С. Шабуровым и М.П. Поповьянцем и независимо от них С.С. Перовым . Далее Бошьян заявлял, что им самостоятельно сделано много других фундаментальных открытий, касавшихся кардинальных положений биологии. Надо сказать без всякой иронии, что если бы любому ученому посчастливилось сделать в жизни хотя бы одно из этих открытий, то его имя осталось бы навсегда прославленным в науке. Весь же набор "открытий" Бошьяна был настолько уникален, что без сомнения его книга должна была бы рассматриваться как самая выдающаяся во всей истории человеческих знаний. Чтобы рассказать о них, лучше всего предоставить слово самому Бошьяну, тем более что он излагал свои выдающиеся открытия ясно, однозначно, без экивоков и сомнений.
Открытие ПЕРВОЕ: "...представление, что переход вирусов в микробы невозможен, принципиально неверно и в своей основе метафизично. Результаты наших работ ... опровергают это представление" ( 10_14 ).
Открытие ВТОРОЕ: "Микробная клетка состоит из тысяч вирусных частиц, каждая из которых может дать начало новой микробной клетке" ( 10_15 ). "Добиться превращения вирусов в микроорганизмы нелегко, для этого необходимо постепенное "приручение" вирусов к данной питательной среде" ( 10_16 ).
Открытие ТРЕТЬЕ: "Наши эксперименты показывают ошибочность утверждения, что вирусы могут развиваться только в присутствии живых клеток ... вирусы с большим успехом развиваются в плазме крови, в сыворотке и соках тканей и органов" ( 10_17 ). "Вирусы могут развиваться на искусственных питательных средах ..." ( 10_18 ).
Открытие ЧЕТВЕРТОЕ: "До сих пор существовало представление, что бактерийные аллергены ... являются мертвыми составными частями микробных клеток. Работая с аллергеном - анемином, мы убедились, что из всех его серий ... можно вновь выделить исходную микробную культуру возбудителя анемии лошадей" ( 10_19 ).
Открытие ПЯТОЕ: "Представление д'Эрреля о бактериофаге как самостоятельном ультрамикроскопическом паразите бактерий оказалось ошибочным" ( 10_20 ).
Открытие ШЕСТОЕ: "... современное представление о мертвой природе антибиотических веществ ошибочно и научно не обосновано. Антибиотические вещества представляют собой не что иное, как фильтрующуюся форму тех микроорганизмов, из которых они получены" ( 10_21 ).
Открытие СЕДЬМОЕ: .... старое представление о стерильном иммунитете оказалось ошибочным. Всякий иммунитет против любой инфекции является нестерильным, инфекционным иммунитетом" ( 10_22 ).
Открытие ВОСЬМОЕ: "Из раковых опухолей выделены микробные клетки. Из ... сыворотки крови трех больных с карциномой желудка и двух с карциномой слизистой рта и мочевого пузыря, а также фильтрата опухоли грудной железы была получена однородная культура мелких палочек" ( 10_23 ).
Открытие ДЕВЯТОЕ: "Выделение живых микробов из считавшихся ранее стерильными препаратов ... опровергает результаты известных опытов Луи Пастера по этому вопросу" ( 10_24 ). О всех открытиях Бошьян повествовал легко и непринужденно. Никаких аргументов в обоснование своих тезисов он не приводил. В книге отсутствовали такие разделы, как описание методов работы, не приводился список литературы, хотя автор сыпал фамилиями коллег и предшественников, и многие из этих ссылок были столь интригующими, что специалисты, наверняка, захотели бы посмотреть сами источники, на которые опирался Бошьян. Текст сопровождали неясные фотографии, сделанные с помощью слабенького микроскопа, с изображением мелких пятнышек, кристалликов, каких-то темных частичек. Пояснения под снимками гласили, что это - микробные клетки, образовавшиеся из вирусов или еще находящиеся в процессе такого преобразования. На большинстве фотографий вообще ничего нельзя было разобрать, но в подписях утверждалось, что перед нами "общий вид кристаллов микробной культуры, выделенной из вируса ящура" ( 10_25 ), или "зернистая форма возбудителя инфекционной анемии лошадей" ( 10_26 ). Обязательные для научной монографии (а книга Бошьяна именовалась именно так) детали, методики обследования животных, отбора проб, приготовления препаратов, микроскопической техники, постановки необходимых контролей и т. п. не сообщались.
Столь явные огрехи не помешали Бошьяну в спешном порядке добиться получения степени доктора наук - высшей в СССР ученой степени. Его выводы были объявлены совершенно правильными такими людьми, как Лепешинская , Перов , Вольферц , Коробкова и др. В частности, Лепешинская рассматривала его как революционера в науке, истинного продолжателя славных традиций, настоящего марксиста-ленинца ( 10_27 ).
6 мая 1950 года продолжились восхваления Бошьяна в "Литературной газете", 8 июня 1950 года в газете "Медицинский работник" ( 10_28 ) (книга Бошьяна -"выдающееся явление в научной жизни нашей страны, да, пожалуй, и в мировой науке"), в июле - в "Огоньке" ( 10_29 ), а в августе - в журнале "Новый мир" ( 10_30 ).
В 1950 году в нескольких научных журналах также появились благожелательные рецензии на книгу Бошьяна ( 10_31 ). Геворг Мнацаканович купался в лучах славы.
Однако в том же 1950 году известный биохимик В.Н.Орехович 10=1 опубликовал в еженедельнике "Вопросы медицинской химии" рецензию иного свойства ( 10_32 ). Он показал безграмотность Бошьяна, открыто сказал о том, что ничего, кроме артефактов, в труде, претендующем на эпохальность, нет (33), отметил такие нелепости, как причисление антибиотиков к живым структурам белковой природы, с юмором рассказал о претензии Бошьяна на открытие микробной природы рака и в шутку спрашивал, почему же, сделав колоссальной важности открытие (обнаружение микробов раковых опухолей), он "не бросил все остальное, чтобы разрешить, наконец, проблему ... рака" ( 10_34 ).
"Необходимо отметить особенно неприятную черту книги Г.М.Бошьяна, - добавлял В.Н.Орехович, - это полное игнорирование в ней достижений современной науки и утверждение, что вся истинная настоящая биологическая наука начинается с Г.М.Бошьяна" ( 10_35 ). Бошьян не согласился ни с одним словом маститого биохимика. В редакцию "Вопросов медицинской химии" он направил ответ на многих страницах, в котором весьма уверенно обвинил В.Н.Ореховича в неспособности дорасти до уровня экспериментирования и понимания результатов экспериментов, присущего ему, Бошьяну ( 10_36 ) 10=2 . Он смело ставил свое имя в один ряд с именами выдающихся русских ученых ( 10_38 ), нимало не заботился хотя бы о внешнем наукообразии в полемике. Сдерживаться в оценках положений критики он не собирался. "Рецензия В.Н.Ореховича, - писал он, - является неудачной и тенденциозной ... В.Н.Орехович встал на путь защиты явно устаревших догматических положений в науке и на путь борьбы против новых идей советской микробиологии" ( 10_39 ). Бошьян сыпал оскорблениями и угрозами в каждом абзаце. Он характеризовал всех, кто не признает "первостепенного для нашей науки ... вопроса, что органическая жизнь ... постоянно зарождается из безжизненной органической и неорганической материи" как "мистиков, идеалистов и консерваторов" ( 10_40 ) и заявлял:
"Свое научное бессилие В.Н.Орехович прикрывает кажущимся богатством литературно-исторических знаний, фактически же он подменяет научное исследование спекулятивными фразами" ( 10_41 ). "В.Н.Орехович ... сознательно и намеренно извращает факты" ( 10_42 ). .... свое непонимание /он/ прикрыл массой клеветнических измышлений. К умышленному, тенденциозному извращению фактов, изложенных в нашей книге, Орехович прибегает неоднократно" ( 10_43 ). Да, такого стиля научной полемики классическая, или "старая", как ее обзывал Бошьян, наука не знала. Обвинив своего оппонента, говорящего нелицеприятно, но вполне корректно, в "многословии" ( 10_44 ), в том, что он "исходит из старых догм" ( 10_45 ), в том, что он "консерватор", "реакционер" и "космополит" ( 10_46 ), Бошьян перешел к политическим обвинениям:
"Серьезная ошибка В.Н.Ореховича заключается именно в том, что он не понял сущности советской мичуринской биологии. Он не видит и фактически не признает революционизирующей роли человека и особенно нашего советского общества ..." ( 10_47 ).
"Кажется странным неверие В.Н.Ореховича в то, что в советских условиях наши ученые за 10-12 лет могут сделать то, чего старая наука не сделала на протяжении 100 лет. Известно, что такого рода скептики всегда просчитывались. Нет сомнения в том, что такая же участь ожидает В.Н.Ореховича" ( 10_48 ).
Считая, что он этим полностью обезоружил критика, Бошьян закончил свой "Ответ рецензенту" следующими пассажами: "Среди советских ученых, наряду с борцами за советскую передовую науку, имеются отдельные консерваторы и даже реакционеры в науке. Мы должны вести упорную и последовательную борьбу против косности, консерватизма и застоя, против реакционеров от науки, против космополитизма. Мы должны бороться за материалистическую диалектику в нашей науке, за идеи Ленина-Сталина, за нашу творческую советскую мичуринскую биологию. Мы должны умело, со знанием дела применять диалектический метод в наших исследованиях. В заключение по поводу рецензии В.Н. Ореховича, который не заметил абсолютно ничего прогрессивного в нашей книге, лучше всего выразиться словами гениального Ленина: "читать - читал, писать - тоже писал, а понять - не понял" ( 10_49 ).
Но пока Бошьян писал "Ответ рецензенту", пока этот ответ находился в печати, почва под ногами реформатора раскачивалась все сильнее. В разных журналах стали появляться критические статьи о его книге ( 10_50 ). Характерно, что в большинстве более ранних отзывов (в отличие от позиции одного Ореховича) критики обращали внимание лишь на технические огрехи Бошьяна. Сами же его идеи не только не осуждались, но даже приветствовались. Ведь идеи эти были плоть от плоти "мичуринской биологии", они вполне согласовывались с основными догмами Лысенко.
Разве превращение пеночек в кукушки было менее фантастичным, чем переход простейших вирусов в простенькие бактерии? Разве отказ от природы иммунитета или выдумки про истоки рака были более кощунственными, чем лысенковское табу на гены? Разве декларации Лепешинскои о живом веществе были более конструктивными? И разве эксперименты всех лысенкоистов были более изощренными и точными?
Так почему же на бедного Бошьяна посылались шишки? Чем он так провинился? Одна причина уже упоминалась: широта замаха самозванца была необъятной. За слишком много проблем сразу ухватился никому неведомый ветеринар. С другой стороны, многих раздражал его нахальный тон.
Зазнайство нового героя даже по тем, лихим временам было уникальным. Такая степень самовосхваления и претензия на коренную ломку краеугольных положений науки коробила многих, даже видавших виды сторонников мичуринского учения. Товар продавался по чрезмерно высокой цене, и продавец явно мошенничал.
Но все-таки главная причина коренилась в другом. Бошьян в книге решил обойтись без цитирования трудов Лысенко и настаивал на своем собственном приоритете во всех вопросах. Поэтому в нем распознал возможного конкурента сам Трофим Лысенко.
Об этой скрытой пружине, начавшей исподволь давить на опасного выскочку, поведал 5 января 1951 года на заседании Всесоюзного общества микробиологов близкий к Лысенко человек - С.Н.Муромцев ( 10_51 ). Он рассказал, что еще на стадии обсуждения рукописи книги Бошьяна Лысенко дал о ней отрицательное заключение. Внешней причиной своего недовольства Лысенко выставил недостаточную разработку вопроса о перерождении вирусов в микробные клетки и недоучет влияния внешней среды на этот процесс.
В изданном тексте доклада Муромцева ( 10_52 ) эта причина объяснялась так: " Т.Д. Лысенко в своем письменном заключении на рукопись Г.М.Бошьяна и в устных беседах неоднократно указывал, что такое утверждение основано на недопонимании неразрывного единства живого тела с необходимыми для него условиями жизни" ( 10_53 ). Это звучало просто смешно. Лысенко, утверждавший без всяких экспериментов возможность превращения пеночек в кукушек или восхвалявший "наблюдения" Карапетяна и Авотина-Павлова над "выпотеваниями" деревьями веток других пород, сейчас вставал в позу моралиста и брался судить об экспериментальных ошибках Бошьяна. Не более весомо звучало и его возражение относительно недоучета влияния внешней среды. В то же время, сообщая о недовольстве Лысенко, Муромцев открыто поддержал идею превращения одних организмов в другие, также как возникновения клеток из неклеточного вещества, заявив, что они отнюдь не порочны, а, напротив, прогрессивны ( 10_54 ). О возникновении вирусов и бактерий из живого вещества Муромцев говорил как о совершенно доказанном явлении. По его словам, вполне реальным мог считаться и другой процесс - тот, при котором вирусы и бактерии могли "зарождаться ... из измененных белков клеток животных, растений, бактерий" ( 10_55 ).
Но, блюдя личные интересы Лысенко, он лишал Бошьяна и некоторых других права утверждать вполне сходные мысли о перерождении вирусов в микробы и обратно: "Представление Утенкова, Крестовниковой, Бошьяна о том, что бактериофаг - стадия развития исходного микроба, которого он растворил, явно не согласуется с фактами ..." ( 10_56 ), - и, переходя на понятный ему язык, спрашивал: "Где это видано, чтобы яйцо превратило курицу снова в яйцо или, положим, икра какой-либо рыбы растворила или превратила в икру ту рыбу, которая ее произвела?" ( 10_57 ).
Особенно наглядно идейные установки Муромцева (и, конечно, его покровителя Лысенко) раскрывались в конце выступления, когда он стал говорить о том, что в принципе подход Бошьяна нисколько не противоречит основам "мичуринского" учения:
"Опубликованные ... Бошьяном работы являются наглядным доказательством того, что победа мичуринской биологии в нашей стране привела к коренному, смелому пересмотру всех основных проблем современной микробиологии ... ( 10_58 ).
Но, конечно, нашлись и вполне грамотные ученые, критиковавшие Бошьяна по всему комплексу его построений. М.П.Чумаков (в будущем академик АМН СССР, директор Института полиомиелита и вирусных энцефалитов , лауреат Ленинской и Государственной премий, Герой Социалистического труда), В.Н. Орехович , П.Ф. Здродовский выступили с обоснованными негативными заключениями относительно взглядов Бошьяна на упоминавшемся заседании Правления Всесоюзного общества микробиологов 5 января 1951 года. На VI сессии АМН СССР М.П.Чумаков, В.Н. Орехович, Ф.Г.Кротков (военный врач, одно время исполнявший обязанности вице-президента АМН СССР), В.Д. Тимаков не согласились с мнением Н.Н. Жукова-Вережникова , что
"... книга Бошьяна сыграла положительную роль" ( 10_59 ).
Особенно резок в оценке этого "открытия" был М.П.Чумаков , который прямо обвинил Министерство здравоохранения СССР, Академию меднаук и Медгиз в "беспрецедентной поддержке книги Бошьяна", выпуск которой М.П.Чумаков считал "ошибкой, допущенной потому, что Министерство не спросило мнения ученых ..." ( 10_60 ).
А в 1952 году в печати стали появляться новые свидетельства ошибок новатора ( 10_61 ). Представлялось все более очевидным, что Бошьян фальсифицировал все данные, и что его выводы - плод фантазии. Кое-кто из первоначально пропевших дифирамбы Бошьяну сочли за благо отмежеваться от него и опубликовать критические статьи в его адрес Г .П.Калина (1 10_62) и его ученик и последователь В.Д.Тимаков и др.). Бошьян и те, кто поднял его на щит, пытались отбиваться от критических замечаний, ссылались на классиков, друг на друга, но обстановка быстро менялась. Так, если еще 22-24 апреля 1952 года на конференции "По проблеме развития клеточных и неклеточных форм живого вещества в свете теории О.Б.Лепешинской" многие выступавшие (сама О.Б.Лепешинская, ее дочь, пытавшаяся словесными пассажами "доказать" присутствующим, что она давно занимается "проблемой кристаллизации клеток", академик А.А. Имшенецкий 10_63 и др.) еще вполне поддерживали выводы Бошьяна и его деятельность, то стоило распространиться слухам, что он него полностью отвернулись многие "киты" наверху, как тон высказываний резко изменился. Особенно показательной стала следующая - третья конференция "по проблеме живого вещества" .
Она открылась 5 мая 1953 года. Вряд ли кого могло удивить выступление критика Бошьяна Ореховича , ставшего в том году академиком АМН СССР. Бошьян, присутствующий на конференции, принялся возражать Ореховичу в ответном слове. Но даже те, кто за два с небольшим года до этого выразили в журнале "Большевик" твердую убежденность в "окончании робких блужданий вокруг этого вопроса" (Жуков-Вережников и Майский), забыли своего протеже ( 10_64 ). Один из авторов той статьи - Н.Н.Жуков-Вережников счел за благо промолчать, а другой автор - И.Н.Майский , не смея поднять руку на "основы", продолжил уверения, что вирусы способны образовывать бактерии (таким вирусам придумали новое название - фильтрующиеся формы бактерий), но уже стремился вычеркнуть Бошьяна из списка тех, кто продолжает разрабатывать проблему превращений как вполне научную ( 10_65 ).
Обсуждение на этой конференции ярко высветило способности многих из официальных руководителей науки в СССР манипулировать своими взглядами в зависимости от изменения конъюнктуры. Подобно хамелеонам, они меняли свою окраску, нисколько не заботясь о своем добром имени. Так, А.А. Имшенецкий - директор Института микробиологии АН СССР встал в позу борца с "антинаучными извращениями" и, не обмолвившись даже словом, что и он в недавнем прошлом восхвалял Бошьяна и ему подобных и публиковал липовые доказательства существования живого вещества и превращений микроорганизмов, теперь сменил пластинку.
Он стал отрицать саму возможность перехода вирусов в бактерии, за которую еще продолжали держаться Г.П.Калина и В.А.Крестовникова, якобы еще продолжавшие видеть в своих опытах подобные превращения. Как сообщалось в отчете о конференции, Имшенецкий и Тимаков "доказывали, что эти взгляды не имеют пока достаточного обоснования. Последние [т. е. Имшенецкий и Тимаков - В.С] отвергли также связь между фильтрующимися формами вирусов и фильтрующимися формами бактерий. Они считают, что фильтрующиеся вирусы - это особый класс живых существ, возникающих в процессе эволюции" ( 10_66 ).
В 1954 году Бошьян попытался спасти обрушивающееся здание своей "теории" популярной у всех льюенкоистов "подпоркой", указав на важные практические выходы, вытекающие из его концепции ( 10_67 ).
Он писал: "Предложенный нами комплекс оздоровительных мероприятий по инфекционной анемии лошадей ... был проверен ... в семи областях Советского Союза более чем на 50 тыс лошадей. Из 220 пунктов, где проводились указанные мероприятия, оздоровлено от инфекционной анемии со снятием карантина в 206 пунктах, или в 90.4%" ( 10_68 ).
Однако легко было представить, что за "оздоровление" несли его препараты больным лошадям и какова была степень ответственности и грамотности тех, кто лихо подмахивал резолюции о снятии карантина в 206 населенных пунктах. В это время Г.М. Бошьян подписывался уже не иначе как "доктор биологических наук, профессор" (см., например, 10_67 ), он уже руководил не только большим отделом во Всесоюзном институте экспериментальной ветеринарии МСХ СССР (кстати, этот отдел именовали теперь Отделом микробиологии и биохимии), но и солидной по размерам лабораторией по изучению изменчивости микробов Института экспериментальной медицины АМН СССР и аналогичной лабораторией в Институте микробиологии и иммунологии имени Н.Ф. Гамалея АМН СССР ( 10_70 ). Бошьян добился того, что его работы были засекречены . В этих условиях он мог творить за дверьми лаборатории, у которых стояли вооруженные охранники, все, что ему взбредет в голову. Под его началом трудилось несколько сот научных работников (в публикациях он упоминал тех, кто якобы подтвердил его концепцию - М.Д. Утенков , А.К.Абрамян , С.И. Берулава , Е.Ш. Акопян , О.Д.Сила , И.И. Оробинский , Р.Д. Сергеев , А.П. Аликаева и др.).
Тем не менее, этот размах не вел к углублению исследований, к постановке более добротных опытов и к обоснованной их трактовке. Стиль работы огромного коллектива оставался все тем же - халтурным и вызывающе самоуверенным. Разумеется, это рождало ответную реакцию специалистов.
Академия меднаук СССР и Минсельхоз СССР были вынуждены образовать специальную комиссию из авторитетных ученых для проверки деятельности бошьяновских лабораторий. Комиссия пришла к единодушному мнению, что вместо научных изысканий Бошьян занялся их профанацией. Теперь деваться было некуда, надо было принимать меры к прекращению вредной деятельности. Но беда заключалась в том, что приказы о разворачивании гигантских лабораторий Бошьяна принимались на правительственном уровне ( 10_71 ), оттуда же поступали распоряжения о засекречивании его работ как исключительно важных для государства, и потому ни руководство АМН СССР, ни тем более директора институтов, в которых были лаборатории Бошьяна, не имели права своей властью прекратить ненаучную деятельность.
Понадобилось, чтобы министр здравоохранения СССР Ковригина обратилась с письмом к Председателю Совета Министров СССР Маленкову с просьбой закрыть лаборатории Бошьяна и лишить его звания доктора наук и профессора. От Маленкова это письмо было переслано Первухину , и только после этого поступило разрешение на закрытие этих научных подразделений ( 10_72 ). Согласно справки директора Института имени Н.Ф.Гамалея академика Выгодчикова на деятельность "секретного научного центра" Бошьяна только в данном институте было истрачено 1 млн. 330 тыс. рублей, цифра по тем временам огромная ( 10_73 ).
В.Н. Орехович подвел итоги научного обсуждения проблемы в целом, сделав такое заключение: "... выяснилась вся беспочвенность и бесплодность "идей" Бошьяна, который ... не "игнорировал" накопленные современной наукой данные, как это утверждали некоторые товарищи, а просто не знал об их существовании" ( 10_74 ). Орехович нашел вполне убедительную форму демонстрации главного феномена, сопровождавшего квази-научную работу Бошьяна, - его мелкого шулерства.
Во-первых, Бошьян в "Ответе нашим критикам" ( 10_36 ), пытаясь любой ценой увернуться от обвинений в элементарной безграмотности, сжульничал, исказив фразу из рецензии Ореховича ( 10_75 ), что, вполне понятно, не прошло незамеченным ( 10_76 ). Во-вторых, Орехович поймал неуклюжего махинатора на том, что он перекроил фразу Ленина на свой лад. "Остается только удивляться, - писал Орехович, - как Бошьян даже предельно простой фразы Ленина не только не понял, но и не сумел правильно переписать" ( 10_77 ). Орехович, конечно, прекрасно осознавал, что упоминание о неспособности Бошьяна переписать одну единственную фразу никто не поймет буквально.
Бошьян был жуликом в науке, человеком малограмотным ( 10_78 ), но все-таки по-русски говорил сносно. И когда Орехович в середине 70-х годов рассказывал мне о своей критической статье по поводу бошьяновских художеств, он упоминал, что старался так написать об этом, чтобы все поняли: речь идет не только о безграмотности Геворга Мнацакановича, о незнакомстве "с элементарными основами микробиологии и химии", но и о более серьезном грехе, несовместимом со званием ученого. Речь шла о действиях, возможно, обычных среди жуликоватых рыночных торговцев, но абсолютно неприемлемых в науке. Ведь подтасовка данных, манипулирование высказываниями оппонентов, попытка привлечения цитат из политических трактатов с целью "оглоушить" тех, кто "выступал на вы" с открытым забралом, никак не вязалась с высоким званием ученого.
С тех пор упоминания об "открытиях" этого сторонника Лысенко исчезли со страниц советской печати. Самоуверенное заявление горе-реформатора:
"Мы убеждены в том, что открытые нами закономерности помогут советским микробиологам полностью освободиться от отживших метафизических представлений, внушенных работами зарубежных авторов, и быстрее выполнить исторический наказ товарища Сталина - "догнать и превзойти в ближайшее время достижения науки за пределами нашей страны" ( 10_78 ) осталось за пределами науки. Его "закономерности" нисколько не помогли советским микробиологам и лишь отвлекли силы на перепроверку домогательств махинатора, домогательств, широко разрекламированных в печати, но ничем реально не подкрепленных .
Ссылки: