Ландау и любовь

Одна из самых излюбленных тем разговоров Дау - любовь. Когда по вечерам к Коре заходят приятельницы, Дау сбегает вниз и с места в карьер осведомляется; "О любви не будете говорить?" - Нет. А о чем?"- О платьях" "Да. - Неинтересно," фыркает он и убегает к себе.

В научных спорах Дау так часто бывал прав, что усвоил безапелляционный тон в разговорах на любую тему. Это относится и к проблемам любви, о которой он так любит поговорить.

Иногда кто-нибудь из учеников не выдержит и переходит в атаку: "Дау, я знаю, что вам ничего не стоит опровергнуть все мои доводы, здесь я и не пытаюсь спорить с вами, но есть вопросы, в которых я прав, а вы ошибаетесь. Ваше умственное превосходство не позволяет мне доказать свою правоту, однако объективная истина на мое стороне.

" Но что это за истина, которую нельзя доказать" - парирует Дау. Дау выходит. Побежденный поднимает голову.

"Когда Дау занимается наукой, он теоретик, когда начинает думать о любви, в голове - кабак," говорит он свидетелям сцены.

Зная о готовности своего патрона поговорить о любви, ученики то и дело затрагивают эту тему.

"Дау, как надо кончать роман? - Как бы вы поступили, если бы разлюбили женщину" "Я бы ей сказал, что я ее больше не люблю. " Дау, вы жестокий человек. "Я?! - Но ведь это правда!"

На следующий день Ландау бегает по институту и всех останавливает: "Слыхали?" - Х. сказал, что я жестокий человек! Он всегда говорил жене о своих увлеченпях. Вначале такая откровенность доставляла Коре много неприятных минут. Дау приходит домой и с сияющими от восторга глазами рассказывает, с какой хорошенькой девушкой только что познакомился. Кора знала, что он никогда ее не обманывал, не лгал ей. Жена - друг, а другу можно рассказать все. Хотя в глубине души она не могла избавиться от ревности, но за четверть века совместной жизни Дау настолько "перевоспитал" ее, что она на все смотрела его глазами.

Однажды она пожаловалась сестре: "Ты понимаешь, какое безобразие! Девчонка назначила Дауньке свидание, а сама не пришла! Он два часа стоял на морозе, чуть воспаление легких не схватил!"

Иногда Кора пыталась как-то повлиять на легкомысленного Дау.

"Чудесный человек,- вздыхая, говорит она об одном из близких знакомых. Он никогда не изменял своей жене".

" Ну, это зря," не задумываясь, выпаливает Дау." Если мужчина такой лодырь, от него мало толку.

Казалось, всю жизнь ему не дают покоя лавры донжуана. Известно, что семидесятипятилетний Бернард Шоу на вопрос: "Как бы вы хотели умереть? - ответил:- от руки ревнивого мужа!" Дау был в восторге от этой фразы. Она вошла в число тех шуток, которые повторялись бесконечно. Друзья и аспиранты говорили: "Ну, Дау завел свою любимую пластинку".

Дау возвращается домой. В комнате жены горит свет. Он тихонько стучится к ней в дверь. "Коруша, ты спишь?"- "Нет".

"Ты знаешь, меня сейчас спустили с лестницы!"- с сияющим видом сообщает он.

"Ты не ударился?" - пугается жена.

"Нет, я успел схватиться за перила. Как ты думаешь, сейчас не поздно позвонить Артюше?" Половина двенадцатого. "Позвони лучше завтра," советует она. Оказывается, некая супружеская пара пригласила его на чашку чаю. Дау не сводил глаз с хозяйки дома. Муж ее не выдержал и весьма резко заявил, чтобы Лев Давидович к ним больше не приходил.

"Особа плакала, субъект злился, а я вовсе не торжествовал," - рассказывал Дау Алиханьяну .

Утро. В голубой кухне с белоснежными занавесками особенно хорошо в час завтрака, когда стол уже накрыт и все дышит теплом и уютом.

Безупречно выбритый, радостный, Дау садится к отолу, начинает есть, разворачивает газету. Читает и с усмешкой произносит:

"Да-а, осрамились англичане! Иден, мужчина высокого роста, из тех, которые так нравятся Коре, а какой оказался скряга! Из-за каких-то там денег поднять весь этот скандал!"

Удивительно заботливым и внимательным был Дау к своим близким, особенно к жене.

"Единственно, чего мне хочется, это чтобы ты была счастливой... Счастливой ты должна быть обязательно, все равно, хочешь ты этого или нет. И то, что ты всячески саботируешь счастье, пытаясь быть несчастной под всяческими жульническими предлогами, меня совершенно возмущает","- писал он Коре летом 1939 года.

Через несколько дней он старается объяснить свою мысль более подробно:

"...Для того, чтобы я не нервничал, самое главное, чтобы тебе было хорошо, и даже не просто хорошо, а очень хорошо, и притом все время". "Ведь я отвечаю не только за то, чтобы у тебя не было неприятностей, а чтобы ты была вообще счастливой",- говорит Дау в другом письме. "Если бы я только мог быть уверен, что ты совсем, совсем счастлива!" - восклицает ои. Иногда он жалуется:

"Как жалко, когда от тебя нет писем, чтобы перечитывать их. Те письма, которые пришли за время моего отсутствия, к сожалению, совсем для этого не годятся. Ты не думай, Корунечка, что это оттого, что они "плохие"; дело просто в том, что когда я читаю их, то мне кажется, что тебе очень плохо, и от этого становится очень грустно. Ведь я так люблю мою чудную сероглазую блондинку, которая хитрым образом ни за что не хочет быть счастливой".

Он пишет ей о проблемах жизни, и слова его убедительны:

"...Ведь мы живем всего только один раз, и то так мало, больше никакой жизни не будет. Ведь надо ловить каждый момент, каждую возможостъ сделать свою жизнь ярче и интереснее. Каждый день я с грустью думаю о том, сколько неиспользованных возможностей яркой жизни пропадает. Пойми, Корунечка, эта жадность к жизни ничем не мешает моей безумной любви к тебе".

Дау не удалось сделать ее счастливой. Он это и сам знал. Иначе бы не называл Кору "страдалицей".

Конечно, его в этом нельзя обвинять. Когда я стала доискиваться, почему же Кора "ни за что не хочет быть счастливой", Надя ответила: "Там было запрограммировано совсем другое. А бабушка - еще понятнее:

"Такой характер. Мрачный. Она и девочкой была такая.

Однажды я спросила у Коры, была ли она счастлива, так она разрыдалась и долго не могла успокоиться. Потом в момент откровения у нее вырвалось:

- "Папа любил Верочку , мама - Надю , а ко мне относились безразлично. Я им была не нужна. Меня сделали домработницей. Как же: Вера прекрасно рисовала, играла в любительских спектаклях, Надя лучше всех училась, а я -как Золушка в родной семье. Я работала на всю семью. Нет, я никогда не была счастливой".

Быть может, она немного преувеличивала, но бабушка не любила свою среднюю дочь и, сохраняя внешне доброжелательные отношения, никогда не обращалась к ней с ласковым словом, никогда не писала ей таких писем, как Наде или маме. По всей вероятности, родители были несправедливы к Коре с раннего детства. Что же касается мужчин, то они переоценивают свои силы, считая, что могут изменить характер любимой женщины. Такого не бывает. Себя Дау сделал счастливым, это ему, безусловно, удалось.

Надо повторить еще раз, что он отличался легким, жизнерадостным характером. Это особенно бросалось в глаза в домашней обстановке. Кора как-то сказала: "Не знаю, как это женщины могут терпеть, когда мужья вмешиваются в их дела. Мне Дау ни разу в жизни не сделал ни одного замечания по части хозяйства."

У них были совершенно непохожие характеры, у Дау и у Коры. Насколько он был общителен, настолько она - замкнута. И знакомых, которые бы приходили к ней в гости, в Москве было мало. Если же приходил кто- нибудь из старых подруг, Дау охотно присоединялся к разговору.

Мне особенно запомнился жаркий июльский день, когда мы отправились на дачу и Дау всю дорогу декламировал в машине стихи. В тот раз я впервые услышала от него о том, что самой ценной своей теорией он считает; теорию о жизни. У него было мечтательное настроение. Неожиданно он сказал:

"В мире нет ничего прекраснее и возвышеннее любви".

"А наука?"

"Они равны".

"А для тебя что имеет большее значение?"

"Одинаковое значение." И грустно добавляет: - "Я создал несколько неплохих физических теорий, но как жаль, что не могу опубликовать свою самую лучшую теорию "- как надо жить. Эта теория проста.- Надо активно стремиться к счастью, любить жизнь и всегда наслаждаться ею".

Однажды Ландау навестил старенький гимназический учитель. Лев Давидович с любовью смотрел на высокого старика со строгой белой бородкой. Учитель па радостях прослезился. Дау не знал, куда усадить гостя он весь расплылся в улыбке, когда учитель, немного успокоившись, сказал: "Лев, только теперь я могу честно сознаться, как я боялся тебя, то есть вас..." Ландау сделал рукой протестующий знак,- тебя спрашивать. Ведь я иногда на мог понять, как, каким способом ты решаешь задачи. Вот ученик был так ученик..".

Ссылки: