Елена Купман: кампания за восстановление памятника Александру III

"Сегодня 90 лет Д. С. Лихачеву . Все программы ТВ и радио раскалились, только и речи, что о нем..." (Дневник. 28.11.96). Вспомнила и я один эпизод. Было это в 1967 году. Сереже, моему сыну, не было еще семи лет, а Лидочке - чуть больше года. Я жила с детьми на своем родном Васильевском, в своих бывших детских комнатах. Жила одна. Мне было нелегко. Всячески нелегко. Мама и сестры жили отдельно. Глеб вырывался редко из Москвы, потом так же редко из Эльвы. И несмотря на это - вспомнить весело, чем я занималась, что у меня на уме было!.. Русский музей подготовил выставку Паоло Трубецкого . В том году отмечалось его столетие. И я, разумеется, побывала на ней. Пока я бродила по выставке, во мне созрела мысль, что к юбилею этого забытого скульптора хорошо бы "поднять волну" относительно памятника Александру III . Памятник был, безусловно, шедевром Паоло Трубецкого, но, как известно, он смыт был очередной волной революционного энтузиазма в 1920-х, убран со Знаменской площади перед Московским (тогда Николаевским) вокзалом, где первоначально был установлен. Но он не был уничтожен, как многие другие, сохранился, к счастью... Вот мне и пришло в голову соорудить письмо от имени "общественности", что, мол, пора этот интереснейший монумент извлечь из двора-колодца Русского музея, где он сперва валялся, а потом все-таки занял вертикальное положение и застыл среди музейной рухляди и сора. Все "посвященные" обычно взглядывали на него, воровато приподнимая занавеску, когда проходили по галерее, соединяющей Михайловский дворец и здание Бенуа. И, вероятно, не одной мне приходило в голову, что хорошо бы поставить его на площадь - ну, не обязательно Знаменскую, если властям этого так уж не хочется (обелиска, который петербуржцы мигом окрестили "стамеской", еще там не было), есть и другие адреса в городе. Можно было бы выбрать для него такое место, где он бы стоял в окружении зданий времен Александра III, то есть - в ансамбле архитектуры 80-х годов, и лучше бы всего - доходных домов той эпохи. Ну, например... Далее предлагалась Покровская площадь (Тургенева) или обширное пространство в створе Конногвардейского бульвара, в том месте, где он выливается на Николаевскую площадь (по-советски - Труда). Там все стили смешаны, а простора для обозрения более чем достаточно... Я поделилась своими мыслями с Мишей Гординым , скульптором, историком, ныне известным писателем, создателем издательства "Пушкинский фонд" . Мы тогда были дружны, близки, часто виделись, и, встретившись очередной раз, мы сочинили письмо... Теперь дело было за общественностью. И я решила обратиться к Дмитрию Сергеевичу Лихачеву . Тем временем как раз наступило лето, и я выехала с детьми в Комарово, на дачу. Собралось там, как обычно, все наше огромное семейство, а я, как всегда, работала и ежедневно вечером приезжала к детям. Приближалось время ехать в экспедицию на Север... Вообще дел было предостаточно. Но все-таки в ближайшее воскресенье я отправилась к Дмитрию Сергеевичу Лихачеву с перепечатанным, отредактированным и подготовленным всячески текстом письма о памятнике Атександру III. Дмитрию Сергеевичу сталинской академической дачи в Комарово не досталось, поэтому он, несколько ранее описываемых событий, включился в кооперативное строительство, которое наметилось там же, в Академяках . Как раз к лету 1967 года было начерно готово довольно большое здание, рассчитанное на определенное количество дачных квартир. Участок был выбран неудачно - у самого шоссе и железной дороги, мелкий, мусорный лесок, болотистая почва, еще не очень убранная территория... Мы мимо этого участка обычно ходили к заливу: от нашей дачи, которую мы снимали на Озерной, по лесной дорожке напрямик. Минуя дачу Граниных, которая была напротив, мы проходили мимо Жирмунских по болотцу, а дальше через Песчанку - большой песчаный холм, на котором любили играть мои дети, - далее через железную дорогу и по тропинке вниз, к заливу, мимо участка, где как раз и поселился с недавних времен Дмитрий Сергеевич Лихачев. Вот этим исхоженным путем я и отправилась к нему с письмом. Кстати, внутри эти дачные квартирки были уютны. Оказалось, что они двухэтажные, с просторным красивым холлом внизу. Домработница поднялась наверх, чтобы позвать хозяина. Я, стоит прибавить, пришла без звонка - я не знала телефона, да, кажется, его и не было тогда еще на даче, но... нравы интеллигентские в Петербурге были в те времена простые и допускали такую невежливость в какой-то экстремальной ситуации. Она извинялась, ибо интеллигенция старалась, полагаясь на инстинкт, сбиться в кучу, чувствуя свое одиночество среди моря недоброжелательности. Как говаривала Руня Серман, когда ей приходилось знакомить кого-либо из своего круга - "чтобы больше народа шло за гробом". Так вот, я, извинившись, представилась, как смогла, Дмитрию Сергеевичу, сослалась на рекомендацию Дмитрия Евгеньевича Максимова (дескать, он советовал по этому делу обратиться прежде всего к вам), и сразу, изложив суть вопроса, протянула письмо. Он его внимательно прочел. Произнес очень польстивший мне комплимент: заметил, что хорошо выбраны места для установки памятника. Сделал также одно мелкое, но устыдившее меня замечание - предложил убрать обращение "Дорогая редакция!" - это, мол, звучит по-детски (мы посылали письмо в "Ленинградскую правду", чтобы газета от своего имени поставила вопрос перед организациями, которые должны были решать дело практически). Но в остальном Дмитрий Сергеевич не только одобрил саму идею и сочиненный текст, не только сразу же поставил под ним свою подпись, но, зараженный нашим энтузиазмом, дал мне ряд адресов академиков, к которым попросил меня зайти тотчас же и подписать у них письмо!.. А потом, если мне не трудно, вернуться к нему, рассказать, как обстоят дела, и решить, как действовать дальше!.. В общем, с Дмитрием Сергеевичем я оказалась на две- три недели связана этим предприятием и не раз заходила к нему. Не могу вспомнить сейчас уже, к кому именно Д. С. меня посылал. Запомнилось только, что один человек - и это был математик, академик, если я не ошибаюсь, поколебался, поколебался и не подписал письма. И хотя мне и не хотелось ябедничать и я предполагала скрыть сей эпизод от Дмитрия Сергеевича, но он настойчиво расспрашивал именно об этом академике, так что мне пришлось сознаться, что тому "не очень хочется подписываться" под текстом нашего письма, и я видела, как Д. С. был этим взволнован и даже негодовал, но вслух ничего не произнес. Эта история с письмом долго потом тянулась... Кстати, после того как нам позвонили из Русского музея и Миша сходил туда по их приглашению "для разговора", стало ясно, что вопрос о памятнике нами не зря был поднят и камень мы слегка качнули. Да и потом, через годы до нас доходило эхо нашего письма. В частности, помню разговор с архитектором Сперанским в Доме литераторов, когда он, втянутый в дискуссию о памятнике Александру III, вынужден был отвечать на вопросы и произнес безапелляционным тоном, что в городе этот памятник установлен, конечно, не будет, но вот на музейной территории... "А как вы относитесь, например, к площади перед Петропавловским собором?" - добавил Сперанский. На это я сказала, что площадь все-таки жалко занимать, уж очень она хороша сама по себе и выполнена совсем в другом стиле, а вот в городе можно было бы найти подходящее место... "Нет-нет, об установке памятника за пределами музейной территории не может идти речи", - отрезал Сперанский. Так вот, из всей этой истории с письмом я запомнила еще один прелестный момент: Дмитрий Евгеньевич Максимов, подписывая его, произнес смеясь, что письмо он, конечно, подпишет, но никогда не забудет, как "Лена добивалась, чтобы к пятидесятилетию Октябрьской революции восстановлен был памятник императору Александру III!..". И действительно, 1967 год был юбилейным не только для Паоло Трубецкого! Я подняла на ноги всех своих старших друзей и, закончив все, уехала на Кольский, в очередную экспедицию. Последней я принесла письмо уже перед самым своим отъездом Елизавете Алексеевне Уваровой . Это была моя любимая актриса в Театре Комедии. Помню, как она играла в "Физиках" Дюрренматта. За эту роль ее называли (кажется в лондонских рецензиях) Ричардом III! Обидно, что ее мало занимали. Точнее - в тогдашнем беззубом репертуаре почти не было для нее ролей, а сыграть она могла что угодно! Великая актриса! Я познакомилась с ней у Эльги Львовны Липецкой . Уварова любила стихи - и к моим, в частности, относилась с незаслуженным вниманием, так что чуть позднее я ей подарила свою книжку. А тогда, во время эпопеи с письмом, Эльга привела меня к ней в знаменитый дом Бенуа на Каменноостровском 26/28. Была пора молодой картошки, и Уварова кормила нас ею попросту на кухне. Она, как всегда, замечательно острила, рассказывала театральные приключения, шутила, прочла наше письмо, решительно взялась за перо, а Эльга ей сказала под руку: "Все свои ордена и звания напишите!.." Елизавета Алексеевна позднее, в 1970-х играла в спектаклях у Вадима Голикова, бывшего несколько лет главным режиссером Театра Комедии. Помню, что в какую-то из дальних командировок мне пришла весть о ее кончине... И вот теперь памятник стоит на месте броневика перед Мраморным дворцом. Не самое удачное место для него, но лучше, чем во дворике Русского музея.

Ссылки: