Чалтырь

Мы с князем возвращались на фронт. За несколько дней положение на Таганрогском фронте изменилось. Поднялись казаки ближайших станиц (вернее, их искусственно подняли, так как настроение казаков было неуверенное), и хорунжий Назаров , начальник партизанского отряда, решил ударить с ними на село Салы , где, по сведениям, находились большевики. Разведки достаточной не было. Хорунжий бросился "на ура" и налетел на значительные силы большевиков с артиллерией. Казаков разбили. Они в беспорядке бежали, оставив под Салами раненых и убитых.

"Подъем" - упал, казаки замитинговали: "нас продали", "нас предали", "опять ахвицара!". Подъезжая к Хопрам, мы застали такой митинг. Казаков пробует уговорить новый нач. участка ген. Черепов , но бесполезно: казаки решили расходиться по домам. Пробует уговорить их и священник ст. Гниловской с распятьем на груди (Священника ст. Гниловской, взяв станицу, повесили большевики. (Примеч. авт.)). Он поднимал казаков, ходил с ними в бой, но теперьего не слушают.

"Чего нам говорить!" -

"Сами знаем, что делать!" - "Идем по домам!"

- "Нет, где этот начальник наш, туды его мать? Где он, мать его... Убежал, сволочь!"

Казаки разошлись. Их выступление только обострило положение. К нашему отряду придана часть кавалерийского дивизиона полк. Гершельмана , и мы двинулись к селу Чалтырь, на окраине которого и расположились. Село Чалтырь - очень богатое. Жители его - армяне. Мы ждали радушного приема; но жители сторонятся нас, стараются ничего не продавать, а что продают, то по крайне дорогой цене. В разговорах с ними пытаешься рассеять неприязненное отношение, но наталкиваешься на полное недоверие и злую подозрительность. Стоим день. На другой, поздним вечером, получен приказ: отойти на Хопры . Вышли в степь. Мороз, ветер, темь, метель. Засыпает снегом, трудно вытаскиваются ноги, колонна растянулась по одному... Идем, вязнем в снегу; остановились - дороги нет. Ветер налетает, гудит по винтовкам. "Провод телефонный ищите! по нему пойдем!" - кричит кто-то. Люди толпятся, как стадо, мерзнут, ругаются, лезут по снегу искать дорогу. Слышны голоса: "руку отморозил", "давай сюда винтовку!", "оттирай, оттирай скорей!". Начинается легкая паника. Трут друг другу руки, лица. Более слабые стонут. Наконец нашли дорогу, опять поплелись по глубокому снегу. То и дело слышно: "пожалуйста, потри, потри, совсем замерзла, не слышу, ей-Богу..." Кто-то едет навстречу, поравнялся с головой колонны, и все остановились. По ветру доносится раздраженный голос полк. С.: "так чего же раньше не телефонировали! Я людей обморозил!" - "Генег'ал отменил приказание,- отвечает лейб-улан. полк. Гершельман,- вам надо возвратиться в Чалтыг'ь". Среди отряда ропот, ругань... "сволочи, это всегда у нас так!", "сидеть в вагоне-не в степи мерзнуть", "безобразие, не могли раньше позвонить!". "Я впег'ед поеду, полковник",- говорит Гершельман, садится в сани и скрывается в холодной темноте. Повернули назад. Теперь еще холоднее, ветер бьет в лицо. Люди торопятся, сбиваются с дороги, еще чаще: "потрите, господа, ради Бога", "ох, не могу идти". Останавливаются кучки, некоторых оттирают, других еле-еле ведут под руки. "Господа, капитан в поле остался",- кричит кто-то. "Ну, что же делать, из села пошлем подводу",- отвечают другие, торопясь вперед. Огоньки - пришли в Чалтырь. Поверка людей - трех недостает. В поле едет подвода и два офицера: искать. Из ста двух человек 60 обморозились. Тяжело обмороженных отправляют на Хопры и в Ростов.

Полк. С. доносит, требует теплых вещей. "Выслано, выслано",- отвечают из штаба, и мы ничего не получаем по-прежнему. Весь отряд обвязан бинтами, платками, тряпками...

Ссылки: