Татарская колония в Манджурии

См. История проникновения татар на Дальний Восток и в Китай Многие представители татарского народа стали прибывать в Маньчжурию и прочно обосновываться тут с первых же дней постройки КВЖД и Харбина. Они приезжали из Забайкалья, Читы, Благовещенска - на телегах с товарами, обычно через китайский Цицикар. Ехали вдоль строившейся линии железной дороги и торговали - часто просто в палатках и шалашах. Именно такой путь проделали из Нерчинска в Харбин отец и дед известного инженера- политехника Махмуда Хакимовича Таирова . Найдя себе компаньона - Шамшадина Агеева , они нагрузили товарами две телеги и открыли торговлю в Харбине. Выбрали себе хороший участок - на углу Китайской и 10-й Старо- Пристанской (будущей Страховой) ул. (рядом был построен "Модерн", недалеко расположился пристанской Чурин) и открыли в собственном доме магазин. В последующем дед и старший сын перешли на торговлю пушниной, упрочив таким образом благосостояние своей семьи. Махмуд, из семьи харбинских старожилов, автор интереснейших статей и воспоминаний о прошлом Харбина, его людях, постройках, музыкальной и общественной жизни,- материалов, которые могут служить источниками.

Окончательно избравшие Маньчжурию полем своей торговой и хозяйственной деятельности татарские коммерсанты с развертыванием постройки КВЖД стали селиться именно здесь - на станциях и поселках ее Западной линии - Маньчжурии, Хайларе, Чжалайноре и, конечно, в Харбине. Постепенно наиболее крупные татарские колонии сложились в двух центрах КВЖД - городах Харбине и Хайларе, но многие представители этого предприимчивого и хозяйственного народа расселились и по другим крупным городам, в том числе и Застенного Китая. Благодаря коммерческим способностям, сметке, трезвости, национальной и религиозной сплоченности татары быстро добивались успехов. Они обзаводились собственными домами, торговыми и промышленными предприятиями и очень скоро заняли видное положение в таких отраслях, как торговля пушниной, шерстью, шкурами, мануфактурой, готовым платьем и других. Своим трудом они, работая в тесном контакте с представителями других национальностей, при взаимной помощи и поддержке, характерных для освоения россиянами Маньчжурии, содействовали быстрому развитию торговли и промышленности страны, завоевав всеобщее уважение. В Харбине одним из первых торговых предприятий в городе на главной - Китайской улице -был открытый в 1899 г. магазин братьев Агишевых -готовое платье, мануфактура, обувь, а вскоре число магазинов и лавок, принадлежавших владельцам-татарам, возросло до 10 - все в собственных помещениях, на собственных участках, купленных у дороги,- татары были и в числе первых домовладельцев Харбина. На одной Китайской ул., когда она только еще начинала складываться, а было это более ста лет назад, участки и дома имели И.Х.Байчурин, А.А.Таиров, Т.Х. Деушев, Ш.Агеев, У.Н.Агишев и другие, вошедшие в качестве членов и руководителей во многие общественные и культурные организации Харбина.

Мусульманская духовная община в Харбине - Тюрко-татарская духовная и национальная община - как она стала называться позднее, была старейшей в Восточной Азии (основана в 1906 г.). Она и возглавляла всю духовную и общественную жизнь харбинских татар. В том же 1906 г. в городе была построена мечеть (тогда еще одноэтажная и деревянная).

Примерно в то же время возникли первые мечети в городах Маньчжурия и Хайлар; в местах массового проживания татар образовывались общины и различные национальные культурно-просветительские общества. В 1908г. была открыта первая в Маньчжурии тюрко-татарская смешанная школа "Гинаят", названная так в честь духовного руководителя и неутомимого общественного деятеля общины ахуна Гинаятуллы (Иниятуллы) Садыковича Селехметова (Селихметова). По его инициативе в том же году при общине была открыта бесплатная библиотека и читальня с книгами на татарском, арабском и русском языках. Библиотека постоянно пополнялась новинками, и ее читателями были многие жители Пристани - без различия национальности. Работала она до последних лет существования тюрко-татарской общины, и ее образовательную и культурную роль в жизни татарской эмиграции и воспитании ее молодого поколения трудно переоценить.

Таким образом, после Гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке татарские эмигранты, среди которых было много офицеров и солдат Белой армии, нашли в Северной Маньчжурии уже налаженную жизнь своих единоверцев, школы, мечети и пр. и имели возможность получать материальную поддержку от своих земляков. Революция же вынудила эмигрировать из России и многих состоятельных татар, часть которых сразу же уехала и в собственно Китай. Общественная жизнь татар в этот период повсеместно значительно оживилась. В Харбине на Биржевой (* 55/8, угол Артиллерийской) было построено каменное двухэтажное здание, в котором разместилось правление общины, школа, библиотека, приют для престарелых и неимущих и интернат для школьников. Деятельность общины сосредоточилась на религиозном, культурно-просветительном и благотворительном направлениях. Был создан Женский союз, целью которого стала защита прав и интересов татарских женщин, их взаимопомощь.

Председательницей Союза была Э.Кудякова , секретарем - Г.Газизова , она же и секретарь Кружка молодежи тюрко-татар (Артиллерийская, 33/8), председателем которого являлся Ханафи Кудяков. Кружок имел четыре секции -спортивную, культурно-просветительную, музыкальную и театральную. Последние две поставили на своей сцене несколько национальных спектаклей, имевших большой успех в среде татарской общины. Впрочем, их зрителями были и многие другие харбинцы, жители Пристани.

Помимо харбинской, большой по численности, как уже говорилось выше, была и хайларская татарская колония . Купцы-татары вели здесь крупные торговые операции с монголами. В Хайларе имелись начальная и высшая начальная школы. При общине работали также Общество призрения стариков и сирот, Женское общество. В 1923 г., опять же по инициативе Г.Селехметова , было принято решение о строительстве в Харбине двухэтажной соборной мечети - в честь 1000-летия принятия ислама предками тюрко-татар . Когда я был в Харбине в 1990 г., я сразу же посетил участок бывшей татарской общины на родной Биржевой улице: на мечети висела доска с надписью о том, что она охраняется как памятник культуры города Харбина; однако участок и все постройки на нем находились в крайне запущенном состоянии. К декабрю 2001 г., когда я снова побывал в этих местах, положение радикально изменилось. Мечеть была отреставрирована, покрашена светлой краской, двор - очищен, дворовые постройки стояли как новенькие. Изменилось и окружение: исчез знаменитый в харбинской истории бетонный трек соседнего стадиона, на котором было в свое время поставлено столько рекордов нашими велосипедистами. Вместо него сегодня - небольшая пустынная площадка. На углу Биржевой и Артиллерийской, на "краю" бывшего стадиона, во второй половине 20-х годов называвшегося "Первым общественным стадионом ОРВП" и являвшегося центром харбинского спорта, занимая часть его площади, поднялось высокое жилое здание. Мы снимали в это время документальный кинофильм о моей семье и русском Харбине и запечатлели эти изменения, новую бывшую Биржевую улицу на кинопленку. В заключение рассказа о тюрко-татарской общине Харбина и Маньчжурии следует отметить, что за всю историю ее существования не было ее национальной замкнутости, изолированности от общей культурной и общественной жизни эмигрантских Харбина и Маньчжурии. Харбинские татары не чуждались широкого участия в этой жизни, татарские коммерсанты делали щедрые пожертвования на общественные, культурные и благотворительные нужды города, не забывая при этом и внутриобщинной благотворительной работы. То же самое можно сказать и о татарских общинах в городах Хайларе и г. Маньчжурия . "Большая программа - в училищах изучался 31 предмет, и строгие во всех отношениях требования, повлекли за собой то, что к 6-му классу у нас,- пишет папа,-из 41 ученика осталось 28. Шестой же класс стал настоящим "чистилищем" в мужском училище, и после него в седьмой класс нас перешло только 16 человек! В таком числе стали мы и восьмиклассниками. Без особых событий закончилось первое полугодие и началось второе. В феврале мы отметили традиционную "стодневку" - сотый день, который отсчитывался ото дня выпускного акта, а сам акт обычно бывал в последние дни мая. В "стодневку" в стенах училища устраивался в складчину ужин (с вином), ребята пели, танцевали и т.д. На ужине обычно бывали некоторые преподаватели. Многие члены родительского комитета были против устройства "стодневок", считая, что они "не к лицу" такому учебному заведению, как наше. Но традиция была крепкой, "стодневки" проходили спокойно и корректно, и наша строгая, но прогрессивная администрация их не запрещала. С 1917 г. все переходные и выпускные экзамены в школах были отменены, и мы знали, что закончим занятия 16 апреля, а все остальные классы будут продолжать заниматься. Все шло хорошо. Но вот наступил роковой для нашего 8-го "Б" класса день: вторник, 5 апреля 1921 года! Этот день запомнился на всю жизнь! В классе отсутствовали трое, и нас было 13 человек. Прошли два первых урока, и выяснилось, что 3-й, 4-й и 5-й уроки будут свободными из-за болезни преподавателей, а 6-й урок -английская литература -состоится. Как водится, обратились к классному наставнику с просьбой переместить или отменить шестой урок. Сам он сделать этого не смог и вскоре сказал, что к нам придет инспектор. Пришедший Н.Ф. Волонцевич сообщил нам, что переместить урок не представляется возможным, а отменить его он не может потому, что преподаватель сказал, что урок ему необходим для окончания курса. "Поэтому делайте, что хотите в это время, но шестой урок должен быть",- закончил инспектор. Мы посидели, потолковали: "Идти играть в футбол или лапту? Не хочется! Идти домой, а потом прийти к уроку? Пожалуй, не стоит!" Так и решили: к уроку не возвращаться, пропуск одного занятия как-нибудь обойдется! Наутро пришли в училище, а швейцар, пропуская всех учеников, нас не пропускает. "Что такое, что случилось?"

-"Не могу знать, приказано не пропускать!" Подошел взволнованный Э.М.Ренц и схватился за голову: "Что вы наделали! Вчера было созвано экстренное заседание Педагогического совета, и вас всех исключили!" Мы стояли потрясенные неожиданностью, а потом посыпались вопросы: "Но как же так?" -"Что делать?.. " Эдгар Мартынович сказал: "Не все еще потеряно, мне кажется, что окончательно участь ваша решится позже. Не делайте опрометчивых шагов. Советую обратиться в Родительский комитет; может, он сумеет чем-нибудь помочь вам!" В родкоме случай с нами был уже известен, весь город говорил об этом. Наметились следующие предложения: -продолжить занятия с нами до конца мая; - держать выпускные экзамены кому-нибудь одному за весь класс. Через два дня мы узнали, что предложения администрацией училища не приняты. Нового для нас ничего не было, что делать дальше мы не знали. Собрались мы в воскресенье 10 числа, и тогда впервые кто-то робко сказал: "Так что же, может быть, держать экстерном в какой-нибудь гимназии?" Эта мысль, которая, вероятно, мелькала у каждого из нас, а теперь высказанная вслух, прозвучала, как удар хлыста.

Стало больно и горько: неужели придется сделать это?.. Решили: отложить принятие какого-либо решения этого вопроса - время еще терпит! Во вторник 12-го мне передали вызов к Н.В. Борзову . Я смело мог говорить от имени всей группы - мысли-то у нас были общие. И вот я во второй раз в кабинете директора и опять, как провинившийся!

- Я вызвал вас потому, что мне передали - ваш класс собирается держать экстерном в какой-то гимназии, это так?

- Мы говорили об этом, но решили, что это самая крайняя мера.

- Что заставило вас поднять этот вопрос вообще?

- С нами никто не говорит о нашей судьбе, мы находимся в полной неизвестности, что-то нужно предпринимать.

- Совершив тяжелый проступок, вы, по-видимому, все же ищете легкого выхода?

- Нет, для нас это очень тяжелый выход, мы не можем примириться с мыслью получить аттестат гимназии, а не училища, которое очень дорого нам.

- Очень хорошо! Но вы понимаете, что, желая даже помочь вам, мы не можем оставить ваш проступок без наказания. Ведь после вас у нас останутся сотни учащихся, а каким примером будет для них случай с вами?

- Мы готовы к любому наказанию.

- Рад слышать это! Мы решили дать вам возможность получить аттестат нашего училища на следующих условиях:

1) публичный выговор перед всем училищем,

2) выпускные экзамены по всем предметам.

- Большое спасибо, я уверен, что мои товарищи будут согласны на это. Конечно, в тот же день наши ребята приняли условия, а на следующий день весь класс подтвердил свое согласие администрации училища. Выговор был назначен на 15 апреля. На нем были все 13 человек. Не буду говорить о деталях этой процедуры. В тот же день мы получили расписание экзаменов и часть программ. Первый экзамен был назначен на 20 апреля - на четвертый день Пасхи. От экзаменов были освобождены трое, которые отсутствовали на уроках 5 апреля; в их числе был и Володя Швецов, для которого золотая медаль теперь была уже реальностью. Кроме того, перед экзаменами выяснилось, что ученик Плохов отказался держать экзамены.-"Плохов сплоховал,"-шутили мы, а нам самим было не очень весело. Итак, к "старту" оказались готовы 12 человек, предстоял напряженный труд! Еще две недели назад и моя золотая медаль была несомненной, а теперь "ставка" на нее казалась очень высокой и неверной! Об экзаменах скажу, что они были "настоящие" - безо всяких скидок, но в общем проходили успешно для нас. Экзамены принесли мне огромную пользу и позволили сделать два вывода, ставшие девизами в моей будущей жизни. Первый: даже при отличном знании темы, не торопись излагать ее со скоростью курьерского поезда, правда, я не страдал этим недостатком и раньше, но не придавал ему большого значения. Второй: распределяй время подготовки к экзамену так, чтобы его хватило для прочтения курса, его повторения и нормального отдыха. Сделать эти выводы мне помогли два экзамена: по законоведению и истории. На первом я более чем отлично знал 21-й билет - "Условное осуждение и досрочное освобождение"- тема очень интересная и выигрышная. И на экзамене я вынул билет *21! Это поразило меня и очень взволновало. Захотелось "блеснуть" и рассказать все быстро! Начал отвечать, сбился, заволновался и только ценой большого усилия "взял себя в руки" и ответил успешно.

На экзамене по истории нужно было сдавать: Русскую историю XIX-ХХ вв., Всеобщую историю тоже этого же периода, Историю торговли. На подготовку было дано два с половиной дня (считая полдня от предыдущего экзамена). "Русская история" всегда очень интересовала меня, и я решил прочитать "Историю" профессора Ключевского. Уникальный труд, написанный чудеснейшим языком! Я читал эту замечательную книгу, почти не отрываясь, с увлечением, как интереснейший роман! И когда закончил ее и спохватился -шел девятый час вечера перед экзаменом! Немедленно принялся за "Всеобщую историю". Ее я прочитал к двум с половиной часам утра. Попросив разбудить меня в пять тридцать, я только к уходу на экзамен успел прочитать "Историю торговли". Голова была ясная, но настроение подавленное! В экзаменационной комиссии состояло пять человек. В билете у меня было: Александр I, Освободительная война, 1813 год, Венский конгресс; Французская революция 1830 г.; Торговые связи Финикии, Вавилона. Уверенно начинаю отвечать, говорю минут пять, все четко представляю себе, чувствую, что отвечаю хорошо. Вдруг наш историк М.К.Дунаевский прерывает меня: - Простите, каким пособием Вы пользовались? -"Историей" профессора Ключевского. Михаил Ксенофонтович как-то победоносно посмотрел на членов комиссии, а мне: "Продолжайте!" Продолжаю, подхожу к Венскому конгрессу, говорю о нем уже минуты три и слышу председателя комиссии Н.Ф.Волонцевича: -Господа, достаточно, не так ли? -Да, да, конечно. Ответ был признан блестящим, отвечал я 12 минут! Так, постепенно и закончились экзамены, я выдержал их все на "5".

Наш 12-й выпуск Харбинских Коммерческих училищ оказался "урожайным" на медали: каждый из трех классов получил их по две золотых и по две серебряных. 31 мая состоялся выпускной акт. Закончилась чудесная пора! Начиналась совсем неизвестная жизнь, но и в ней знания, полученные в дорогом мне училище, всегда были мне надежной опорой и огромной помощью!" Теперь о впечатлениях отца , уже студента второго курса Русско- китайского техникума - будущего Харбинского политехнического института , о начале в Харбине постановок постоянной оперы, об его впечатлениях о них, о любимце харбинской публики премьере Николае Антоновиче Оржельском . Продолжая свои мемуары, папа пишет:

Ссылки: