Как уезжали...(воспоминания Е. Кумпан)

Выходим большой компанией от Саши Кушнера . Жил тогда Саша у Нарвской заставы, точнее - на проспекте Стачек. Бредем к метро - парами, тройками, небольшой толпой. Я оказываюсь рядом с Геной Шмаковым и тихо говорю ему: "Ну что, Гена, уезжаешь?.. "Стариков" оставляешь нам хоронить?.." Я иногда с ужасом думала, что если не нарушится очередность какой-нибудь случайностью - то нам предстоит когда-нибудь их хоронить. И когда кто-либо из нас уезжал, я вслед думала: "А нам хоронить..." Гена вздрогнул, сбился с шага и ответил: "Зачем же ты так... Я как раз предпочел бы кое-кого, когда уж придется, похоронить сам..." Я виновата. "Старики" пережили Гену. Он умер раньше. Мы пришли прощаться с Ефимовыми. Дома были Игорь с Мариной и младшая - Наташка . Лены , ровесницы моего Сережи, не было дома. Когда-то мы с Мариной гуляли вместе с ними, двухлетними, придерживая за воротники шубок. Мы тогда жили напротив друг друга на улице Кабинетской (Правды), разделенные жиденьким бульварчиком - другого места для прогулок с детьми не было. На сей раз с нами пришла Лида , которая тут же затеяла с Наташкой увлекательную игру. Они бегали по квартире и прятались. То и дело раздавался топот, смех, веселая возня. Мы же, взрослые, сидели подавленные. Марина рассказывала, как героически собирается в дальние страны ее чуть ли не столетняя бабушка: она не согласна расставаться со своей фамильной серебряной ложечкой (драгоценности, как известно, вывозить не разрешалось) и нашла остроумный способ ее спрятать. Как всегда в таких случаях - разговоры велись "ни о чем". В какой-то момент мы с Игорем остались вдвоем, и я задала вопрос, ответ на который хотела услышать именно от него: "Послушай, ты ведь изучал историю и знаешь этапы всех когда-то случившихся революций, прежде всего - английской. Ты сам описал, как причудливо менялись эпохи, возвращались на круги своя рухнувшие политические системы. Ты не допускаешь, что может повернуться дело так, что рухнет советская власть и у нас тоже наступит какое-то просветление и утвердится более нормальный строй?.." Глаза Игоря налились слезами: "Понимаешь... Конечно, в истории бывало всякое. Но такого, чтобы окружили войсками население крупного города, вытеснили людей куда-то на окраину - и больше их никто не видел... Такого не было никогда и нигде!.." - Игорь заплакал. Я понимала, что он говорит о событиях на юге, о голодном стихийном бунте в Новочеркасске ... Когда мы уже прощались у двери, Наташка обняла колени долговязой Лиды и, задрав личико, проскулила: "А когда ты следующий раз придешь поиграть?.." И тогда Марина произнесла: "Да, это тот самый вопрос..." Борис Всеволодович Шуплецов встретил меня однажды словами: "Сон мне сегодня приснился - удивительный! Будто снимают памятник Дзержинскому... Окрутили его веревками и качают, и качают!.. А я смотрю на это и глазам не смею поверить! Опустился на колени на углу, у "Детского мира", молюсь, прижавшись к стене, и повторяю в слезах: "Господи, спасибо, что дал мне увидеть это, дожить до светлого часа!.."". Выслушала я рассказ об этом удивительном провидческом сне где-то в середине 70-х. Я тогда, приезжая изредка в Москву, обязательно заходила к Шуплецовым узнать новости о своих друзьях, Сереже Артамонове и Наташе, дочке Шуплецова . Они уже давно, поскитавшись по миру, осели в Медоне под Парижем. Наташа писала подробные письма родителям и пересылала их с оказией. К нам в Питер они тоже иногда засылали своих милых иностранных посланников. Так и тлела связь между родными душами... Борис Всеволодович умер в начале 80-х. Ему помогли умереть. Сперва, в связи с отъездом детей (не досмотрел, сукин сын!..) - уволили с работы, выгнали из издательства (он занимал некий пост в славянской редакции и снабжал переводческой работой всех способных и небогатых поэтов), а потом (и того хуже!) в какой-то момент ворвались с обыском в квартиру на Малой Молчановке, перевернули весь его кабинет. При этом гэбэшники кричали один другому: "Ты Умку ищи!.. У него должна быть Умка!" Имелась в виду YMCA-Press. Им было известно, что Наташа работает в Париже в этом издательстве. Правда, всего- навсего корректором, но... И вот - август 1991-го. Я стою на Лубянке в толпе и наблюдаю, как Железного Феликса "окрутили" тросами за шею и раскачивают. Видит ли это Борис Всеволодович оттуда!.. Или на самом деле, как иногда со страхом думается, оттуда уже ничего не видно?!.

Ссылки: