Семья Гагариных после войны

Герман Степанович Титов приехал накануне моего восьмидесятилетия без предупреждения. Так неожиданно любил приезжать Юра. Двадцатого декабря вырваться никак не смогу, - объяснил, - а не поздравить вас не имею морального права. Дни были суматошные. Но Герман-то свой человек, поэтому никакого неудобства не внес, а радость своим посещением доставил. Разговор затянулся за полночь. О новостях друг другу порассказали, о здоровье да делах, ну и, конечно, об их молодости вспомнили.

- Анна Тимофеевна! Я ведь вначале Юре завидовал, - признался Герман. - Умом понимал, что выбор первого космонавта правильный, а в сердце холодок какой-то стоял.

- Это же понятно, - говорю. - Человек, коли что-то умеет, всегда хочет умение это показать. Вы с Юрой вровень шли.

Никогда меня Герман Степанович не перебивал, но тут, вижу, не терпится ему продолжить, я и замолчала, а он горячо так заговорил:

- Теперь знаю: был неправ. Время показало: только Гагарину по плечу было стать первооткрывателем. Нам легче было следовать за ним.

Я поблагодарила за такие слова о сыне. Особенно приятно было услышать это от Германа Степановича, которого Юра уважал, ценил и так хорошо понимал. Герман возразил, что говорит не для красного словца, а убежден в этом.

- Так это! - Герман по-командирски рукой рубанул, как будто мои возражения предвидел. Тут же голос его смягчился.

- Анна Тимофеевна, - говорит, - меня вот спрашивают, как стать космонавтом, как вырасти таким, как Гагарин. Знаете, что я говорю? Надо полностью повторить его путь. Трудиться с детства. Учиться старательно. Приобщиться рано к рабочему классу - пойти в ремесленное. Заниматься в аэроклубе, как бы тяжело это ни было. Словом, следовать его уникальным путем. Не сдаваться перед обстоятельствами. Быть убежденным комсомольцем, коммунистом, самоотверженным, честным товарищем, прекрасным сыном, братом, мужем, отцом.

В 1947 году вернулся из армии Валентин . Ребята как завороженные слушали его рассказы о танках, о боях, о победе. Валя привез с собой шлем и в знак особого поощрения разрешал то одному, то другому братишке пощеголять в нем. Теперь вся наша семья была в сборе, да еще с прибавлением: у Зои и Димы появилась дочурка - моя первая внучка Тамара .

Малышка так к своему юноше-дяде привязалась, что в шутку его прозвали "крестным", что по нашему деревенскому обычаю обозначает большую степень участия в воспитании. Тамара так всегда его и звала.

Валентин стал работать электриком: восстанавливали старые линии в селах, прокладывали новые. Однажды забрался он на "кошках" (крюках, которые крепились к ногам и, врезаясь в деревянный столб, удерживали монтера) на самый верх, чтобы навешивать провода, столб подломился, рухнул, придавил Валентина. Несколько часов пролежал он, пока его хватились. Привезли в больницу, перелом оказался тяжелым. После окончания войны было такое чувство: все беды позади. Несчастье с Валентином обескуражило: не должно быть такого, раз война окончилась!

Пришло письмо из Клязьмы. Стала я читать, обмерла. - Мама! Что?! - увидел мое лицо Юра, забеспокоился. Весть была тяжелая - дальше некуда: Мария писала, что ее муж погиб. Возвращался поздно ночью с работы и попал под поезд. Остались вдовами обе мои сестры с четырьмя ребятишками на руках. Дни шли за днями. В 1948 году, едва поправившись, объявил Валентин о женитьбе. Присмотрел он свою Марию , когда еще линии электропередачи в гжатские деревни проводил. Ну, коли о жене задумался, значит, совсем здоров! - пошутил Алексей Иванович. Валентин и Мария решили построиться рядом. Этот дом быстро возвели: мужиков было много, в лето подняли. Наступила весна сорок девятого. Юра окончил шестой класс, как всегда, на "отлично" и вдруг ни с того ни с сего заявил:

Поеду в Москву, буду поступать в ремесленное училище . Мы с отцом старались его отговорить. Казался он мне еще совсем мальчиком. Очень уж не хотелось отпускать от себя. Наконец-то семья вся собралась, а тут опять кто-то из детей будет не со мной. Но Юра, оказывается, все продумал. Рассуждал он, как взрослый, говорил, что хочет учиться дальше, образование думает получить, в то же время понимает, что нам с отцом трудно. Вот он овладеет какой-нибудь профессией, встанет крепко на ноги, учиться будет по вечерам. К этому времени и многие его одноклассники, которые были старше Юры, поступили в ремесленное.

- Насчет учебы, мама, не беспокойся, - говорил Юра. Вот Паша Дёшин работает и в вечерней школе учится. Да еще на "отлично"! Конечно, свою роль сыграло и то, что в ремесленном училище выдавали форму, полностью обеспечивали учащихся. Мальчишки наши заглядывались на аккуратно одетых в форму сверстников. Многие мечтали поступить в суворовское училище. Но таких училищ еще было мало. Тогда-то и задумался о ремесленном. Мне не хотелось соглашаться. И Алексей Иванович тоже насупился, молчит, не согласен. Юра не отступает, примеры приводит. Но сразу сразил меня, когда заявил: Ты, мам, столько про своего отца, про дядю Сережу рассказывала, почему же сейчас противишься? Разве не хочешь, чтобы я, как дядя Сережа и дедушка, стал рабочим? Брат мужа, Савелий Иванович , еще до войны переехал в Москву, работал на заводе имени Войкова .

Списались мы с ним, он Юрины планы одобрил, пригласил остановиться у них в семье. Собрала я Юре все необходимое. Попросила Валентина отвезти в Москву, да не уезжать, пока окончательно брата не устроит. Коли с ремесленным не выйдет (я на это очень надеялась), просила быстренько домой возвращаться. Уехали они в Москву, на Радиаторную улицу, где в маленькой квартирке жили Гагарины.

Ссылки: