Семенов Н.Н. и биология

Интерес к биологии он питал с давних пор, справедливо полагая, что наука о живом подходит к той революции, которая на его памяти потрясла физику, а потом и химию. И подобно тому, как понятия новой физики проникли (не без его непосредственного участия) в химию и объяснили смысл ее, представлявшихся особыми, законов,- законы биологии должны были получить объяснение со стороны химии. Разумеется, не специалист-биолог, он не счел себя вправе спорить по конкретным вопросам этой науки. Не существовало, однако, сомнений в том, каковы условия достоверности в научной работе. Мог ли честный ученый мириться с тем, что одни и те же опыты в разных руках приводят к различным результатам?

Как будто элементарно: пока результаты опытов не однозначны, ими невозможно пользоваться ни для обобщений, ни тем более для практических рекомендаций. Что произошло бы с физикой или с химией, если бы в этих науках возник подобный развращающий произвол? - задавался вопросом Семенов. И отвечал, что если в биологии труднее выдерживать строгие условия опыта, то тем больше внимания необходимо этому уделять. В противном случае "разгул воображения и чувств" неизбежен!..

"...Пусть все хорошо,- писал он, как бы возвращаясь к своим собственным переживаниям давних лет.- Но вот ваши результаты начинают проверять другие ученые... Среди подтверждающих опытов вдруг появляются противоречащие вашей теории. Вы обязаны со всей тщательностью повторить их и либо показать, что ваш оппонент допустил ошибку, либо удостовериться, что он прав, и честно признать, что ваша теория неправильна или частично неправильна. Вы должны признать это прямо и смело без всяких уловок, как бы унизительно это вам ни казалось. Блюсти чистоту науки - первая заповедь ученого..."

В одной из бесед с Лысенко Семенов предложил: "Пригласите к себе кого-нибудь из тех ученых, у которых не получаются ваши результаты, и поставьте опыты совместно. Вот если при этом ваши результаты повторятся, тогда все ученые вам поверят..." Блюсти чистоту науки! Быть беспристрастным. Но не значит - лишенным огня. Ему по душе такая работа: молчит, молчит лира... а потом пыль столбом и дым коромыслом. И бессонные ночи. Утверждают, что в молодости, во времена первой атаки на цепную реакцию, Семенов три месяца спал часа по два в сутки. Как совместить все это? Ведь горячность уживается в его натуре с глубоким внутренним постоянством, беспристрастность - со страстностью... Остается послушаться его самого: мы обязаны строить гипотезы, исходя из того, что видим, не смущаясь противоречиями... '

В то время как Семенов развенчивал "разгул воображения и чувств" и "фантастические теории", ему самому рисовались не менее фантастические на первый взгляд картины чудес, осуществимых в будущем благодаря содружеству биологии с химией. Но если кто-то и мог усмотреть в этом противоречие, оно было кажущимся: прогнозы ученого вырастали из фактов, а желаемое было четко отделено от действительного. В биологии Семенов видел незаменимую школу для химиков, ибо в природе, в живых организмах осуществлялись процессы, о которых химик-технолог мог только мечтать. Живая клетка, этот мини-завод, работает по куда более совершенной технологии, нежели самое современное производство. Если бы удалось использовать такую биохимическую технологию! Например, научиться связывать атмосферный азот (запас сырья безграничен) не так, как это делается в заводских автоклавах (под высоким давлением и температурой), а по принципу некоторых бактерий... Или связывать углерод по патенту зеленого листа! Это означало бы поистине революционный переворот, и не только в производстве пищи или кормов. Если бы солнечную энергию собирать, как урожай, с огромных энергетических полей, "засеянных" светочувствительным веществом (скажем, в виде эмульсии), - это в изобилии обеспечило бы человечество энергией, пускай не навсегда, так на обозримое будущее!.. Необходимо мужество, чтобы высказывать подобные идеи всерьез и публично. И академик Семенов наверняка прекрасно сознавал, чем рискует, хотя бы на примере своего учителя. Ведь в свое время академик Иоффе высказал ряд фантастических, как казалось, идей - в частности и по поводу использования солнечной энергии - и в результате прослыл мечтателем, фантазером. Правда, на полувековой дистанции обнаружилось, что многие из его мечтаний являли собою прогнозы. Не станем утверждать, что Семенов черпал мужество именно в этом, выдвигая идеи химической бионики. Но так или иначе, оставаясь серьезным ученым, постарался подкрепить их расчетами и конкретизировать.

Как "вытащить" из организма, каким образом перенести из живой клетки в лабораторную колбу, а там, быть может, и в цеховой (полевой?) реактор эту внутриклеточную "эволюционно развитую" химию?! Вот, по сути, вопрос, который мог перевести стрелку с колеи чистой фантастики, ну, скажем, на рельсы гипотез. Ответ Семенова в общем виде был: это можно сделать, не копируя природу, что почти безнадежно, но используя некоторые ее принципы. Конкретнее - осуществить отдельные функции, характерные для живого вещества, пусть очень ограниченно, но зато более направленно и с большею производительностью. Еще конкретнее: создать химические катализаторы по принципу биологических ферментов. Наконец, совершенно конкретно он ответил на этот вопрос, прогуливаясь вокруг клумбы перед главным корпусом института со своим бывшим аспирантом, который приехал когда-то из Киева, будучи в сфере цепных реакций роялистом, большим, чем сам король, но вопреки собственным намерениям сделал после семеновского "начального толчка" интереснейшую работу (затем цитированную Семеновым в нобелевской речи). Ученик (пора его наконец назвать - А.Е. Шилов , профессор, доктор наук; к моменту совместной прогулки вокруг институтской клумбы он получил лабораторию) пришел к учителю с мыслью (так принято: говорят, Н. Н. по отношению к новым идеям всегда в "свободно-радикальном" состоянии), оперившийся ученик пришел с мыслью воспроизвести в лаборатории природный механизм фиксации азота , поискать соответственные химические системы. Мысль, надо признаться, была довольно-таки голая, ясности, как взяться за дело, увы, не имелось. Но учитель, не однажды ратовавший за эту идею, подчеркнул лишь серьезность и трудность проблемы и отнюдь не подумал ученика разуверять, расхолаживать. Нет, напротив, принялся утверждать в задуманном, горячо обсуждать, заряжать энергией... "Хотите заняться? - спросил Семенов.- Это интересно!" И стал следить за работой с нетерпеливым вниманием. "Это интересно!" - по семеновской шкале оценок высокий, если не высший балл.

Да, прошедшее (в том числе и богатая событиями история собственной жизни), как правило, занимает Семенова лишь постольку, поскольку помогает понять настоящее ;так, в борьбе с лжеучением в биологии он во многом опирался на исторические параллели) или обратиться к будущему. Он и сам замечал, что "не очень склонен жить в прошлом" и предпочитает "даже на старости лет говорить о настоящем и будущем". И все же - с интервалом почти в полвека - вновь задумался над горением фосфора, над явлениями, в свое время породившими цепную теорию... А ведь эти сенсации давным-давно отгремели, стали классикою науки.

Ссылки: