Докладная стихира Н.А. Мотовилова императору Александру II

По секрету

Оригинал черновой, писанный 15 апреля 1866 года в тяжкой болезни моей.

Его Императорскому Величеству

Благочестивейшему Самодержавнейшему

Великому Государю Императору

Александру Николаевичу

Самодержцу Всероссийскому

Государю Всемилостивому

по поводу избавления от напрасныя смерти в 4 день сего, 1866 года.

Я на одре болей предсмертных

Гнетом болезнию лежал,

Но Духа Свята и безсмертна

Дыханьем БОГ мя оживлял.

И в день неслыханной хулы,

И в день безбожна дерзновенья

Я воссылал Творцу хвалы,

И горним движим вдохновеньем

Стихиры Тихону писал,

И Матерь Божию молил,

Чтоб кров Ее всезащитил

Тебя, Монарх. И защитил!

С слезами сладких умилений

Я пел** одиннадцать стихир,

И росы Божьих услаждений

Мне слали в душу тишь и мир,

И вера крепкая была,

Что сам Святитель Тихон был,

Когда Россия избыла Беду,

нам коей враг грозил.

Четвертое апреля бесконечно

Прославилось в России ввек,

Что Ты, любимый всесердечно

Монарх и Божий человек,

Десницей Вышняго спасен

И над злодейством вознесен.

Не знал тогда я щастъя Руси

Всеизбавленья та от бед,

Но оздровевши, враг не труся,

Принес, о Царь, Тебе обет

И просьбу: дай послужить.

Как Серафим предрек великий,

Чтоб зло в Руси навек избыть.

И слава в Вышних, громки клики:

"Мир на Руси!" Всегрозный гул,

И смерть врагам и кара злым ?

Все окружили б Твой престол,

И злые сгибли бы как дым.

А ты с Россией, вознесенный

Над всякой мерзостью врагов,

И Духом Святым просвещенный,

Прославил б Бога паче слов.

И все судьбы его исполнил,

И все дела Его свершил,

Недовершенное - дополнил.

Ему ж всецело б послужил.

Позволь же мне, о Государь!

Начать и кончить все дела.

Светлее солнца светлых зорь

Как Воля Бога мне дала

Чрез Серафима наставленье,

В Тебе в Руси у всех спасенье

Во славу Церкви Бога Жива;

Быть может, мирови на диво,

По крайней мере, всем приятно,

Что ж выше? "Богоблагодатно",-

Как Ты в рескрипте написал.

Всем нам тринадцатого Мая,

Добра велика нам желая,

Глаголом Господа вещал.

Да будет Русь чиста и свята,

От заговоров всех изъята,

И ков злодейский сопостата,

И вся их сволочь проклята.

А Ты, о Боже Сил Святыни,

О Вседержителю миров,

Царю Руси - всеблагостыню

Пошли во век навек веков!

И братьев всех Его державных

От злоумышленных спаси -

И семью святу Николая,

Слуги Господня Твоего,

Со Александра начиная,

Спаси от злого от всего.

Покрой их кровом крил

Твоих От враг домашних и чужих,

И всепрославься, Боже, в них,

В рабах всецелостно Твоих!

Наследнику воздвигни рог спасенья,

Всеукрепи его на враг,

Да будет полн он вдохновенья

И всебожественных Ти благ.

Да дрогнут шайки супостатов,

Мир озарится его Славой,

Да сгибнут враг его тристаты,

Да грозно вспрянет Росс Держава!

И Ты, Христе, в нас зацарюешь,

Всеосвети ж нас в век и век;

На враг же наших всех наплюешь,

Сладчайший Богочеловек.

19 июль 1866 В день рождения великого старца Серафима. С.-Петербург, 17 июля. Переписал набело симбирский совестный судья, бывший почетный смотритель Корсунского уездного училища и член Корсунской специальной Комиссии государственного коннозаводства уже 41-й год, действительный своекоштный студент Императорского Казанского университета, взысканный с 9 сентября 1831 года милостями батюшки отца Серафима и с 1 октября 1832 года исцеленный епископом Антонием в Воронеже. Серафимово послушание. Жизнь и труды Н.А. Мотовилова, Издательство Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, Москва, 1996

По секрету Оригинал черновой, писанный 15 апреля 1866 года в тяжкой болезни моей в селе Рождественском, Цыльне тож .

Его Императорскому Величеству Благочестивейшему Самодержавнейшему Великому Государю Императору Александру Николаевичу Самодержцу Всероссийскому Государю Всемилостивейшему

В 1854 году, в бытность Вашего Императорского Величества Государем Цесаревичем, Наследником Всероссийского престола, я имел щастие всеподданнейше подавать Вам докладную записку о некоторой части бедствий моих пожизненных, преимущественно же по делам моим тяжебным с татарами деревень Малой и Большой Цыльн и деревни Бестрюлеева Врага, Тланка тож и о жалованных предкам моим, арзамасцам Кириллу и Даниилу Мотовиловым земель, в 1703 и 1704 годах. И собственноручно Вы, Великий государь, начертали на той записке: "Помоги Мотовилову". Но Высочайшее Вашего Императорского Величества повеление, поставленное мною на вид и Межевой канцелярии по тем делам, и до сих пор еще не исполнено. А по ходатайству моему докладною запискою от 20 октября 1861 года на имя господина министра внутренних дел о дозволении мне открыть действия моего Спасопреображенского банка и по тому же предмету другою докладною запискою от 13 августа 1861 года на имя митрополита Исидора Святейшему Правительствующему Синоду о дозволении мне строить на мое, из польз сего банка, иждивение собор Божией Матери Радости всех Радостей в Дивееве ни полслова мне еще ни тем, ни другим не отвечено. А о прочих делах и говорить нельзя - так всякое мое усердие к пользе Вашего Императорского величества заглушают, что, например, по бумагам моим:

1-е - генерал-адъютанту барону Врангелю на одном листе о возможной подати и насущной потребности погорелому городу Симбирску, и

2-е - сенатору Жданову о действительно существеннейшей и главнейшей причине симбирского пожара и неутомимом подготовлении известною партиею той всероссийской революции, о коей великий старец Серафим еще в 1832 году, в четверток на Светлую Пасху, сказал, что она чрез реформы, декабристическим заговором устроеваться в России имеющая, произойдет и о чем на двух листах собственноручная моя, в 1854 году в Марте месяце поданная Его Императорскому Величеству записка должна храниться в IV Отделении Собственной Его Величества Канцелярии, то по бумаге на одном листе барону Врангелю и сей последней, на 4 листах, господину сенатору Жданову, ровно ничего до сих пор не отвечено.

Тогда как последняя бумага моя - высокогосударственной важности, ибо на вопрос его превосходительства, чем я докажу, что и польский бунт и все другие, мелочные, но, тем не менее, всепагубные русские бунты суть подстройка лишь одной декабристически-русской агитации и кто суть главные декабристы , - я отвечаю: что о них в точной и ясной отчетливости изложено в издании 1862 года жизни Рылеева, напечатанной в Лейпциге. И что всего удивительнее то, что и сам великий старец Серафим мне в 1832 году, в четверок на Святую Пасху, говоря о декабристах, прямо всех их поименно поминать изволил и поэтому, собственно, и не пустил меня в Санкт-Петербург, что эти люди, узнав мою великую преданность Государю Императору всеавгустейшему родителю Вашему и совершенную несолидарность мою с их церкве- и монастыре-разорительными, цареубийственными и антихристиански-аболиционистическими направлениями, не только не допустят меня до Государя, не дадут ходу мне никакого по службе, но и вовсе сотрут с лица земли. Ибо хоть они вполне окружили престол его величества Государя Николая Павловича, но он - в душе христианин, и вот лишь эта великая истинная вера его в Бога и есть его единственная от всех их защита. Долгом всеподданнейшим считаю доложить, что и к подаче господину сенатору Жданову последней, на 4 листах, черновой докладной записки (ибо ему неугодно было допустить меня почему-то к переписке ее набело) я возбужден был не прелестным, но истинным мне явлением во сне в Бозе почившего Государя Императора родителя Вашего, обещавшего и Вам о сем мне явлении сказать священнотайно. Видением, крайне знаменательным и не менее того важным, каковое видел я много лет назад тому в ночь накануне взятия войсками Вашего Императорского [Величества] знаменитой крепости Карс .

Когда он, великий Государь, изволил утешить меня уверением, что он не только совсем прощен, помилован, спасен, благословлен от Господа Бога, но и близ великого старца Серафима помещен. И о декабристических внепагубных действиях от него самого и, еще того под-робнее, от самого отца Серафима слышал. Пред подачею же господину сенатору Жданову бумаги, как из прилагаемых описаний сих видений всемилостивейше благоусмотреть соизволите, он приказал мне действовать так, как отец Серафим в 1832 году предрек, о чем на двух листах моей записки о декабристах, изобличенных великим старцем Серафимом, двенадцать лет тому назад чрез графа Орлова всеподданнейше представленной. Да еще уже и после того по особому, священнотайному извещению от великого старца Серафима, данному мне в 1 день апреля 1865 года о гибели Линкольна , хоть и не ярого, но все-таки аболициониста, а как выражался он, великий отец Серафим, Господу и Божией Матери не только не угодно такое страшное угнетение, разорение и неправедное уничижение, которое возобладавшими над всем декабристами, ярыми аболиционистами, творится повсюду у нас в России, но и самые обиды Линкольном и североамериканцами Южных Штатов рабовладельцев всецело неугодны благости Божией. А потому на образе Божией Матери Радости всех Радостей, имевшей по тому повелению его, батюшки отца Серафима, послатись президенту Южных, а именно рабовладельческих Штатов, велено было скрепить подписью:

"На всепогибель Линкольна".

Но я признаюсь откровенно, что, высокопреосвященного Филарета просьбу вспомнив о смягчении слов в моей докладной записке 1 июня 1861 года противу обид епископа Нектария, заключавшихся в апостольском выражении: "Дыша прещением и убийством - ни слова в весьма гневном настроении", дерзнул ослабить силу боговдохновенной, священнотайно глаголанной ко мне речи 6атюшки отца Серафима и подписал: "На всепобеду над змеей Линкольном и северными аболиционистами", или полное всеобладание над всем Севером и пр.; в подробности точные списки с обеих священно повеленных подписей под обоими образами Божией Матери и президенту рабовладельческих штатов, и Пию IX при сем всеподданейше представляются в точных копиях.

Итак, буду продолжать, что кроме того им же, батюшкой отцом Серафимом, священнотайно, но для меня вполне ясно повелено от лица Господня Вашему Императорскому величеству всеподданнейше доложить, что по поводу Восьмого Вселенского Собора крайне насущно в настоящее время, как, во- первых, для соединения святых Божьих Церквей под единую главу Христа Жизнодавца и под единый Покров Пресвятой Богородицы, так, во-вторых, всецелое и всеполное анафематствование всей мерзости отступления от святой вселенской веры Христовой, или аболиционистического нивелированья всего на свете, то есть, по-русски - декабризма, а по-вселенски - масонства , франкомасонства, иллюминатства и всей их якобинской престолов церковных и монастырей святых разорительной и цареубийственной барегонительной правительственности, всеподло безбожной и всецело антихристианской, сосредоточенной преимущественно в ложах: Симбирской, Московской, С.-Петербургской - по России, Нью-Йоркской - по Северной Америке, Калькутской - по Ост-Индии, Лондонской, Франкфуртско-на- Майнской, кроме мелких лож шведских, прусских, германских, австрийских, итальянских и прочих, всемирно возглавляемых в Клубе Юнион в Париже , - как во вселенской централизации всего богопротивного, анти- монархического и панреволюционернейшего в мире. То хоть бы и следовало в апреле месяце 1865 года Вашему Императорскому Величеству послать мне еще третью икону Божией Матери батюшки отца Серафима Радости всех Радостей, но что у Вас уже есть таковые две, 1854 года, Вам мною всеподданнейше представленные. И одна в Севастополе, а другая в большом соборе Зимнего Вашего Императорского дворца, то велено мне лишь с приличным сыновним верноподданническим благоговением всеподданнейше умолить Ваше Императорское Величество, не соблагоугодно ли будет Вам извлещи ее из небрежного хранения где-то в ризнице и как я ныне по разрешению сокелария Собора сего видел ее надтреснутою, но превосходно и затем всеблагостно сохранившеюся под * 537, и благолепно в приличном киоте поставить в Вашей церкви сего Богосшественного собора, против местной главной, возле царских врат иконы Пресвятой Богородицы, в подобие с таковым в отдельном киоте, противу местной же Христа Спасителя иконы. А так как грядет язва на Санкт-Петербург (то есть холера, а может быть, и язва затворничества, проявившего себя выстрелом 4 апреля *, о чем я сего 27 июля объяснил), то не-благоугодно ли будет Вам всемилостивейше высочайше повелеть соизволить с приличным священнослужением и повсюду литией и водоосвящением, и окроплением святою водою и Зимнего дворца Вашего и всего С.-Петербурга обнести сею иконою, обойти всю Вашу столицу и резиденцию. И Господь, как в 1854 году, так и ныне и от всепогубительной язвы сокрыть и Вас, и Вашу северную столицу всецело соблагоизволит, а при священнослужении и обходе и дворца, и Санкт-Петербурга, чтобы были петы в честь Божией Матери те же оба параклисисы Ей, Владычице нашей Приснодеве Богородице Марии, о коих я еще в 1854 году поведал и откровенно чрез его сиятельство господина министра императорского двора всеподданнейше докладывал.

** 28 ноября 1855 г. войсками Кавказского корпуса в ходе Крымской войны. И потом еще более нижайше и от лица самого батюшки Серафима, им великим старцем тогда, в 1 день апреля 1865 года, являвшимся и потом. Все это до сих пор писано было мною в тяжкой 6олезни моей, лежа, действительно, на предсмертном одре. И ночь с 15 на 16 апреля прекратила эту черновую мою рукопись. А назавтра, 16 апреля, из рассказов мирового посредника князя Николая Николаевича Ухтомского узнал я о подлом и гнусном поступке мерзавца, именующего себя Каракозовым . Кто он действительно, я не могу сказать, но мне до бесконечности грустно было, что его свидетельствовали, в своем ли он уме. И весь шум празднований, речей и прочего до бесконечности по глубокому чувству, внутренне не одобряющему все это, до бесконечности не нравится. Что бы я далее написал в последней моей короткой записке от 14 или 15 апреля 1865 года всеподданнейшей, теперь не могу сказать, но два сна мои, или лучше, видения, о почившем в Бозе Государе Императоре Николае Павловиче утром сего 27 июля и простите, что таким дурным пером, но все-таки пишу. 1-й сон был накануне взятия Карса**. Те же агитационно-революционерные партии стали после кончины Его Величества всевозможные клеветы на него распускать. И хотя я глубоко был убежден, утверждаясь на словах о нем великого старца Серафима, что все это ложь, но, тем не менее, сердце мое до бесконечности грустило о моем незабвенном царе Императоре, благодетеле. И вот я вижу сон: Государь Император Николай Павлович и Государыня Императрица Александровна Феодоровна будто бы входят в маленькую столовую Зимнего дворца, куда и я по высочайшему повелению имел счастье быть приглашенным. И Государь сказал мне: "Давно, еще при жизни моей, я хотел тебя хлебом-солью нашею царскою попотчевать, да не удалось, то поешь с нами теперь". Его Величество Государь Император посадил меня по правую сторону за круглым столом, Ее Императорское Величество Государыню Императрицу Александру Феодоровну посадил по левую сторону. И когда стал кушать, то я увидел, что он, подобно архиепископу Антонию, стал быстро жевать, и подумал: "А как Государь за обе щеки уписывает". А умерший Его Величество улыбнулся, оборотившись ко мне, и сказал: "Хорош же молодец! Во-первых, про царя и повелителя своего и думать так невежливо и не следует, но я знаю, что ты не в злобе подумал. А во-вторых, ты сам же сказал мне от лица великого старца Серафима, что я - христианин в душе. А разве христиане умирают - они по Христе Жизнодавце и сами живые всегда, так и я почил на время, до будущего всех общего воскресения из мертвых плотию, но душою и духом моим жив, здоров и в милости Божией нахожусь и не только прощен во всех грехах моих, ибо несть человек иже поживет и не узрит смерти греховныя, - но и спасен, и помилован, и во всем разрешен навеки. И не только благословлен от Господа Бога, но за великую любовь мою к великому старцу Серафиму и помещен близ него в Царствии Божием. И что ты написал мне о цареубийственной жажде революционерства декабристического, то о всем том старец Серафим еще более и в подробнейшем виде ныне передал (значит, до взятия Карса). Но что же ты-то мне подробно так не передал тогда?" И я отвечал: "Ваше Императорское Величество! Если бы, презрев клеветами на меня графа Орлова и плюнув на его предостережения, Вы изволили тогда всемилостивейше допустить меня до тайной аудиенции, то я тогда бы безбоязненно имел возможность всеподданнейше передать Вашему Императорскому Величеству не только то, что богооткровенно я имел счастие узнать из уст святого Серафима о декабризме, но и то, что, руководим будучи его божественными наставлениями и непрестанною помощиею Божиею во время многолет-них странствований по России, я имел возможность не словом, но делом узнать о дальнейшем ходе этой богомерзкой и царедушительной агитации. Ибо после выпуска, всемилостивейше Вами пожалованного в 1833 году мне, из-под ареста симбирского, чрез министра юстиции Дашкова, все христиане истинные принимали меня как мученика за веру Христову. Ибо я несправедливо был арестован за мое исцеление в Воронеже в 1 день октября 1832 и за написание полной службы и акафиста святителю Митрофану, и доселе не допущенного Святейшим Синодом к печати, и за мнимое, короткое будто сообщничество мое с Алексей Петровичем Ермоловым , и с Михаилом Муравьевым и Александром Николаевечем Муравьевым , и Андреем Муравьевым , их братом, коего с Норовым , бывшим потом, с 1854 года моим личным начальником, министром народного просвещения, я в простоте сердца называл моими сотоварищами в путешествиях по святым местам. То, повторю, рабы Христовы считали меня мучеником за веру, а рабы антихристовы и революционеры, реформаторы без реформ, считали меня за заговорщика великого, но отделавшегося от ареста, тоже принимали меня за своего собрата-революционера и были со мной донельзя откровенны". "Да, - изволил отвечать мне Его Императорское Величество, - и об этом великий старец Серафим сказал мне. Но что до того стало, что ты в письме своем написал мне (в скобках неразб), что ты будто бы никому о том никогда до 1854 года не говаривал, то это не совсем так. "Да, - отвечал я, - простите меня, Государь. Я погорячился и в горячности забыл, что когда заговорщики иные, тоже разгорячась и ошибаясь, заявляли нередко охоту свою истребить весь Ваш августейший императорский род, то я словами великого Старца, которого они и при революционности своей все-таки уважали, имел счастие отмежевывать их от их царедушительных замыслов. "То-то же, - сказал Государь, - мне и об этом великий старец Серафим тоже сказал. И мы с ним тебя помним и часто говорим о тебе, и желаем тебе во всем ради пользы Церкви Христовой, нашего императорского Дома и всей России блестящего и всеполно-победоносного, непреоборимого во всем успеха. Вот весь, во всей его замечательной подробности, великий сон накануне сдачи Карса , о коем краткую записку я дал в 1861 году чрез княгиню Варвару Аркадьевну Горчакову вместе с некоторыми анекдотами о Суворове, слышанными мною в детстве почти что от дяди моего, суворовского полковника Тищенки , сообщил и бывшему генерал-губернатору Александру Аркадьевичу Суворову-Рымникскому .

Но вот описание и другого, тоже замечательного сна, накануне 30 дней (неразб) до расстреляния второго, расстрелянного за симбирские пожары, перед прибытием в Симбирск сенатора Жданова .

(Однако все перечисленные выше пожары представляются ничтожными, при сравнении с пожаром, обрушившимся на Симбирск в августе 1864 года .

Я видел, что будто бы я в Симбирске (живши, однако же, по поводу погорения Симбирска в имении моем и месте родины, Симбирского уезда селе Рождественском, Цыльне тож ). И что будто бы по высочайшему повелению зовут меня к почившему в Бозе Государю Императору Николаю Павловичу в симбирский Покровский монастырь. И я прямо пошел в маленькие покои деревянные покойного преосвященного Анатолия, где потом по некоторому случаю помещался преосвященный Евгений, предполагая, что Государь Император, вероятно, уже изволил остановиться, но мне указали за кладбищем маленький, чисто опрятный флигелек, вроде пустынной отшельнической кельи, против коего в палисаднике, прекрасно украшенном великолепными цветами, изволил сидеть Государь Император Николай Павлович. На том самом кресле императора Петра Великого, находящемся в Санкт-Петербурге в Монплезире, с коего Его Величество приказал во время царствования своего поделать все (неразб), потом в сем и Его любимом месте Петра Великовского уединения. Когда я имел счастие подойти к Его Императорскому Величеству, то Государь изволил мне сказать: "Что это значит, Мотовилов, что при жизни моей ты сам вызывался мне служить, а теперь уж и я сам тебя зову-зову, да все не дозовусь. Неужели и ты, подражая другим, вздумал нам тоже изменить!" Я спокойно сказал: "Нет, Ваше Величество. Но мне и не говорил никто, чтоб Вы изволили меня требовать. "А, - сказал Государь, обращаясь к окружающим его, - вот не справедлив ли мой спор с вами, что вы лжете на Мотовилова, будто бы он забыл меня и мой Императорский Дом, святую Церковь и нашу святую Русскую землю. Ну спасибо, что как раз немедленно явился. Я знал тебя и твердо верил, что не ошибаюсь в тебе. Как только это выговорить изволил

Государь Император, то как раз наискосок от этого места, возле собора Покрова Божией Матери, заколебалась земля над усыпальницей последнего нашего юродивого Андрея Ильича (о коем и жизни его есть в журнале "Странник" повесть). И он из-под крышки чугунной памятника своего вышел, из гроба воскресший и, творя свое обычное юродство, переваливаясь с боку на бок, в своей пестро-красной рубашке, и произнося обычные слова: "А - аа - а", стал подходить прямо к Его Императорскому Величеству. А Государь, изволивши встать и сложивши три перста первых правой руки православно-христианским сложением перстов, и перекрестившись правильно, а не горстью, обычному некоторых примеру, изволил сказать: "Ну, слава Богу, эти двое (значит, и меня в числе Христа ради юродивых считая) ныне во всем помогут". И лишь только он изволил всемилостивейше выговорить эту монаршую речь, как докладывают Его Величеству, что от его Императорского Величества, благочестивейше царствующего Императора Александра II Николаевича, к нему прибыл фельдъегерь с депешами. И подают ему четыре мои рукописи, наполовину листа свернутые и четырех цветов - белого, розово-красного, голубого и зеленого, шелковыми широкими лентами крестообразно перевязанные. И Государь, на меня оборотясь, изволил мне сказать: "А это твои бумаги; ты знаешь их сущность. А я, как тебе сказывал некогда, и еще лучше твоего их знаю из рассказов о них великого старца Серафима и сам займусь с сыном моим разбором их. Ну а ты начинай же действовать, как тебе великий старец Серафим в пользу нашу действовать заповедал. Я сказал Его Величеству: - "С наивеличайшей радостью, от всей души моей готов на службу Вашего Императорского Величества. Но не в том одном дело. Надобно, чтоб мне не только высочайше разрешено было, но чтобы уже никто из господ министров и мешать мне в службе Вашему Императорскому Величеству уже более, хоть отныне, никак, подобно министру финансов Броку, не смели мне мешать ни в чем. Вы и всеавгустейший сын Ваш, и вся Ваша императорская фамилия, кого из них в тайны Ваши допустить изволите, должны знать, что я для Бога, для Вас и России намерен сделать. И сделать постараюсь даже более, чем обещал и обещаюсь при помощи Божией. Но министры ваши не имеют на это, кроме графа Владимира Феодоровича Адлерберга , никакого права, и если бы так было, то давным-давно все богопротивное и злое истреблено было бы (неразб) богоуказанными мне чрез великого старца Серафима, благодатными средствами. Но со времени кончины Вашего Императорского Величества, вопреки всей любви и всей милости Вашей ко мне, и вместо того, как Вы, передавая мне Ваши два (неразб) поклона чрез господина министра императорского двора, переданы мне и слова, что (неразб) вспоминаете обо мне, как об одном из первых деятелей в войне по Восточному вопросу, а я уничижен, отвержен. Меня гнетут, обрывают, как собаку, и жизнь моя в звании совестного судьи хуже всякой каторги - то как же я смогу хоть чем-нибудь послужить Богу и Вам, и России по богоуказанным мне чрез Серафима словам Господним. Ведь подобно Илии пророку, и моей души ищут жрецы революции, декабристы, царедушители, враги Бога, Царя и царства Русского. "Ну, об этом уже не горюй. Я сам все это исправлю. И сам за тебя скажу сыну моему Александру. Смотри же, исполни и бесстрашно служи нам верою и правдою."

"Готов и буду при помощи Божией служить Богу, Вам и России. Служить, как великий старец Серафим меня богооткровением напутствовал, и великий Серафим убедительно просил.

Кончено 28 июля - в день Одигитрии Божией Матери и именин 6атюшки отца Серафима. 1866.

Серафимово послушание. Жизнь и труды Н.А. Мотовилова, Издательство Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, Москва, 1996 и Стяжатели духа святаго. М., Ниола-пресс, 2006. (Совмещение двух указанных источников все же оставило некоторые места в рукописи Н.А. Мотовилова (написанной "дурным пером") нерасшифрованными, причем последний из этих источников скрыл кое-где помету [неразб]. - Примеч. М.И. Классона)