Возвращение ракетчиков из Германии и трудная адаптация в СССР

Источник: Книги Черток Б.Е.- Ракеты и люди

Я пробыл в Германии 21 месяц. Большинство работавших в институте "Рабе" и институте "Нордхаузен" советских специалистов значительно меньше: от 6 до 12 месяцев. Сам Королев пробыл в Германии около 15 месяцев. Будущие главные конструкторы будущей новой советской техники - Валентин Петрович Глушко, Николай Алексеевич Пилюгин, Виктор Иванович Кузнецов, Владимир Павлович Бармин, Михаил Сергеевич Рязанский, почти все их первые заместители и будущие ведущие специалисты-исследователи, конструкторы, технологи- производственники, военные испытатели - в общей сложности несколько тысяч человек - одновременно проходили на протяжении более года школу переподготовки, переквалификации и трудную школу "притирки", совместимости, знакомства друг с другом. Многие из нас обрели на долгие годы хороших друзей.

При создании больших и сложных технических систем возникало множество новых научно-технологических трудностей. Одна из них оказалась ранее не предвиденной. Требовалось отработать новые "системные" взаимоотношения между людьми - создателями всех элементов большой системы. Этот фактор, чисто человеческий, имел исключительно большое значение после нашего возвращения, да и с самого начала нашей деятельности в 1947 году. Вернулись спустя почти два года после победы, но в трудное, сложное время. Увлеченные новой областью творческой деятельности, открывающейся бескрайней перспективой, мы строили самые радужные планы на будущее ракетной техники. Оторвавшись от послевоенной московской действительности, до возвращения в Союз мы практически не испытывали обычных для советских людей того времени житейских забот. Окунувшись в первые месяцы 1947 года в новую для нас атмосферу, мы были вынуждены затрачивать время и энергию на "реадаптацию" на родной земле.

Далеко не каждый имел возможность, возвратившись из благоустроенной Тюрингии, поселиться в сносных даже по тогдашним послевоенным нормам условиях. Я с семьей - нас было четверо - вернулся в "надстройку НИИ-1" - дом * 3 по улице Короленко в Сокольниках. Здесь мы занимали две смежные комнаты. Две другие комнаты занимала семья сотрудника Совета Министров Российской Федерации, состоящая тоже из четырех человек. В квартире не было ни ванны, ни душа, один унитаз и один умывальник на всех - он же водопроводная кухонная раковина на общей маленькой кухне, дровяная плита, дрова для которой на пятый этаж надо носить из сарая во дворе, и, конечно, никакого лифта. После фешенебельной Виллы Франка в Бляйхероде требовалась психологическая адаптация. Многие нам еще завидовали: во-первых, в среднем по 6 квадратных метров на человека, во- вторых, хорошие соседи - женщины сразу подружились, а дети даже до сих пор, спустя почти полвека, остаются друзьями.

Королев только через год получил в заводском доме отдельную квартиру, недалеко от проходной, а почти весь 1947 год ночевал на диване в старой квартире на Конюшковской. После ареста в 1938 году его жене Ксении Винцентини и дочери оставили одну крохотную комнату. Многие жили, где придется, на "птичьих правах". Это значит, что прописывали их в заводских общежитиях-бараках, чтобы был "порядок" в паспорте, а жили они уже без прописки у родственников, друзей или снимали комнаты в пригородных дачных поселках. В Подлипках , где разместился наш новый ракетный центр - НИИ-88 , только старые кадровые рабочие имели отдельные квартиры. Вновь принимаемых молодых специалистов и рабочих селили в бараках, которых понастроили очень много. Однако мы совсем не унывали!

Даже в еще более тяжелых условиях многомесячной жизни и работы на грани возможного на полигоне "Капустин Яр" воспринимали действительность с юмором и оптимизмом. Труднее воспринималась общая для страны атмосфера давящей идеологически-репрессивной системы. Увлеченно работая какое-то время в роли победителей на территории чужой страны, находившейся до этого под еще более жестоким репрессивным контролем, мы были уверены, что послевоенная жизнь в нашей стране станет во многом более демократичной. Такие же надежды были у военной интеллигенции - многих прошедших через горнило войны боевых офицеров. Может быть, здесь есть некая историческая аналогия настроениям, которые были у офицеров времен Отечественной войны 1812 года. Во время войны шли на смерть и подвиги под лозунгами "За Родину!", "За слезы наших матерей!", "За Сталина!". В тылу героически трудились под лозунгом "Все для фронта, все для Победы!". Теперь, когда победили ценою неисчислимых жертв, подлинного героизма и не показного, а действительного единства народа перед лицом общей смертельной опасности, снова требовался трудовой героизм. Надежда на лучшую жизнь, вера в мудрость "величайшего вождя народов" и постоянное идеологическое партийное давление оказались столь сильны, что несмотря на все жертвы, понесенные во время войны, люди были готовы переносить послевоенные трудности и совершать новые подвиги для еще большего укрепления военного могущества, для новых свершений и побед советской науки и техники. Но вместо того, чтобы на гребне волны победной эйфории, действительного всенародного ликования подхватить этот энтузиазм, раскрепостить могучую силу освобожденной творческой инициативы, Сталин и его окружение, вопреки логике, вопреки здравому смыслу, усиливают режим подавления. Следует новая серия расправ. Усиливаются идеологические репрессии против интеллигенции, проводятся переселения - массовая ссылка целых народов, начатая еще во время войны.

И уж совсем необъяснимым репрессиям были подвергнуты прошедшие все муки ада бывшие пленные солдаты и офицеры и миллионы молодых советских людей только за то, что они были насильно угнаны немцами на работу в Германию.

При одной из первых встреч с Исаевым после возвращения из Германии он спросил:

- Помнишь доходяг, которых в лагере "Дора" американцы не взяли с собой, а оставили нам, только потому, что те наотрез отказались и потребовали их передачи советским властям?

- Такое не забыть, конечно, помню.

- Так вот, всех их, чудом выживших в таких же лагерях, отправили теперь в наши лагеря. Они, правда, отличаются от немецких. В наших нет крематориев и заключенным не доверяют участвовать в производстве ракет или чего-то в этом роде! В анкетах, заполняемых при поступлении на работу, на учебу в вузы и техникумы, появились такие графы: "Были ли вы или ваши родственники в плену или на территориях, оккупированных гитлеровской армией? Были ли вы или ваши родственники репрессированы? Были ли вы или ваши ближайшие родственники за границей? Если да, то когда и с какой целью?"

Работая в Германии, мы поняли, что после войны важнейшее значение для развития отечественной науки и технического прогресса будет иметь международное научное сотрудничество. Мы мечтали, что вместо намечавшейся конфронтации взаимодействие ученых стран-победительниц будет закономерным продолжением военного союза. В конце 1946 года, вернувшись с какого-то совещания из Берлина, Королев, загадочно улыбаясь, сказал мне и Василию Харчеву : "Приготовьтесь лететь за океан".

Увы! До самой кончины Королева ни он и никто из его ближайших сотрудников "за океаном" так и не побывали.

Осенью 1947 года многие вернувшиеся из Германии специалисты, в их числе были Королев , Победоносцев , Космодемьянский , Рязанский и я, начали читать курсы лекций на Высших инженерных курсах , организованных при Московском высшем техническом училище имени Баумана . Там была собрана вся "элита" совсем еще молодой ракетной промышленности для переподготовки военных и гражданских инженеров. Мы должны были передать опыт и знания, полученные в Германии. Мне поручили читать курс "Системы управления ракетами дальнего действия". Королев для этих курсов подготовил первый систематизированный труд - "Основы проектирования баллистических ракет дальнего действия". Это было первое в нашей стране действительно инженерное руководство для проектантов. В этих курсах никак нельзя было обойти историю и немецкие достижения. Своих-то боевых ракет, кроме "катюши", у нас еще не было. Первая "почти отечественная" ракета Р-1 должна была полететь только через год - осенью 1948 года.

Несмотря на это, курировавший Высшие инженерные курсы администратор, отводя глаза, попросил "по возможности убрать из лекций упоминания о работах немцев". Подготавливая цикл лекций, я добросовестно описал систему управления ракеты А-4 и основную историю ее разработки. Одно из издательств по рекомендации Победоносцева приняло эту книгу к открытому изданию, и к середине 1948 года она уже была в наборе. Неожиданно меня пригласил Победоносцев и сказал, что ему "там наверху" здорово влетело за согласие быть редактором моей книги. Издательство уже получило приказ - набор рассыпать, а все отпечатанные экземпляры рукописи уничтожить.

- Вам в особенности надо быть теперь осмотрительным и осторожным. Если у Вас есть экземпляр, отпечатанный на машинке, то спрячьте, а я доложу, что все уничтожено! Увы, мне нечего было прятать, я все экземпляры передал в издательство. Я очень сожалел, что вскоре пришлось расстаться с Победоносцевым. Его перевели на преподавательскую работу в только что созданную промышленную академию для руководящих кадров Министерства вооружения .

Ссылки: