Классон П.Р. при Берии полностью отрицает свою вину

За полгода перерыва допросов произошло важное событие: в ноябре 1938- го наркомом внутренних дел вместо Н.И. Ежова был назначен Л.П. Берия .

Какие-то следственные дела стали срочно пересматриваться, а кого-то даже выпустили на свободу. На допрос 25 декабря кроме двух следователей пришел и помощник Военного прокурора Ленинградского военного округа, военный юрист 1-го ранга Дмитриев. И П.Р. Классон сделал первую попытку дезавуировать свои "шпионские признания". Из протокола допроса: " - Сколько раз Вы арестовывались германскими властями в Германии? - Я ни разу в Германии германскими властями не арестовывался и никаким репрессиям со стороны последних не подвергался. - В собственноручных показаниях от 11 марта 1938 г. Вы показали, что в 1932 г. были арестованы германской полицией по подозрению в шпионаже в пользу СССР, а сейчас заявляете, что никаким арестам не подвергались. Чему же верить и чем объяснить разноречивость Ваших показаний?

- Мои собственноручные показания от 11 марта 1938 г. являются вымышленными и не соответствуют действительности, что мною было сделано под влиянием сокамерников и в частности арестованного Вестерблом Фридриха Константиновича , который сидел вместе со мной в камере N9, и тюремной обстановкой.

- К Вам со стороны следствия были применены какие-либо физические меры воздействия?

- Нет, никаких мер физического воздействия со стороны следствия ко мне применено не было, и свои собственноручные показания я дал добровольно, но тем не менее они являются вымышленными, по причине того, что я показал выше.

- В своих показаниях от 11/III 38 г. Вы показали, что были связаны по шпионской работе с иностранным подданным, выехавшим из СССР в Швейцарию, Рорбах В.Ф. Последнего Вы охарактеризовали как человека враждебного к Сов. власти. Это тоже не соответствует действительности?

- Данные мною показания о моей шпионской связи с Рорбах не соответствуют действительности, а в остальном отвечают действительности, т.е. в том, что Рорбах выехал в Швейцарию и был враждебно настроен к Советской власти.

- На допросе от 11/III-38 г. Вы показали, что были связаны с крупным шпионом, германским подданным Кобель . Это соответствует действительности?

- Да, эти показания я давал, но они действительности не соответствуют. С Кобель, германским подданным, я был знаком с 1933 г. и одно время был с ним в дружественных отношениях. Последний в политических вопросах не разбирался, а его политические убеждения мне неизвестны.

- Где находится в данное время Кобель и откуда Вам известно, что он является германским шпионом?

- Где находится в данное время Кобель, я не знаю, а так же мне неизвестно, что он шпион. В этой части мною так же даны вымышленные показания.

Эвфемизм "тюремная обстановка" " в фразе про "показания, сделанные под влиянием" означал пытки и избиения советскими чекистами советских же граждан! "Во второй половине июля 1937-го появилось указание Политбюро ЦК ВКП(б), разрешающее применять физические методы воздействия при допросах в ходе следствия по к.-р. преступлениям. В официальном порядке директива о применении пыток, по всей видимости, не рассылалась, и в архивах не обнаружена. Содержание ее восстанавливается по телеграмме ЦК ВКП(б) от 10.01.1939, ограничивающей применение пыток , и по дискуссии на июньском пленуме ЦК КПСС 1957 г. Возможно, Сталин устно сообщил содержание директивы Ежову , который передал его руководящему составу НКВД-УНКВД в ходе совещания 16-20 июля (практически поголовные избиения на допросах фиксируются с конца июля - начала августа 1937-го). ( "Большой террор": 1937-1938. Краткая хроника) Составители Н.Г. Охотин и А.Б. Рогинский.

Пребывание Павла во внутренней тюрьме НКВД на Шпалерной улице и жуткая "тюремная обстановка" подтверждаются, кстати, воспоминаниями Бориса Павловича Соколова , на момент ареста в июле 1937- го работавшего начальником участка корпусных работ крейсера "Киров" на Балтийском заводе:

7 января 1938 года <...> меня <...> перевезли во внутреннюю тюрьму на Шпалерной (Воинова) улице[25]. Поместили в 3-м корпусе, камера N9. Камера около 30 квадратных метров, в ней - около ста человек. Спали в два слоя. Если предыдущая тюрьма досаждала клопами, то здесь к неимоверному количеству клопов прибавились еще и вши . После отбоя надо было суметь заснуть в течение первых пяти минут. При очередной бане вся одежда уходила в автоклав, в "вошебойку", но это мало помогало, так как сама камера не подвергалась никакой дезинфекции. К тому времени я уже оброс бородой, поскольку был не новичок, и в камере получил место не на полу, а на столе. <...> В 9-й камере старостой был певец Попов-Райский . Там были: артист Пушкинского театра Константин Вальяно , доктор Брашниевский , Классон - сын того самого Классона , именем которого названа электростанция, Забудько - начальник Волховского алюминиевого комбината, Алексеев - начальник мясокомбината имени Кирова, бывший царский консул в Тегеране Сабоцинский (90 лет) и другие. Многих избивали, но врачи никак не регистрировали побои. На моей памяти у троих были сломаны ребра, но лечили их в камере домашними способами - обвязывали грудь туго полотенцем. Был прокурор, который под скамейками вскрыл себе вену. Крови было на полу много, но его вынесли из камеры еще живого. Был и такой, что сошел с ума во время следствия. Все звал во весь голос своего сына Юру. В нашем "наморднике" была внизу щель, через которую можно было видеть дворик для прогулки одиночек. Там, на прогулке, мы видели Рокоссовского и прокурора Ленинграда Позерна . <...> Но вот, наконец, через семь месяцев пустого сидения и меня вызвали к следователям. Их было четверо: Дубинин , Смолин , Кучепатов и Лихачев . Да еще начальник отдела Цируль . Предъявили показания [арестованного ранее замначальника корпусного цеха Балтийского завода] Бродского от 15 мая 1937 года, в них он якобы заявил, что я все время получал деньги за вредительскую работу. Пошел "малый конвейер": каждую ночь у следователя стоишь у стены, а днем в камере надзиратели не дают спать. Бил меня только один из следователей - Лихачев, другие не били, а только кричали, изощряясь в ругательствах. Потом пошел "большой конвейер", то есть я стоял у стенки и день, и ночь, только отпускали в камеру съесть баланду, после чего - снова к следователю. Это сопровождалось сильной болью в пояснице и галлюцинациями. Так, например, карта Европы, которая висела на противоположной стене над головою следователя, вдруг превращалась в яркую картину.

Окна следственного кабинета в Большом доме, на четвертом или пятом этаже, где все это происходило, выходили на Литейный проспект, и было слышно, как идут трамваи, скатываясь с Литейного моста. Бывало, мне казалось, что трамвай, сверкая всеми своими огнями, въезжает в следственный кабинет. Пытка путем лишения сна - это очень страшная пытка, и где-то в марте - апреле 1938 года я был как в тумане - дни и ночи слились в одно. У многих от такого состояния сильно отекали ноги, у одного развилась паховая грыжа. Действовало это разрушающе и на психику (из Интернета).

По-видимому, Б.П. Соколов в своих воспоминаниях невзначай "интегрировал во времени" контингент камеры *9 не за один месяц своего "пустого сидения", а затем "малого и большого конвейеров", поскольку П.Р. Классон мог появиться в ней не ранее 4 марта того же года. После допроса последнего 25 декабря 1938 г. следователи стали вызывать разнообразных свидетелей, работавших вместе с ним. Против Павла Робертовича были высказаны в основном достаточно неконкретные мнения: "отличался антисоветским поведением", "интересовался секретными работами" и т.д. Мы попробовали "собрать до кучи" отрицательные и положительные характеристики. И расположить их по отдельности, как в телевизионной программе Михаила Гордона "Гордонкихот".

Итак, "отрицательный потрет", условно говоря. "Каких-либо прямых антисоветских разговоров я от гр-на Классон не слышал. Но из высказываний Классон по тому или иному вопросу, по репликам антисоветского характера, которые можно было слышать от Классон, а так же и по тому, как он высказывался с иронией о Советской действительности, часто восхваляя жизнь в Германии, можно судить, что Классон к Советской власти относился недоброжелательно, больше симпатизируя Германии. Так, например, от Классон часто можно было слышать такие термины как "совдепия", "арийское происхождение", которые имеют распространение среди белоэмигрантов в Германии, причем Классон всегда старался подчеркнуть свое чисто арийское происхождение. Также он часто писал вместо слова "советский" - "савецкий", проводя аналогию между этим словом и словом "дурак - дурацкий" и т.д. В 1935 г., когда производилась проба крови у всего личного состава завода, Классон, подчеркивая свое арийское происхождение, говорил о том, что у него должна быть чисто арийская кровь, а у неарийцов она свертывается и т.д." (из показаний Валентина Васильевича Швецова , инженера расчетной группы бюро паровых турбин завода им. Сталина).

"Как специалист Классон являлся вполне квалифицированным работником. Порученную ему работу выполнял, но к работе Классон подходил формально, не чувствовалось, что он болеет за производство, что он заинтересован в быстрейшем проведении какой-либо темы, заказа и т.д. В общественной работе Классон никакого участия не принимал. Каких-либо определенных разговоров на политические темы у меня с Классон не было, но когда проводилось в жизнь какое-либо мероприятие Правительства, чувствовалось по поведению Классон, что он с недоверием относится к этим мероприятиям, всегда стараясь высказать это перед другими. Конкретных фактов, характеризующих Классон с политической стороны, я привести не могу, но помню такой характерный момент, когда проводилось страхование жизни, Классон выразился следующим образом: "Я лучше съем лишнюю плитку шоколада, чем застрахую свою жизнь"" (из показаний Надежды Георгиевны Бабковой , работавшей в лаборатории паровых турбин завода им. Сталина).

"Я замечал, что Классон очень часто интересовался работами других сотрудников, причем нужно указать, что зная эти работы, можно было судить о всех новинках морского судостроения и их тактико-технических данных, в частности Классон часто заходил ко мне и интересовался совершенно секретными данными и новыми изобретениями, в то время как ему по роду своей работы не было необходимо этого знать. <...> Он очень часто заходил в группу *4 (специальные работы по военным кораблям) и интересовался состоянием работы у сотрудников и их материалами, главным образом заводскими новинками, и поэтому он был в курсе всей работы нашей группы *4" (из показаний Александра Петровича Пугача , научного сотрудника НИИ Судостроения ).

Тенденциозные показания Н.П. Шарухина , который, как известно, стал недругом П.Р. Классона после того, как тот его поймал в рабочее время на выполнении левого заказа, силами токаря и слесаря (см. главу "Классонята"), мы здесь приводить не будем, они, кстати, вошли в протоколы последовавших вскоре допросов.

А теперь "положительный портрет", опять же условно говоря. "Сталкиваясь с гр-ном Классон по работе, я могу сказать о том, что Классон как специалист является высококвалифицированным работником. К порученной ему работе относился хорошо и всегда выполнял ее добросовестно. Неполадки, имевшие место в институте, всегда возмущали Классон, и чувствовалось, что за работу он болеет. В общественной жизни института Классон участия не принимал, но был довольно общителен и всегда помогал в работе своим товарищам. Особых разговоров на политические темы у меня с Классон никогда не было, но в обсуждении различных вопросов, как о международном положении, так и внутреннего положения в Советском Союзе, Классон высказывал свое лояльное отношение к Советской власти. Антисоветских разговоров со стороны Классон мне никогда не приходилось слышать" (из показаний Иосифа Абрамовича Глузмана , работавшего в группе *4 НИИ Судостроения).

"Сталкиваясь с ним по службе, я могу сказать, что Классон как инженер-теплотехник представлял из себя хорошо квалифицированного и знающего работника, к работе всегда относился вдумчиво и с любовью, к порученной ему работе подходил серьезно и выполнял добросовестно. На работе вел себя очень скромно и тихо и не старался выделяться среди других работников" (из показаний Вольдемара Августовича Кохберга , работавшего в НИИ Судостроения).

"Классон работал в моей группе в качестве теплотехника до момента его ареста. К работе Классон относился хорошо, все поручения выполнял добросовестно. Как инженер, Классон вполне знающий и квалифицированный работник, но все вопросы, с которыми ему приходилось сталкиваться по работе, он самостоятельно разрешать опасался и всегда прибегал к помощи авторитетной комиссии, тем самым снимая с себя ответственность за ту или иную работу. На политические темы у меня с Классон не было никаких разговоров, Классон всегда избегал таких разговоров. Когда среди сотрудников группы заводился какой-либо политический разговор, Классон всегда отстранялся от них, не принимая в разговоре никакого участия" (из показаний \ Виктора Михайловича Софронова , заведующего группой проектирования НИИ Судостроения).

Ссылки: