Луначарский утвердил создание Рентгеновского института, трудности жизни

6 мая 1919 года газета "Северная Коммуна" (Известия Петроградского Совета рабочих и красноармейских депутатов) поместила заметку "От Народного Комиссариата по просвещению", подписанную Луначарским . Сообщалось об учреждении в Петрограде трех государственных научных институтов. Одним из трех был Рентгенологический и радиологический институт, учреждаемый "для научного исследования вопросов рентгенологии и радиоактивности и их практических применений в медицине и технике".

"Устройство и содержание... института,- говорилось в газете,- обеспечивается средствами казны по сметам Народного комиссариата по просвещению". И действительно, Иоффе получил столько денег на организацию института, что уносить их пришлось в мешке. Он принес этот мешок к себе домой и, пригласив Чернышева, рассыпал богатство по столу. Купюр было много и нужд было много, да мало что можно было купить на эти купюры, хотя Наркомпрос не поскупился.

Наркомпрос не скупился не только на деньги. Вот, к примеру, каким мандатом располагал Иоффе:

"Народный комиссариат по просвещению Москва - Кремль Кабинет 19-го июня 1920 г, * 1850

УДОСТОВЕРЕНИЕ В виду большого государственного значения Рентгенологического и радиологического института, который, кроме выполнения своих научных задач, обслуживает лечебные заведения, Красную Армию и технические предприятия, Народный Комиссариат по просвещению просит все ведомства и учреждения оказывать институту всяческое содействие. Народный Комиссар по просвещению А. Луначарский".

Мандат за подписью Луначарского помогал разобывать дрова, билеты на поезд, карандаши и бумагу. Но в условиях топливного, транспортного, бумажного п прочих кризисов отнюдь не обладал чудодействием.

"В Отдел распределения канцелярских принадлежностей,- писал Товарищ Президента института Чернышев.- Физико-технический отдел просит предоставить: Карандашей обыкновенных... синих и красных. химических. резинок. перьев. бумаги, кнопок, гуммиарабику, туши. Институт особенно нуждается в карандашах... бумаге обыкновеннойи копировальной и лентах для пишущей машинки, которых у него абсолютно нет..."

Снабженный мандатом представитель института отправлялся в "Отдел распределения", но работник отдела, разводя руками, против слова "перьев" зачеркивал просимые 2 дюжины и писал 1, против слова "бумаги" зачеркивал 1 стопу и писал 1/2, против слова "гуммиарабику" вместо 2 флаконов писал 1 и совсем вычеркивал карандаши синие и красные, и химические, и копировальную бумагу, и ленты для пишущей машинки, которых у него тоже не было. Потому и в отпечатанных на машинке бумагах того времени так тесно лепится строка к строке, и все они полуслепы, и отпечатаны с обеих сторон, н зачастую буквы подправлены чернилами, чтобы легче было разобрать текст:

"...Физико-технический отдел ходатайствует о предоставлении ему 250 куб. саженей дров для отопления его помещений и получения газа... Отдел ведет весьма интенсивную научно-техническую работу... Помимо разработки чисто научных вопросов и теорий, в лабораториях Отдела вышла целая серия практических изобретений... Исключительное государственное значение отдела 32 засвидетельствовано особым мандатом, выданным т. Луначарским... Единственным препятствием, которое может остановить всю жизнь учреждения, явилось бы отсутствие топлива..." А пока подобные этой бумаги ходили по инстанциям, не замерзать же было!

"Ночь. В Сосновке нет фонарей. Трамваи не ходят... На Приютской улице лес. Среди высоких стволов крадутся три тени... Впереди служитель одной лаборатории Политехнического института с топором, позади двое с пилой: профессор Яков Ильич Френкель да я ( Дорфман ). Идем, озираемся по сторонам. Тишина... Вдали кто-то пилит дерево. Мы приступаем к работе. После больших наших усилий падает сосна. Никто, к счастью, не видит нас. С трудом превеликим пилим ствол на части, тащим на себе трофеи... Осталось донести последнее полено. Чу! Навстречу нам какие-то люди. Мы поспешно бросаем полено и удаляемся восвояси. А люди почему-то сворачивают в противоположную сторону. Мы не рискуем вернуться за поленом, а в душе проклинаем этих праздношатающихся... На другой день узнаем, что это были студенты, среди них мой однокурсник - Виктор Николаевич Кондратьев . Они, оказывается, переполошились, встретив нас, ведь они тоже занимались незаконной охотой за дровами". Это - из воспоминаний профессора Я. Г. Дорфмана.

Академик В. Н. Кондратьев дополняет картину: "Когда встретили ночью Френкеля с Дорфманом, они тащили бревно, а мы больше по воротам и калиткам промышляли - много домов было брошено. Уж в крайнем случае срубишь сосну. Удивляюсь, как удавалось разжечь сырую..."

Третий участник ночной встречи, Яков Ильич Френкель , незадолго до того вернулся из Крыма. Он был поражен воздухом города, совершенно чистым, как на курорте, свободным от дыма - топлива не было, заводы стояли. По той же причине трамваи, как писал тогда Френкель родителям, хромали на обе ноги. "Даже утром уличное движение поддерживается лишь "11-м номером", т. е. при помощи нижних конечностей, причем я уже настолько приспособился к этим путешествиям, что для сбережения драгоценного времени читаю по дороге книжки..." А дорога в Лесной из города, прямо сказать, не близка, по крымским масштабам, как от Алупки до Ялты. Летом кое-кто пользовался велосипедом, ну, а зимой-одни, как Френкель, умудрялись читать на ходу, другие обдумывали великие (или малые) замыслы, а третьи - сочиняли стихи и даже поэмы.