Иоффе у Рентгена

Служенье муз не терпит суеты... Иоффе прошел хорошую школу у герра профессора В.К. Рентгена . Замкнутый, аскетически скромный, неулыбчивый "его превосходительство" подавал наглядный пример своим ученикам. Несмотря на разницу лет, темпераментов, положений, естественно, они старались подражать учителю. ...В начале двадцатых годов, при нэпе , у профессора Иоффе квартировал студент Дорфман . Даже когда с продуктами стало заметно лучше, профессор не соблазнялся, казалось бы, доступными разносолами. Изо дня в день неизменно глотал по утрам свою рисовую кашу с корицей. Отличавшийся любознательностью студент не вытерпел, зацепил профессора очередным вопросом.

"Когда я работал у Рентгена,- объяснил Иоффе,- то каждый день по дороге заходил в колбасную лавку. С хозяйкой у меня был раз навсегда уговор - как только я отворяю дверь, она мгновенно заворачивает четверть килограмма колбасы: всегда одной и той же, чтобы не было задержки. Мне оставалось молча взять сверток. Думать при этом я продолжал о своем, не отвлекаясь..." Мог ли академик, директор института, президент Российской ассоциации физиков и прочая, и прочая, и прочая, мог ли он мечтать о такой полной, о такой необходимой ученому сосредоточенности?.. Рисовая каша с корицей едва ли спасала положение.

Еще в молодости, будучи ассистентом Рентгена, Иоффе заинтересовался прохождением электрического тока через кристаллы. Герр профессор не одобрил увлечения ассистента. Чтобы выяснить, меняется ли проводимость кристаллов, если перед этим их облучить, пришлось воспользоваться каникулами. Что же оказалось? И ультрафиолет, и рентген, и бета-лучи радия, даже нагрев и охлаждение - все влияло на величину тока! О своих наблюдениях ассистент тотчас же известил профессора, но в ответ получил коротенькую записку: "Я жду от вас серьезной научной работы, а не сенсационных открытий. Рентген". Профессор объяснил смысл записки, когда вернулся из отпуска. Описания всяких излучений и их воздействий производят впечатление чего-то несолидного. Столько сенсаций появлялось после его икс-лучей, что "лучи" сделались дурным тоном у физиков. ...Молодой петербургский инженер приехал в Мюнхен через семь лет после открытия рентгеновских лучей. Из новых коллег он сошелся с Эрнстом Вагнером . Почти ежедневно гуляли Иоффе и Вагнер в Английском саду, на каникулы вместе уезжали в Швейцарию, и не было, пожалуй, ни одного вопроса в физике, которого бы они не обсудили. Их общение не ограничивалось физикой. Вагнер, например, был глубоким знатоком симфонической музыки и приохотил к ней своего друга. От Вагнера, из первых, можно сказать, уст, Иоффе услышал в подробностях о великом открытии Рентгена. Вагнер был его ассистентом еще в Вюрцбурге - открытие свершилось на его глазах. Впрочем, он был лишь одним из первых свидетелей- сама работа была сделана Рентгеном без чьей-либо помощи, и в течение двух месяцев ассистенты терялись в догадках, чем занят шеф за запертой дверью своей лаборатории. Когда утром они приходили на работу, шеф уже был там, когда вечером они прощались друг с другом - шеф еще не выходил из своей комнаты. Но спустя два месяца любопытство ассистентов было удовлетворено. Им первым показал шеф фотографию, способную повергнуть в мистический ужас: кисть руки, пятилучие костей,- словно фотографировали скелет. Но весь эффект заключался в том, что снята была живая рука жены шефа фрау Берты с обручальным кольцом на пальце. Они, ассистенты Вагнер и Кох , стали первыми читателями статьи Рентгена "О новом роде лучей", к которой была приложена эта первая рентгенограмма. Они, ассистенты Вагнер и Кох, стали очевидцами торжественных собраний, газетных панегириков, факельных шествий в честь Рентгена, его небывалой для ученого мировой славы, которая докатилась и до малороссийского городка Ромны , до старшего класса местного реального училища. Неизвестно, какое впечатление произвели на реалиста Иоффе газетные заметки о всепроникающих лучах. Во всяком случае, работы самого Рентгена он прочел много позже, когда сумел оценить по достоинству эти три небольшие статьи, где новое явление было исследовано настолько всесторонне, что сотни дальнейших работ ничего существенного не могли добавить чуть ли не до "шоколадного пари" Лауэ с Вагнером в кафе "Лютц".

Иоффе узнал Рентгена через семь лет после его открытия редко улыбавшимся человеком, намеренно "зажатым" своими строгими принципами. Сенсация, которую вызвало его открытие во всем мире, заставила Рентгена "замкнуться в себе, ограничить свою жизнь узким кругом друзей и научных сотрудников. Он не принимал орденов, не выступал на собраниях... Открытые им лучи он исследовал, как мог, но опасался сделаться узким специалистом по своему сенсационному открытию. Он хотел остаться тем же физиком, каким был всегда,- исследователем явлений природы, которому только посчастливилось однажды обнаружить новую, еще никому не известную ее сторону". Так писал Иоффе о своем учителе, который "...больше, чем кто-нибудь из современников, способствовал созданию новой физики нашего столетия... Тем не менее, сам он оставался верен прежним заветам и сторонился того потока не всегда достаточно обоснованных "открытий" и гипотез, который последовал за его открытием... Рентген придавал значение лишь фактам, а не их объяснению..." Учитель внимательно разбирал работы своего ученика, не прощая ни единого промаха, заставляя еще и еще раз продумывать эксперимент, учитывать все возможные источники погрешностей - точностью своих измерений он славился, и при этом неизменно следовал заповеди Ньютона : "Гипотез не измышляю". Между тем у молодого петербуржца каждый новый факт вызывал лавину догадок, предположений, толкований.

Взять хотя бы эти опыты с проводимостью облученных кристаллов - разве не указывали они, что облучение влияет на электрические свойства? Разве не заставляли доискиваться корней? Недовольство учителя не могло остановить ученика. "Я охотно соглашался ничего не публиковать о своих наблюдениях,- вспоминал Иоффе. - Прекратить же исследования... отказался... Рентген оставил меня в своей лаборатории, но больше ко мне не заходил..." Однако вскоре своевольный ассистент натолкнулся на трудность. Он был не в силах понять поведение каменной соли, изучением которой занялся. "Все контакты были тщательно проверены, установка испытана, а неопределенность только усиливалась... Но однажды я подметил, что рост тока в каменной соли совпадал с выходом солнца из-за облаков. Повторение опыта на других пластинках показало,что такой чувствительностью к солнечному свету обладали только пластинки, предварительно подвергнутые облучению рентгеновыми лучами. Загадка раскрылась, но довольно неожиданным образом. Когда я подошел к Рентгену в практикуме, я был встречен ироническим вопросом: "Еще одно сенсационное открытие?" - "Да!" И, ничего не разъясняя, я провел Рентгена к прибору и показал, как опускание занавесок на окнах уничтожает ток, а солнечный свет увеличивает его в тысячи раз. - "Мало ли что может сделать солнце, а вот спичка?" Оказалось, что ее свет также повышал ток в несколько раз.- "Давайте займемся вместе этим исследованием!" И до самой смерти Рентгена, в течение почти 20 лет, эта область осталась единственной его научной работой..."

Из мюнхенской школы Рентгена Иоффе вынес не только экспериментальное мастерство, но и любовь к эксперименту. У него была склонность к теоретизированию. Работа в лаборатории открыла перед ним увлекательный мир поисков, мир, который был непрерывной войной с природой, и победы доставались лишь тем, кто обладал наблюдательностью, настойчивостью, сообразительностью и оптимизмом. И еще он вынес от Рентгена неизменное дружелюбие к людям, чуждое панибратства и исполненное достоинства, и столь же неизменный крахмальный воротничок и изысканность в одежде.

И еще он вынес просто любовь к своему великому наставнику. Чувство было взаимным. Ни расстояние, ни войны, ни вызванный ими обрыв связей не изменили его. Это стало ясно обоим, когда в двадцать первом году они встретились после семилетней разлуки. Но еще за полтора года до встречи ученик отдал дань учителю: в Петрограде зимой двадцатого года перед зданием Медико-биологического отдела на Лицейской улице был поставлен прижизненный памятник Рентгену . То был временный памятник, и одновременно памятник времени. Не гранит и бронза, а гипс и дерево. Сделанный художником Натаном Альтманом бюст Рентгена с надписью на пьедестале "Творцам учения о рентгеновых лучах". И на трех сторонах пьедестала длинный список: Рентген, Баркла, Брегги, Лауэ, Зоммерфельд, Моссли, Дебай, Кюри и Склодовская-Кюри, Беккерель, Резерфорд, Рамсей, Крукс, Томсон, Ленард, Лоренц, Вильсон, Милликен, Плаик, Бор... Самый перечень являл собой иоффевскую широту и еще, пожалуй, свидетельствовал о некотором преувеличении, в каком виделось ему и без того великое открытие учителя. В сущности, это был славный перечень творцов физики двадцатого века, для полноты недоставало, может быть, двух - трех имен.

Открывали памятник торжественно, приурочив открытие к празднованию первой годовщины Государственного Рентгенологического и радиологического института. Его основатели - профессор медицины Неменов и профессор физики Иоффе - говорили речи, а Петросовет постановил в этот день переименовать Лицейскую улицу в улицу Рентгена.

...Дважды в год петербургский физик Иоффе приезжал в Мюнхен , где продолжал опыты. Значительную часть исследований он проводил в Петербурге со своими сотрудниками. "Накопилось 17 тетрадей наблюдений и до 300 страниц текста, но Рентген все еще не решался опубликовать наш труд... Рентген хотел, чтобы были систематически изложены наблюденные нами факты без "гипотетических" объяснений. Мне же казалось, что обширный материал может быть понят читателем только в том случае, если изложить факты как обоснование сделанных нами выводов. Чтобы убедить Рентгена, я разделил весь фактический материал на 7 глав и приложил краткую главу: "Разгадка 7 мировых загадок". Придирчиво Рентген проверял: каждая ли деталь полностью вытекает из заключительной главы. Не найдя ни одного противоречия, он согласился включить ряд физических выводов в текст. Статья была написана. Но потом Рентген, видимо, снова заколебался, а время шло - опыты, сделанные в 1904-1907 гг., остались неопубликованными еще в 1914 г., когда мы встретились в последний раз перед войной.

Рентген предложил разделить нашу работу, оставив ему каменную соль. Свою статью о каменной соли размером в 200 страниц он опубликовал в 1921 г., отметив, что она была выполнена частично совместно со мною. Вряд ли у кого-нибудь хватило терпения ее прочесть, но зато она ярко иллюстрирует, что Рентген понимал под "изложением фактов"... Об этой-то, опубликованной в берлинских "Анналах физики", статье, которая называлась "Об электропроводности некоторых кристаллов и о действии на нее облучения", Иоффе и услышал, приехав весной двадцать первого года в Берлин. "Только теперь я узнал, что напечатал Рентген,- писал он,- это малая часть нашей работы, и многое действительно уже измерено после моего отъезда из Мюнхена, но ничего нового не прибавлено и не выяснено - только больше материала и контрольных опытов..."

Через несколько дней в Мюнхене, где Иоффе навестил своего учителя, старый Рентген рассказал ему, что оставшиеся записи, тетради наблюдений, словом, вся общая их работа - вместе с той ее частью, которая была готова к печати,- со времени войны хранится у него в большом конверте с надписью: "В случае моей смерти сжечь". Ученый понимал, что не смог бы во время войны с Россией напечатать работу, сделанную совместно с русским коллегой.

Спустя год Иоффе вновь в Мюнхене. Он приехал, чтобы разобраться в содержимом большого конверта, пока еще не попали в огонь эти 15 тетрадей с наблюдениями и страниц 300 рукописей. "...Все это в совершенно необработанном виде,- писал Иоффе домой.- За 15 лет я уже тоже многое забыл. ...Не знаю пока даже, как приняться за это дело. Сегодня же возьмусь... С неделю пробуду в Мюнхене и выясню с Рентгеном все, что мне будет неясно в его записках..." Через две недели он сообщил: "С Рентгеном расстались очень трогательно. Условились, что статья моя будет подписана: А. Иоффе. Частично совместно с В. К. Рентгеном..." (Первую работу в "Анналах" Рентген подписал "В. К. Рентген. Частично совместно с А. Иоффе".) Прошел еще месяц - и Иоффе закончил наконец статью, очень сжатую, по собственным его словам. Рентген и Эренфест одобрили ее, а Алексей Николаевич Крылов обещал сделать к ней чертежи. Под названием "Прохождение электричества через кристаллы" статья увидела свет в тех же берлинских "Анналах" в 1923 году - уже после смерти Рентгена.

За то время, пока материалы пролежали в пакете, многие из замеченных Иоффе явлений были вновь открыты другими физиками, в частности Полем и Гуденом,- разумеется, безо всякого упоминания имени Иоффе, ибо откуда же им было знать содержимое рентгеновского пакета. Но Иоффе ни единым словом не попрекнул своего учителя и, закончив статью, возвратил ему все материалы. Рентген опять запрятал их в тот конверт. Иоффе не только ни в чем не винил Рентгена, он уверял Эренфеста, что на учителя не следует сердиться, что он получил вполне убедительное оправдание его непонятного поведения. "Но он не мог почему-то раскрыть нам тайну Рентгена",- вспоминает жена Эренфеста. О смерти учителя Иоффе узнал из газет в феврале 1923 года. Судьба пакета, приговоренного Рентгеном к огню, стала известна Иоффе спустя полтора года от Эрнста Вагнера . Старый друг его мюнхенской молодости был душеприказчиком Рентгена. Встретившись с Вагнером, Иоффе сообщил домой: "Заметки наши и наблюдения, видимо, сожжены вместе со всеми научными заметками Рентгена по его желанию. Немножко жаль..." "Немножко жаль" - это единственные слова, которыми ученик позволил себе упрекнуть покойного учителя за то, что большая часть долголетних трудов, в том числе и сделанных в Петербурге, так и не увидела света.

Ссылки: