|
|||
|
Королев С.П. в Москве в Бутырке, свидание с женой
Королев С.П., после возвращения с Колымы , как и в 1938 г. после ареста, заполнил анкету арестованного, его сфотографировали анфас и в профиль, сняли отпечатки пальцев. О том, что он уже в Москве, в семье еще не знали, и бабушка решила пойти на разведку. В приемной НКВД на Кузнецком мосту она сумела, не имея пропуска, проскользнуть мимо дежурного на второй этаж. Перед ней было несколько не обозначенных табличками дверей. Повинуясь подсознательному чувству, она постучала в одну из них. В кабинете сидела немолодая женщина. Бабушка сказала, что пришла просить разрешения передать больному сыну, вернувшемуся по вызову с Колымы, пачку сахара и кусок сала. На вопрос, откуда она знает, что сын вернулся и что он болен, бабушка ответила, что правду сказать не может, а врать не хочет. Женщина куда-то позвонила и удостоверилась, что заключенный С.П. Королев прибыл в Москву и действительно находится в плохом состоянии. Она попросила, чтобы его осмотрел врач. Поблагодарив за заботу и внимание, бабушка, безмерно обрадованная тем, что сын уже точно в Москве и что ему помогут, поехала домой. 2 марта 1940 г. следователь Быков подготовил очередное постановление о продлении на один месяц срока следствия и содержания под стражей отца в связи с необходимостью "провести ряд следственных мероприятий: допросить свидетелей и документировать вредительскую работу". В первых числах марта 1940 г. мама получила открытку, которой уведомлялось, что ей разрешено свидание с мужем в Бутырской тюрьме в такой-то день и час. Приняв изрядную дозу валерьянки, она отправилась туда. У входа в тюрьму уже стояли в ожидании обе мои бабушки - на всякий случай: если маму не выпустят, они будут знать об этом и тогда Софья Федоровна немедленно займется моим удочерением. Это первое после ареста мужа свидание с ним мама помнила всю жизнь и подробно описала его. Вот ее рассказ: "Пошла я туда. В зале ожидания собралось много людей. Через какое-то время нас ввели в помещение, разделенное тремя решетками. За одной, дальней от нас, словно звери в зоопарке, вплотную друг к другу стояли заключенные. На расстоянии 15-20 см от первой была вторая решетка, потом пространство, по которому ходил часовой, а затем третья решетка, разделявшая часового и нас - родственников, кричащих что было сил. Вид у Сережи был страшный. Изможденный, обросший щетиной, он плакал навзрыд. Я из последних сил держалась и не проронила ни одной слезы. Чувствовала, что если еще и я расплачусь, будет вообще что-то ужасное. Мы пытались говорить... О чем? О чем можно говорить в такой обстановке? Чем я могла его утешить? Помню, что я ему крикнула: "Ты о нас не беспокойся, я скоро буду защищать диссертацию". Ко мне тут же подскочил часовой со словами: "Здесь о защите не говорят, я вас выведу". Не понял, что речь идет о защите диссертации, и, наверное, подумал, что я говорю о защите Сергея в суде. Вышла оттуда совершенно убитая. Если бы я не была уже седая, то одного этого посещения хватило бы, чтобы полностью поседеть". Ссылки:
|