Петушки-67

Самое главное мероприятие 1967 года состоялось с 20 по 22 мая - это была Всесоюзная теоретическая конференция-семинар по проблемам самодеятельного песенного творчества . Проходила она неподалеку от станции Петушки, на берегу реки Клязьмы, в одном из домов отдыха на территории военного Костерёвского лесничества (охотничьего хозяйства) Владимирской области - туда из Москвы, Ленинграда, Новосибирска, Минска и других городов съехались барды: Владимир Бережков , Ада Якушева , Ляля Фрайтер , Виктор Луферов , Александр Генкин , Виктор Берковский , Юрий Кукин , Арик Крупп , Игорь Михалев , Владимир Туриянский . Но самыми известными авторами были, конечно, Александр Галич и Юлий Ким .

Помимо бардов на семинар приехали в большом количестве литературные критики, музыковеды, социологи, фольклористы и руководители песенных клубов - всего 75 человек. На большом автобусе прибыли даже сотрудники радиостанции "Юность" и все песни, все разговоры записывали на магнитофон. Инициатором проведения семинара был Сергей Чесноков , по образованию физик, но наряду с этим и большой поклонник авторской песни, еще в 1963-1966 годах участвовавший в создании Московского клуба самодеятельной песни (КСП) . Этот клуб и организовал семинар в Петушках, разослав приглашения по всей стране. В начале 1967 года Чесноков познакомился с Галичем и персонально пригласил его принять участие в семинаре. Галич, не избалованный подобными приглашениями, разумеется, согласился. Слет бардовской песни в Петушках, как и все каэспэшные мероприятия, проводился под эгидой ЦК ВЛКСМ, однако ни одного представителя горкома ВЛКСМ на семинаре не было, хотя и их тоже приглашали. О том, как удалось все организовать, рассказал Сергей Чесноков: "Среди моих знакомых был Саша Сейтов . В конце шестидесятых он заведовал студенческим отделом в Московском горкоме комсомола. Мы познакомились, когда клуб песни просил у него автобусы, чтобы везти Галича, других бардов в Петушки. Саша нам их дал. Позже он во ВНИИСИ заведовал международным отделом. Я не исключал, что у Саши были обязательства перед КГБ. Это ограничивало темы разговоров. Во мне действовал запрет на информацию о других людях" [ 463 ]. Однако из рассказа Юлия Кима известно, что они с Галичем опоздали на один день (все остальные участники прибыли 19 мая) и приехали не на автобусе, а на машине "Москвич", которую раздобыл Галич и которую вел кто-то из его знакомых [ 464 ]: "С нами было четыре бутылки "Старки" - как минимум, это я точно помню. Приехав на "Москвиче", мы сразу оказались на лесной полянке. Кругом сразу столпился народ - вокруг Александра Аркадьевича и, отчасти, меня. Александр Аркадьевич так возвысился над всеми, повел головой и сказал мне вполголоса: "Ну, двух стукачей я уже вижу". Ким удивился такой мгновенной наблюдательности и спросил Галича, как это он их различает, но тот в подробности не вдавался" [ 465 ]

Из-за того, что на семинар было отведено всего три дня, расписание его было очень плотным: каждый день читалось по нескольку докладов, затем шло их обсуждение, и после этого уже начинали выступать сами барды. Галич с Кимом, согласно опубликованным на сайте Московского центра авторской песни "Спискам фактического прибытия на базу и отбытия с нее участников Конференции", прибыли в Петушки 20-го числа около часу дня и уже 21-го вечером уехали, пробыв, таким образом, на семинаре около полутора суток. Однако участник этих событий Игорь Михалев утверждает, что Галич с Кимом прибыли "вечером, после бурного дня теоретических дискуссий" [ 466 ]. 21 мая ленинградский музыковед Владимир Фрумкин прочитал теоретический доклад "Музыка и слово", посвященный исследованию истоков бардовских песен, а также соотношению в них музыки и поэтического текста. Были в докладе и откровенные натяжки, и несбывшиеся пророчества (например, Фрумкин предрекал скорое забвение песни Городницкого "Атланты" на том основании, что, дескать, у нее однообразная мелодия), были и интересные наблюдения. Но главное - сам факт такого доклада, поскольку бардовская песня была отнюдь не в фаворе у властей и для публичной лекции на эту тему требовалась определенная смелость: "Вот пример с песнями Александра Аркадьевича. Я вчера и переживал их, а потом еще и поанализировал. Ведь хотя это, казалось бы, чистейшая поэзия, но это все-таки песня. Возьмите песни Галича, просто отпечатанные на машинке, не зная даже, что к ним сочинена мелодия, вы сразу обнаружите их музыкальность, которая присуща им при самом зачатии этого произведения. Вот один из признаков музыкальности, песенности этой поэзии,- начиная, насколько я знаю, с "Парамоновой", гуляет по вашим песням рефренчик, присказочка, со словами, а иногда и без слов, и вчера это было почти в каждой песне. Вот так вот поистине песенно льются стихи Галича, несмотря на всю интеллектуальную остроту, горечь, сарказм. Интеллектуальность в лучшем смысле слова, которая им присуща" [ 467 ] Среди важнейших теоретических вопросов, обсуждавшихся в Петушках, был такой: а как же, собственно, называть эту песню? Участники семинара стремились противопоставить бардовскую песню песне профессиональной, эстрадной, которая у всех уже навязла в зубах, и предлагали самые разные варианты: "гитарная песня", "любительская песня", "походная песня", "туристская песня", "массовая песня" [ 468 ] и другие. Слово взял Галич и предложил свой вариант: "Любительская? ну да, так может быть, но очень напоминает любительскую колбасу. А вот самодеятельная песня - это "сам делаю": сам сочиняю и сам исполняю". (Много лет спустя Алена Архангельская рассказала об одном разговоре с отцом на эту тему: "Он начал заниматься с ребятами из КСП . Он проводил там семинары. А я еще училась в ГИТИСе. Я его ругала. Я ему говорила: "Зачем ты связался с самодеятельностью? Что может быть хуже самодеятельности?" А он говорил: "Ты знаешь, там есть зерно, которое может вырасти в очень интересную песню. И вот я езжу туда." [ 469 ].) В итоге после продолжительного диспута все участники пришли к выводу, что "самодеятельная песня" - это самое правильное и самое емкое название, а за аббревиатурой КСП закрепилось значение "Клуб самодеятельной песни" (до этого она расшифровывалась как "Конкурс студенческой песни"). Впоследствии, однако, применительно к творчеству Высоцкого, Окуджавы, Галича и Кима станет использоваться термин "авторская песня" , которая противопоставляется именно песне самодеятельной, где смысловая нагрузка довольно-таки слаба. Хотя семинар в Петушках проходил в мае, но уже стояла 30-градусная жара. Да еще и повсюду летали огромные комары, которых очень выразительно описал Владимир Фрумкин: "Как потом Галич любил вспоминать: "Помните, как мы познакомились, Володя? Комары летали, как утки!, - и он так вот руками. Тут были только большие и очень кусачие [ 470 ]. И среди этого - невозмутимый Галич, который никому не отказывал, когда его просили петь, очень демократичный и в то же время очень холеный, и - с великолепными манерами" [ 471 ]. Похожим образом описывали внешность Галича и другие участники семинара: "Галич - с неизменной сигаретой в тонких пальцах, слегка надменный, ужасно элегантный, умеющий подать себя, внимательно слушающий и бархатно выговаривающий" [ 472 ]; "Он выглядел очень вальяжно, одевался элегантно, замечательно владел русским языком. Видеть, как он поет,- это было больше, чем просто слушать. Мимика, интонации!" [ 473 ] Остальные барды были приблизительно одного возраста, и все были одеты в ковбойки и кеды. "Демократическая шпана", как выразился Юлий Ким [ 474 ]. На фоне этих молодых ребят с гитарами 48-летний Галич смотрелся как белая ворона: огромный рост (183 сантиметра), аристократическая осанка, элегантная одежда (темно-синий, тщательно выглаженный костюм [ 475 ]), и самое главное - ореол человека, бросившего вызов Системе! Человек-легенда, одним словом.

По словам Владимира Фрумкина, все участники семинара "жили в каких-то примитивных бараках" [ 476 ] , то бишь в охотничьих домиках, однако московский бард Сергей Крылов считает иначе: "Лежали мы там на травке, в охотничьем хозяйстве. Какие там домики - я не знаю. В палатке мы там жили. А домик там только один был - строился большой такой сруб, в котором дверь уже сделали, а все остальное - нет. И вот однажды вечером был концерт Галича. Мы собрались внутри этого сруба. Он пустой был - только лавки такие стояли из одной доски по всем стенам, и в стенах горели лучины. И вот в этой темноте, в колеблющемся свете лучин, вошел Галич и стал петь. Он пел очень мощно. И когда он стал петь в этой темноте, как будто все стены исчезли, как будто мы в космосе находимся" [ 477 ]. Вообще песни тогда пели с утра до ночи. "Это были ночные безумные бдения,- рассказывал Валерий Меньшиков , "министр песни" новосибирского клуба "Под интегралом".- Начинал, допустим, петь Юля Ким. Тут же подхватывал тему или оттенял - Галич. Потом Юра Кукин с шуточками своими замечательными выходил. И вот это было непрерывное действо. Просто уже под утро надо было выползать только на свежий воздух" [ 478 ]. Но не забывали и про "погулять". Владимир Туриянский до сих пор вспоминает об этом с ностальгией: "мы там шикарно гуляли! Сколько было выпито с Кукиным портвейна, а с Галичем коньяка? Галич портвейн не пил" [ 479 ]. Там же Галич познакомился с московским бардом Владимиром Бережковым , который одолжил у него три рубля на пиво, да так потом и забыл вернуть. [ 480 ] Кульминацией семинара в Петушках стал парный концерт Галич - Ким , который состоялся вечером 21 мая. Все зрители собрались в большом бараке, спрятавшись от жары и комаров. Там же расположились Галич с Кимом, а чтобы их не мучила жажда, перед ними поставили ящик с пивом, дали одну гитару на двоих, и началось! Юлий Ким потом говорил, что это был "концерт, где мы эту "бандуру" друг у друга почти вырывали. Это был вечер сплошной крамолы" [ 481 ]. Тогда они действительно спели почти все свои острые песни, а Ким еще и чередовал лирические песни с политическими. Аудитория была потрясена смелостью обоих бардов. Игорь Михалев так описывал свое впечатление от песен Галича: "Я не был привычен к такому - откровенно вывернутому наизнанку, написанному, как казалось, на одном дыхании, без усилий, пауз, пота и крови" [ 482 ] . Сходные чувства испытывали и другие зрители, не привыкшие к жесткой, "проблемной" поэзии. Но многим из них такие песни просто не нравились. "Когда Галич пел,- вспоминает (2001) Туриянский,- на него набрасывалась куча критиков, авторов песен типа "Едут новоселы по земле целинной". <...> Были всякие дискуссии. Он пел свои песни "Мы похоронены где-то под Нарвой", "Памяти Пастернака". Они говорили: "Да как Вы можете?!", а он отвечал: "Ну, вот так я к этому отношусь" [ 483 ].

Среди "набросившихся" был литературный критик Юрий Андреев , впоследствии главный редактор "Библиотеки поэта". Будучи большим поклонником песен Высоцкого, Окуджавы, Визбора и Кима, он активно не любил песен Галича. Туриянский вспоминал: "Вот Галич спел ["Памяти Пастернака"], а Юра обращается ко мне: "Ну, теперь, Володя, дай нашу!" Что он имел в виду? Ну, я и спел, была у меня такая песня "Нелояльный марш", довольно злая песня. С тех пор он меня не упоминал ни в одной статье, хотя у него их много было. О Галиче он до сих пор плохо отзывается" [ 484 ]. На презентации сборника стихов Галича "Облака плывут, облака?" (1999) Туриянский отозвался об Андрееве еще жестче: "такой литературный подлипала, который докладывал все "туда" [ 485 ], то есть в КГБ" Это подтвердил и выступавший на той же презентации Сергей Чесноков : "Мы думали: хорошо бы организовать такую Федерацию клубов песни (там присутствовали и ленинградцы, и москвичи, и новосибирцы). И организовали ее. Это было все как бы шутя, играючи, на солнечной лужайке. И меня, как наиболее активного, избрали президентом Федерации клубов песни, а моими заместителями были Володя Фрумкин, Валера Меньшиков и, по-моему, тот самый злосчастный Юра Андреев - кагэбэшник, конечно же, безусловно". А когда Галич после своего импровизированного концерта с Кимом сидел в большой палатке-столовой и вместе с остальными участниками семинара подкреплялся неприхотливой пищей, Андреев налетел на него с таким вопросом:

"В самодеятельной песне самое ценное - искренность. Так где же настоящий Галич - в мажорных комсомольских песнях, в сценариях, удостаиваемых щедрой официальной хвалы, или в этих одновременно сочиняемых лагерных песнях?" После чего Галич "от этой несветскости на миг растерялся и ответил: "Так жить-то надо." [ 486 ] Однако Владимир Фрумкин говорит, что Галич в ответ "вежливо улыбнулся" [ 487 ] и, как вспоминает Юлий Ким, ответил: "Во-первых, у меня лежит немало пьес и сценариев в столе , которые совершенно непроходимы. Во-вторых, я литератор и ничем, кроме литературы, зарабатывать на жизнь не могу, а в- третьих, мне кажется, что во всех этих фильмах я против Бога не погрешил?" [488]. Галич имел в виду, конечно, "Матросскую тишину", но не только ее: были еще пьесы "Я умею делать чудеса", "Северная сказка", "Улица мальчиков", "Сто лет назад", "Москва слезам не верит", "Ходоки", "Август" и киносценарии "Первая любовь", "Спутники", "Наши песни", "Страницы жизни" ("Чайковский"), "Что человеку надо" [ 489 ] , "Дети Аполлона" [ 490 ] и "Золотой мальчик" ("Светлячок") [ 491 ]. Также не были реализованы заявки на сценарии "Необыкновенный концерт" (1955) [ 492 ], "Накануне праздника" (1956) [ 493 ] и "Не наше дело" (1959) [ 494 ].

Однако сам Андреев утверждает, что Ким привел ответ Галича на вопрос другого участника семинара: "Когда я в "Советской культуре" поведал об этом эпизоде, Юлий Ким "опроверг" меня тем, что привел другой эпизод с несколько иным ответом А.Галича: Александр Аркадьевич на чей-то подобный же вопрос, заданный ему публично, ответил в том смысле, что он ничего другого делать не умеет, а потому и зарабатывал на жизнь единственно возможным для себя способом?" [ 495 ] Впрочем, вполне вероятно, что к Галичу с этим вопросом приставали неоднократно. Другую интересную деталь из разговора Галича с Андреевым запомнил один из организаторов семинара в Петушках Олег Чумаченко , рассказавший на 30-летии Новосибирского фестиваля бардов в московском Театре песни "Перекресток" (15.03.1998) заодно и о том, как происходила запись песен на магнитофон: "Когда Галич выступал в этой избушке, приехала радиостанция "Юность" , Ада Якушева писала звук, и Галич произнес: "Только микрофон этот уберите". Ну, я в то время понимал всю серьезность момента. Я взял микрофон спокойно и стоечку и положил на сцену. И вдруг смотрю: кто-то по кромке ползет из двери с улицы. Якушева перебирается. Подходит и говорит: "Какой это идиот выключил микрофон? Я говорю: "Это я". Так вот, я и не знаю, состоялась ли тогда запись Галича и куда она делась [ 496 ]. А наутро было обсуждение в нашей столовой, где происходил любопытный разговор. Юрий Андреев такой был тоже на этой встрече - антипод в клубе "Восток" Володи Фрумкина. И Юра Андреев так бочком подбирался-подбирался к Галичу, а потом сказал все-таки: "Вот как же так, понимаете, есть же поэты-разрушители, почему-то у вас все такое разрушающее, вот что-нибудь такое созидательное? Галич спокойно повернулся: "Александр Сергеевич Пушкин тоже ничего не созидал, он разрушал." [ 497 ]. В вышеупомянутой статье 1989 года Юрий Андреев изложил и другой свой разговор с Галичем, состоявшийся на том же семинаре: "Какова же была реальная программа А.Галича? Очень сомневаюсь в том, что ее можно назвать просто общечеловеческой, гуманистической платформой. На прямой мой вопрос о его программе, обращенный к нему на нелегальном съезде авторов и актива клубов самодеятельной песни 20 мая 1967 года в Петушках, он лукаво ответил:

"Это только у больших писателей, например, у Льва Толстого, есть идеалы, есть позитивный взгляд. А мы - люди маленькие, что видим, то и говорим, чем недовольны, то и высмеиваем. Однако, когда я, опираясь на опыт истории литературы, вполне невежливо не согласился с самой возможностью подобной бесконцепционной платформы и спросил: "Ну ладно, все, дружно шагая в ногу, обрушим мост, но во имя чего? Какое у вас опорное слово?" - Александр Аркадьевич вспыхнул и резко бросил одно только слово: "Февраль!..? Те, кто присутствовал в подсобных помещениях охотхозяйства при этом диспуте, восприняли его девиз более чем сдержанно, так как для нас при всем неприятии трагических извращений, связанных с культом Сталина, определяющим было слово "Октябрь". Осердясь, очевидно, на себя - за свою откровенность и на нас - за отрицательную на нее реакцию, Александр Аркадьевич задал гневный вопрос присутствующим: ?А вот вы: пишете ли такие песни, как я сейчас? Нет? Тогда все ваше творчество?..!" Не могу сказать, что собравшиеся в Петушках с одобрением восприняли эту его оценку бардовской песни". Показательно, что своим "опорным словом" Галич назвал именно Февральскую революцию 1917 года . Она была осуществлена в то время, когда царская власть уже откровенно ослабла и перестала пользоваться доверием в народе. Эта революция была почти бескровной и установила в России республиканский строй, дав людям многочисленные гражданские свободы (что и привлекало в ней Галича). Но и Временное правительство, сменившее царя, оказалось слабым и не сумело противостоять захвату власти в октябре большевиками. Возвращаясь к воспоминаниям Ю.Андреева, обратим внимание на последнее приведенное им высказывание Галича: "А вот вы: пишете ли такие песни, как я сейчас? Нет? Тогда все ваше творчество-..!" Выглядит оно вполне правдоподобно, поскольку, согласно воспоминаниям других участников семинара, Галич, прослушав песни остальных бардов, сказал: "Вот вы поете о разном всяком - а неужели вас не волнует, что в стране происходит?" [ 498 ] , имея в виду практически полное отсутствие в их песнях социально-политической тематики (судя по всему, речь идет об одной и той же фразе - просто каждый участник запомнил ее по-разному). Интересная деталь: статья Андреева была опубликована "Советской культурой" 19 августа 1989 года, а принес он ее в редакцию, как утверждает журналист Марк Дейч, еще в апреле: "Всеми - подчеркиваю - без исключения сотрудниками редакции и членами редколлегии она была встречена в штыки. Не помогало даже то обычно немаловажное обстоятельство, что автор ее весьма дружен с главным редактором "Советской культуры" Альбертом Беляевым . Но главный - он и есть главный: устав убеждать, Беляев приказал: "Печатать!", добавив в качестве последнего и решающего аргумента: "Таково распоряжение сверху". Было ли такое распоряжение в действительности или товарищ Беляев решил таким способом сломить упрямство коллег и помочь другу - сказать трудно. Зато известно другое: по распоряжению Беляева редакция "Советской культуры" отказала в публикации - как это теперь у нас называется - альтернативных точек зрения. Однако небольшую подборку читательских писем - и на том спасибо - дать все же пришлось" [ 499 ]. Выступление Галича в Петушках прошло с большим успехом и без особых эксцессов, однако через два года (уже после Новосибирского фестиваля) участников семинара начали вызывать для объяснений аж в ЦК КПСС . Благодаря рассказу историографа КСП Игоря Каримова мы имеем возможность узнать, как проходили подобные беседы: "В марте 1969 года - звонок ко мне на работу. Приглашают в ЦК КПСС, в комиссию партгосконтроля . Возглавлял тогда эту комиссию человек со странной фамилией Пельше . Выписали пропуск, по которому я прошел в кабинет то ли Павловой, то ли Петровой, и она в течение часа пыталась допрашивать и воспитывать меня: "Что за слеты вы делаете, кто вам разрешил?. Что за конференцию вы провели в Петушках, кто вам разрешил?" Я отвечал, что всё мы делали с ведома горкома комсомола. Мы и планы работы на полугодие туда давали, и документы все у них лежат, а доклады к конференции предварительно читал сам А.М.Роганов [ 500 ], и автобус в Петушки они нам дали, на что есть квитанция, и что мы давно только и ждем утверждения нашего клуба. Но мои слова ее только раздражали: как это так может быть, что мы - никто и ни при ком - собираем сотни людей и руководим ими?! "Вы состоите в "комсомольском прожекторе" НИИРа, и все! И хватит вам общественной работы!" Ну, думаю, и об этом уже узнала. Потом она повела меня в огромный кабинет, к какому-то большому начальнику. Ну а тот сразу за главное: "Кто ваш идейный вдохновитель? Я похлопал глазами и ответил: горком комсомола. Он рассвирепел - не ожидал такого ответа, и завопил, громко так: "Неправду говорите, вы его еще называете по имени и отчеству!. - Пауза. (А я и в самом деле не понимаю, о ком это он.) "Александр Аркадьевич!" Вот теперь мне все стало ясно. Мы их волнуем "постольку, поскольку", а на самом деле им нужна информация о Галиче. Начальник задает следующий вопрос: "Как вы относитесь к его песням?" Я честно отвечаю, что мне очень нравится песня "Молчание - золото!", песня "О прибавочной стоимости", а вот с песней "Когда все шагают в ногу!" я не согласен (это во мне сказывалось комсомольское воспитание - сумел понять Галича в этой песне я много позже). Короче говоря, я по наивности пытался доказать этим людям, что песни Галича - это интересно, это здорово помогает развитию личности. А они все твердили одно и то же и настаивали на том, что я должен прекратить всякую подобную деятельность, и все тут. В итоге же сказали, чтобы я никому об этой беседе не говорил. Потом мне было приказано дома изложить все сказанное на бумаге, поставить свою подпись и номер комсомольского билета (последнее прозвучало особенно твердо и устрашающе) и сдать им. Смешные люди в ЦК КПСС - я, конечно, сразу же обзвонил наше правление. Встретились. Все рассказал. Потом мы чего-то написали, я поставил свою подпись и номер комсомольского билета, всё упаковали в конверт, отвезли на Старую площадь и опустили в почтовый ящик приемной ЦК. Спустя много лет я узнал, что тогда точно так же вызывали в ЦК КПСС на собеседования Игоря Михалева , Сергея Чеснокова , Евгению Райскую , а вот Володя Туриянский был неуловим - будучи геологом, он почти все время проводил в экспедициях" [ 501 ]. Имя партийной дамы, допрашивавшей Игоря Каримова,- Галина Ивановна Петрова . Об этом мы узнаём из рассказа Сергея Чеснокова [ 502 ] , которого она будет допрашивать в мае 1969 года в связи с Новосибирским фестивалем [ 503 ]. Что же касается самого Галича, то и он ощутит на себе негативные последствия выступления в Петушках, но не так скоро, как другие участники семинара. А пока на экраны выходит фильм режиссера Павла Любимова "Бегущая по волнам" по мотивам одноименного романа Александра Грина (1928).

Ссылки: