ЦКБ-29: культура начальников и зеков

На чертежах главный технолог ЦКБ-29 Е.П. Шекунов ввел новшество - "N сборочного узла". Номера эти он почему-то выдавал только сам. Занятый каким-то важным совещанием, он в шутку бросил одному из надоедавших с N узла инженеров: напишите "гордиев". И пошел гулять этот "гордиев узел", пока не натолкнулся на бдительного технолога. Тот к начальству, он - Шекунова. Сколько ни пытался Е.П. объяснить, что это шутка, что существуют "авгиевы конюшни", "прокрустово ложе", "дамоклов меч" и т. д. разгневанный начальник КБ- 100 Балашов предложил: "Заграничных терминов не употреблять!" Этот случай натолкнул нас на мысль выяснить культурный уровень вольняг. В то время все увлекались "Петром I" А. Н. Толстого. Было известно, что роман нравился вождю, злые языки поговаривали, что Толстой в свой герб вписал "без лести предан" (Девиз временщика графа Аракчеева). Действие романа разворачивалось в районе, где стояло здание ЦКБ . Слева от него в Яузу впадала речка Кукуй, напротив на прудах НДСК Петр катал Анну Монс, невдалеке виднелась крыша дворца Лефорта. На месте строительства КОСОС была обнаружена могила Брюса, вельможи и автора веселого календаря.

Скоро выяснилось, что никаких ассоциаций эти обстоятельства не вызывают, более того, названия Лефортовский район, Немецкий рынок, Семеновская церковь, Солдатская улица, Гошпиталь и другие с историей ими не связывались. Такова была историческая эрудиция "советского интеллигента", заполненная "взамен этой кутерьмы", как сказал один из вольнонаемных, датами съездов, - словно у великой страны истории и не было. Какая уж тут мифология! Мы, заключенные, жалели этих людей: быть может, они и не были виноваты, поскольку мощная пропагандистская машина денно и нощно вдалбливала им в голову, что все завоевания мировой цивилизации во все века не более чем собачий вздор! Важно одно - производство тракторов, рельс, паровозов, металла и т. д. В соответствии с решением такого-то съезда, конференции, пленума и т. п. подняли что-то на столько-то процентов, ура! Если для этого или из- за этого разрушили 20 исторических памятников, продали за границу 5 Рембрандтов, заморили 10 талантов (Вавилова, Плетнева, Тухачевского, Бухарина, Есенина, Гумилева, Мандельштама, Пастернака, Цветаеву, Фалька), ну и черт с ними, это не имеет никакого значения. Нам казалось, что это не самый лучший выход. Потребность внутренней, духовной жизни не вытравили ни следствие, ни лагери, ни ЦКБ-29.

Конечно, мы понимали всю важность пуска очередной домны или шахты, увеличения суточного выпуска автомобилей, но думали, что с этим легко уживаются любовь к музыке, поэзии, наконец, к нравственной философии. Вечерами, когда мы становились "свободными", по углам спален собирались кружки людей, связанных чем-то общим. Так возник кружок любителей музыки. С одобрения "руководства", своими руками, из бакелизированной фанеры, широко применявшейся в конструкциях, были изготовлены скрипка, альт, виолончель. Звучали они чудовищно, однако трио Базенков- Бочаров-Боровский, исполнявшие по воскресеньям Оффенбаха и Штрауса, неизменно собирало многочисленных поклонников. Был и кружок любителей поэзии. Библиотека ЦКБ пополнялась из фондов Бутырской тюрьмы. Были в ней Фет, Плещеев, Тютчев, Надсон, Блок, ну и, конечно, Пушкин и Лермонтов. А.К. Толстого там, естественно, не держали. Книги были из конфискованных частных собраний, и порой мы обнаруживали на них (экслибрисов в то время не уважали) пропущенные по недосмотру надписи "из книг Бухарина", "А. И. Рыкова". Две такие книжки один из наших библиофилов припрятал, эвакуация помешала их спасти. Многие увлекались различного рода поделками: делали мундштуки, курительные трубки, выпиливали из плексиглаза брошки, монограммы, клеили коробочки, портсигары и т. д. Рисовали. А.М. Черемухин - жанровые сценки, Т.П. Сапрыкин - саврасовских грачей. Несколько человек писало стихи, а один оригинал - даже роман о строительстве в Сибири авиазавода в стиле особенно одобряемых в то время "Сталь и шлак", "День второй".