Дикштейн Григорий

Бард, коллекционировал записи Галича. 

Евгений Клячкин, с которым Дикштейн был дружен, прислал ему две большие бобины с песнями Галича, причем из конспиративных соображений прислал на работу. Там были "Кадиш", "Баллада о бегуне на длинную дистанцию" (так в тексте), "Караганда" и другие. Но разве можно скрыться от всевидящего ока КГБ? Через несколько дней, когда Дикштейн пришел с работы домой, жена показала ему повестку в военкомат. Повестка была не в районный военкомат , куда он привык ходить, а в другой, расположенный на соседней улице. В назначенный день он отправился по указанному адресу, и дальше события начали разворачиваться, как в плохом кино: "У самой двери мне дорогу преградил молодой парень спортивного сложения, выше меня на голову. "Григорий Дикштейн?" - он скорее не спрашивал, а утверждал сказанное. "Да", - сказал я с каким-то мерзким предчувствием неприятностей. "Тогда вам сюда", - и он указал на белую "Волгу", припаркованную неподалеку. "Да мне, собственно, в военкомат", - вяло засопротивлялся я. "Вот мы и есть ваш военкомат,- беззлобно отпарировал он и жестом дал понять, что я должен следовать к машине".

Приехали в мрачное здание харьковской Лубянки на улице Совнаркомовской, и вскоре после ряда тонких психологических и даже в какой-то степени физических мер воздействия начался допрос: "Галича поешь?" - не спросил, а произнес он полуутвердительно и с угрозой в голосе. При этом постучал костяшкой согнутого среднего пальца по столу. "Пою. Это заслуженный талантливый советский драматург и киносценарист". - "Ты ваньку не валяй. Знаешь, о каких песенках я спрашиваю". - "Если о "Бегуне?", так культ личности был осужден партией еще в 1956-м" - "Тайное прослушивание и распространение записей, порочащих советскую власть, карается законом. Понял?" - "А я для себя пою и слушаю", - уверенно соврал я. "За дачу ложных показаний - статья!". И он не врал. Есть ведь такая. "А я уже привлечен?" - мною наконец был задан самый точный в этой ситуации вопрос. <...> Ответа на вопрос не последовало. "Все записи принесешь сюда сам!". - "Это моя коллекция. Я собираю ее уже 10 лет. Причем лично для себя", - угадал я с ответом. "Изымем сами", - сказал, но уже без раздражения. "Коллекционеры собирают знаки отличия фашистской Германии, и никто у них их не забирает" - "Так их коллекции безвредны для страны", - соврал теперь он. "А дух?" - отпарировал я.- "Дух? А у песен твоего Галича дух или душок? <...> Учти, парень, крути свои пленки, но! если появится хоть одна копия - пеняй на себя. Подпиши бумагу о неразглашении. Вот тебе телефон. О любой антисоветской выходке - звони. Это твой долг. Все. - "В моем окружении нет людей, приносящих вред стране. Так что спасибо за доверие, но телефон мне не пригодится". - "Мы не торопим с ответом, пропуск на выходе". "Неужели всё? Неужели свободен?" - думал я, следуя за уже знакомым, доставившим меня сюда парнем. Он подписал пропуск, пожал мне руку" "Я слушал вас в университете. Мне очень понравились ваши песни." "Значит, и здесь работают люди?, - наивно подумал я и - вышел на свободу" [ 1027 ].

Ссылки: