Карпачева С.М. приезд в Норильск

По узкоколейке, соединявшей Дудинку с Норильском , мы отправились дальше. В маленьком вагончике с четырьмя нарами мы познакомились с эвакуированным на север киевлянином Михаилом Соломоновым . Молодой, черноволосый, черноглазый мужчина в темном френче (который был в то время довольно распространен) тоже оказался журналистом. Миша с Евгением сразу же нашли общие темы для разговоров. Приятельские отношения между ними сохранились и в послевоенное время. Мы ехали по неровной дороге, вагончики подскакивали на ухабах, тряслись, въезжая на мосты, так что все время казалось, что это не железная дорога, а деревенский тракт. По всей ее длине, возвышаясь на несколько метров и отступая от рельсов метра на два-три, стояли огромные наклонные щиты, предназначенные для защиты дороги от снега: снеговой заряд, ударяясь о щиты, освобождается от снега; очищенный воздух, прорываясь на пути под щитами, обдувает их и сбрасывает снег с рельсов. Реализация этой великолепной идеи спасала всю железнодорожную трассу. Если я не ошибаюсь, за это Завенягин освободил из заключения автора этой конструкции Потапова . Норильск в то время состоял из двух улиц, расположенных буквой "Г". Короткая улица шла от крохотного вокзала, с которого начинался город, мимо гор с рудными и угольными месторождениями, у подножья которых ютились несколько коттеджей. Вдоль другой улицы стояли небольшие одно - и двухэтажные дома. Лагпункты не были видны за домами. Завершала эту улицу небольшая площадь с Домом политотдела, справа от него располагался ничем не огороженный вход на промплощадку. Здесь разместились большой и малый металлургические заводы и другие производства. Слева было заводоуправление, трехэтажный Дом ИТР (инженерно-технических работников), а дальше стояли вразброс деревянные и каменные двухэтажные дома вольнонаемных. Эта часть улицы, длиной в два-три километра, проходила через плотину озера Долгое, куда сбрасывались воды электростанции, а затем через пустырь и упиралась в застроенный трехэтажными домами четырехугольник, названный Горстроем. Здесь мы и жили. Замкнутое пространство между домами не давало возможности страшной пурге врываться туда и позволяло детям ходить в школу или садик, а взрослым жителям - пользоваться магазином. Дома отапливались горячей водой, хотя везде стояли на случаи аварии и обычные дровяные печурки. Воду привозили водовозы, а уж туалет устраивали сами жильцы. Однако темная комната для бытовых нужд была в каждой квартире. Переночевав в предоставленной нам комнате в Горстрое, мы с Женей отправились в управление оформляться на работу. Я взяла с собой письмо от А.П. директору комбината А.А. Панюкову , где Авраамий Павлович пояснял предстоящую мне работу и заканчивал послание фразой: "Прими ее получше. Она, хотя и женщина, но очень умная". Письмо не было запечатано, и я посчитала, что этим мне дано право прочитать его. В приемной начальника комбината секретарь, приятная женщина средних лет, сказала, что Панюков, к сожалению, в командировке, его сейчас замещает инженер-полковник Виктор Борисович Шевченко , он и примет меня. Шевченко покрутил письмо в руках, словно раздумывая, затем отложил его в сторону и сказал: "Ну что же, завтра приступайте к работе. За вами зайдет начальник коксового производства Назаров , пойдете, посмотрите, как мы выжигаем кокс в кучах - другого выхода у нас пока нет. Что и как вам делать дальше, доложите мне вместе, через неделю". И он отметил в календаре дату следующей встречи. Но ни завтра, ни через неделю я не встретилась с Шевченко. Вернувшись домой, я почувствовала себя плохо, а увидев в зеркале свои пожелтевшие глаза, поняла, что начинается желтуха. Из политотдела вернулся Женя, усталый, но довольный. Его приняли на работу корреспондентом в газету для заключенных, издаваемую КВЧ (культурно- воспитательной частью). Миша Соломонов работал в газете для вольнонаемных. Посмотрев на меня, Женя бросился звонить секретарю директора. Через час приехал главный терапевт больницы Баев и тут же госпитализировал меня. И главный терапевт, и главный врач больницы Родионов были заключенными. Этих выдающихся медиков нашел Завенягин, велел их расконвоировать, Родионову даже разрешили перевезти семью. Больница по тем временам была очень хорошо оснащена. Меня поместили в палату, где уже находились две больные. В то время желтуху (болезнь Боткина) не считали инфекционной и лечить не умели. Старались только давать побольше сладкого. Так что все лечение свелось к постной пище и двум-трем плиткам шоколада в день.

Ссылки: