Показания Р.Э. Классона жандармскому полковнику Шмакову

Итак, приведем выдержки из показаний Р.Э. Классона и Я.П. Коробка, но не в виде обрывистых и не всегда точных цитат из опубликованных в сборнике N 3 материалов группы "Освобождение труда" (1925 год), а в оригинале.

Свидетельствует Р.Э. Классон (из протокола допроса в ноябре 1893 г.): Познакомился я с эмигрантом Аксельродом в г. Цюрихе при следующих обстоятельствах. В августе 1892 года я взял отпуск у инженера Линдлея , на службе у которого я находился в течение моего двухлетнего пребывания за границей, и поехал с женою в Швейцарию, в Лозанну , где жила со своими детьми родственница (жена брата) моей жены, Алина Антоновна Мотовилова . Жена моя ждала разрешения от бремени и приехала для родов в Лозанну. Прожив около трех недель с женою у ее родных, я поехал назад во Франкфурт. По дороге я осматривал фабрики и заводы Швейцарии и, между прочим, заехал на два дня в Цюрих, чтобы осмотреть электротехнический завод "Эрликона" , близ Цюриха, и завод "Эшер и Висса" . Кроме того, у меня было поручение от председателя Электрической выставки во Франкфурте к профессору Веберу при цюрихском политехникуме. Профессора Вебера я не застал, и потому у меня оказалось свободное время в ожидании его. Я знал, что в Цюрихе живет эмигрант Аксельрод и что всякий почти русский, проезжая через Цюрих, заходит, чтобы на него посмотреть. Мне, конечно, захотелось увидеть и поговорить с человеком, о котором приходилось иногда слышать в разговорах студентов, тем более что я не видел ничего преступного в подобном посещении. Со мной был тогда товарищ мой Коробко, который по моему приглашению приехал во Франкфурт и вместе со мной путешествовал по Швейцарии. Аксельрод жил тогда на даче около Цюриха в Аффольтерне, куда мы и без того собирались заехать посмотреть красивую природу. Аксельрод жил, видно, в крайней бедности. Наше посещение его не удивило, так как к нему часто заезжают русские. Он расспрашивал нас обо всем, что делается в России, но не остался доволен нашими ответами, так как мы говорили, что в России всякая нелегальная деятельность прекратилась и что о ней мечтают только студенты младших курсов. (В упоминавшемся ранее жандармском обзоре упоминалось, тем не менее, что в 1892 г. к дознаниям было привлечено 619 "государственных преступников", в 1893-м - 568. МК ) Теоретические разговоры наши, преимущественно на тему в каком направлении пойдет развитие России и Западной Европы, ни к чему не привели. Каждый остался при своем мнении, так как его революционная точка зрения существенно отличалась от нашей эволюционной, по которой роль личности ничтожна перед естественным прогрессом общества. Так как он произвел впечатление человека умного, то мы оживленно спорили, и разошлись, не убедив друг друга. Никаких практических разговоров у нас не могло быть, и он не мог с нами говорить, иначе как с любопытными туристами. Другая встреча произошла тогда же в окрестностях Женевы, куда я ездил к своей сестре (вышедшей замуж за доктора Кристиани при Женевском университете). В Морнэ, около Женевы, жили Вера Засулич и Плеханов , и на них ездят смотреть толпами, как русские, так и иностранцы. Это так близко (на конке) от Женевы, что мы тоже поехали смотреть. Впечатление получилось совершенно неожиданное, так как с именем Засулич соединялось понятие о молодой, экзальтированной девушке, а встретили очень некрасивую старуху, живущую в такой грязи и нищете, что ничего подобного мы не видали раньше. Там же жил и Плеханов. Тут разговор принял иронический характер, нас коробила обстановка, а Плеханову, видно, не понравились наши взгляды и то, что мы не знакомы были с его сочинениями, а потому просили высказать его программу. Разговор сошел на их действительно нищенское житье, и Плеханов заявил, что русская интеллигенция должна бы высылать деньги из России на их содержание. От нас лично он не просил денег и, конечно, не получил бы их даже в случае просьбы, потому что у нас деньги были в обрез на возвращение. Вообще, мы на вопрос о деньгах, как крайне щекотливый, больше отмалчивались. Потом я с удивлением услышал от Водена , русского студента, учившегося в Женеве, который от нечего делать посещал Плеханова, что тот будто принял наше отмалчиванье за согласие передать интеллигенции, что он нуждается в деньгах. Я думаю, что тут перепутал Воден, который на это, по своей болезненности и нервности, вполне способен. Больше ни я, ни Коробко Плеханова не видели, так что этот вопрос остался невыясненным. С Аксельродом я встретился еще один раз в Цюрихе, весною этого года, но видел его лишь мимолетно, так как очень спешил и был в Цюрихе лишь несколько часов на заводе Эрликон, по поручению Линдлея. На этот раз я был один, и благоприятное впечатление, произведенное на меня Аксельродом при первом посещении, рассеялось. Он, вероятно, увидел, что пользы ему от посещения моего не будет, и потому был наружно любезен, но уже не поднимал теоретических вопросов, а говорил о совершенно посторонних вещах, видимо только из приличия. Расстались мы холодно, и больше я о нем ничего не знал. Холодность свою он скрывал под видом любезности, познакомил меня со своей семьей, но говорил уже совершенно другое, чем при первом свидании. Так, я был удивлен, когда он стал доказывать, что теперь в России надо совершенно оставить прежние революционные замашки, а надо поднимать культуру народа и заботиться о его просвещении - словом, на этот раз он повторял все то, что мы говорили ему при первом свидании. Когда он говорил искренно, первый или второй раз, не знаю. Все это я подробно описывал жене, которая была в Лозанне и никого из эмигрантов не видела. Во-первых, потому что совершенно не интересовалась ими (не имея кружкового прошлого и соответствующих воспоминаний), а во-вторых, потому что не могла сопровождать меня, будучи занята то родами, то уходом за ребенком и собственною болезнью. Писал же я ей об эмигрантах потому, что ей интересно было знать, как они мне понравятся, и еще потому, что я жене писал решительно обо всем, интересно или не интересно для нее, просто по привычке сообщать ей все. <...> Вот все мое знакомство с эмигрантами. Могу прибавить, что если бы у меня была хоть тень нелегальной деятельности и если бы я придавал малейшее значение моим посещениям, то наверняка я не привез бы с собою в Россию моей переписки с женою, которая представляет ведь самую биографию, так как от жены я уж конечно ничего не стал бы скрывать и писал совершенно откровенно.

Ссылки: