Черток Б.Е.: исключение из комсомола

Самоубийство Клеванского активизировало во всех организациях завода кампанию разоблачения "скрытых классовых врагов". Эта кампания повлияла и на мою дальнейшую судьбу. Среди различного рода заявлений в партийный комитет появился донос, автор которого утверждал, что Черток скрыл при вступлении в партию истину о своих родителях. В доносе писалось, что они жили за границей, мать была активным членом партии меньшевиков, а отец во времена нэпа служил бухгалтером на частном предприятии. Впереди была чистка партии, и в этой ситуации со мной положено было расправиться так, чтобы до комиссии по чистке мое персональное дело уже не дошло. В противном случае будет виноват партком завода - почему не доглядели, почему дожидались комиссии по чистке? Богданов , опережая партийный комитет, собрал расширенное заседание комитета комсомола и выступил с разоблачительной речью. "Черток, - сказал он, - еще не классовый враг, но мы не можем терпеть в своих рядах тех, кто не до конца откровенен и скрывает свое прошлое". Большинство выступивших были люди, с которыми я по работе почти не общался. Близкие мне товарищи подавленно молчали. В оправдательной речи я сказал, что мать вышла из партии за три года до моего рождения. Отец работал на государственной фабрике, которая в 1922 году была государством сдана в аренду частной компании. Все рабочие и служащие остались на своих местах. Избирательных прав отца не лишали, а матери даже предлагали вступить в ВКП(б) во время Ленинского призыва.

Всю историю своих родителей я подробно рассказал в 1931 году перед приемом в кандидаты ВКП(б) Вассерману . Он был в тогдашнем отделе ОБО эталоном партийной совести и образцом технического руководителя с дореволюционным стажем со времен 1905 года. Внимательно выслушав и посоветовавшись с секретарем цеховой партячейки, Вассерман сказал, что на эту тему мне подробно распространяться на собрании не следует:

"Родители - честные люди, ты отлично работаешь, ударник, изобретатель. То, что ты родился в Польше , написано во всех анкетах, и об этом все, кому следует, знают". Вкратце рассказав эту историю, я закончил тем, что вне комсомола и партии жизни себе не представляю. Большинство проголосовало за "исключение из рядов ВЛКСМ", а близкие мне товарищи - за "строгий выговор с предупреждением". Формально я был исключен из комсомола, оставаясь членом партии. Это происходило в смутные для завода дни. Горбунов погиб, а Миткевич не была еще назначена. Было не до меня.

Дома я, не таясь, рассказал о случившемся родителям. Не предупредив меня, мать отправилась в Фили и имела встречу с Миткевич . Ни та, ни другая об этом свидании тогда мне не рассказали. Наконец, партком нашел время обсудить решение комсомольского комитета и единогласно вынес мне "строгий выговор с предупреждением и занесением в учетную карточку".

В частном определении предлагалось перевести меня на работу по специальности. Миткевич дала указание о моем трудоустройстве в тот же цех ОС, в котором еще вчера я был комсомольским вожаком. После исключения из комсомола я снова стал электромонтером, но уже не по промышленному, а по самолетному электрооборудованию. Тогдашнее свое падение, чуть было не завершившееся исключением из партии, я переживал очень тяжело. Через много лет я оценил все случившееся не как удар, а как подарок судьбы. В цехе меня хорошо знали и для "перевоспитания" направили в женскую ударную бригаду Лидии Петровны Козловской . Эта бригада занималась монтажом систем зажигания и сдавала их уже на аэродроме бортмеханикам с проверкой на работающих моторах. Козловская обрадовалась: "Наконец-то у меня в подчинении будет хоть один мужчина, да еще из бывших руководителей".

Ссылки: