Подготовка ДОСа2 к пуску

Май в Москве выдался на редкость дождливым и холодным. На аэродроме, пока шли к самолету, пронизывал холодный северный ветер. Наша компания: Керимов , Северин , Даревский , Юревич , Правецкий - с удовольствием отогревалась горячим чаем, который вскоре после взлета организовал Хвастунов. За чаепитием Герой Советского Союза, боевой летчик, а ныне начальник нашего летного отряда Хвастунов удивил доктора медицинских наук Правецкого. Я разговорил страстного горнолыжника Гая Северина о его последних достижениях. Он пожаловался на ломоту в ногах и на космическую технику, которая мешает его горнолыжным взлетам и падениям.

- По поводу ног могу совет дать, - вмешался в разговор Хвастунов. После войны я много летал инструктором и вдруг у меня ноги "осели". Не могу ходить - и все. Меня затаскали по госпиталям - ничего не помогало. Страшно стало: спишут в "расход" на пенсию. А вылечила меня родная мать. Уложила у себя дома в деревне и обкладывала ноги сырой картошкой. Через три дня встал. И, видите, летаю.

- И никаких рецидивов? - спросил Правецкий.

- Никаких. Как будто ничего и не было.

Через три с небольшим часа полета из холодной Москвы мы попали в жаркий Тюратам на аэродром Дальний, бывший Ласточка. Потом его почему-то переименовали в Крайний. Встречавший нас Шабаров ошарашил меня:

- Здесь сейчас плюс 36 градусов, но тебе будет еще жарче. Есть серьезное замечание по системе стыковки на последних испытаниях. Приехав на "двойку", я забежал в гостиницу, чтобы сбросить жаркий пиджак. И, не пообедав, зашагал под палящим солнцем в МИК. Не терпелось понять, что же еще преподнесла нам система стыковки и внутреннего перехода. Ох, эта дорожка из гостиницы в МИК! Я хожу по ней с весны 1957 года. Была пыльная грунтовая тропа от спецпоезда, потом от бараков к одиноко стоявшему в степи МИКу. Теперь от палящего солнца защищают шагающего по асфальту пешехода тенистые тополя. После проходной, где солдат не очень внимательно посмотрел на мой пропуск, оказываешься в "саду". Из уютной беседки меня приветствовала компания, в которой что-то горячо доказывали друг другу управленцы и двигателисты. В испытательном зале вокруг пульта ручного управления стыковочным механизмом толпились и спорили наши специалисты и военные испытатели.

Мне объяснили, что накануне во время проведения контрольной операции по трехкратному выдвижению штанги решили убедиться, что в процессе стягивания никакие ошибочные действия космонавта не приведут к включению сопел ДПО , работа которых и привела к поломке узла на "Союзе-10" . Башкин для этого потребовал включить в испытательную инструкцию команды, которых там не было. Во время испытаний в спешке что-то напутали и на пульте высветилось прохождение команды "расстыковка" в неположенное время. Борис Вакулин , Борис Чижиков , Евгений Панин - разработчики стыковочной электрики и механики - обнаружили этот непорядок в 4 часа утра предыдущих суток. Вот уже вторые сутки они не спят, ищут причину загадочного поведения сигнализации.

Первое, что я сделал, попросил их отправиться в гостиницу и лечь спать. Утром свежими быть здесь, чтобы по частным программам искать причину непорядка. По телефону объяснил Керимову ситуацию и попросил его перенести Госкомиссию с сегодняшнего вечера на 27 число, не ранее 17 часов. Он поворчал, но согласился. На следующий день утром провели пять частных программ. И всем сразу все стало понятно. В схеме испытательного пульта было предусмотрено "лишнее" реле, якобы защищающее предохранительную муфту от возможной ошибки оператора. Схема, в которой стоит это реле, не участвует в работе ни в КИСе , ни на ТП . Она нужна только в процессе испытаний стыковочного агрегата во время его сборки и сдачи на заводе в цехе N444. Это реле отказало, и ненужная при испытаниях на ТП схема оказалась подключенной и высвечивала ложные команды.

Ночное "затмение мозгов" привело к обнаружению отказа, который не имеет никакого отношения к "борту". Многократные повторные проверки подтвердили, что бортовая часть ССВП в полном порядке. Когда все стало ясно, было отписано, подписано и доложено председателю Госкомиссии, я с легким сердцем вышел из душного МИКа, уселся в уютной беседке и с удовольствием закурил. В беседку "на дымок" зашли Правецкий и Северин. У них были свои проблемы с костюмами космонавтов и оборудованием жизнеобеспечения.

- По вашему блаженному виду я чувствую, что вы изловили "боба", который сорвал нам Госкомиссию, - сказал, весело прищурившись, никогда не унывающий Северин. Я рассказал, в чем было дело.

- В медицине это называется "парный случай", - сказал Правецкий, - если привезли больного с непонятным диагнозом, не спеши, жди. Обязательно появится второй больной, он-то и поможет поставить диагноз первому. На такой, казалось бы, глупой ошибке в методике испытаний потеряли сутки.

Но на этом потери времени и трепка нервов не закончились. Монтажник нашей заводской бригады, про которого говорили, что он "старый стреляный волк", стоял у открытого люка приборного отсека во время проверки на герметичность системы терморегулирования корабля.

- Вдруг, - рассказывает он, - я услышал "пшик" и увидел "облачко" с запахом горячего утюга. Он подозвал офицера-испытателя, и тот тоже якобы увидел "облачко". Если "пшик" и "облачко" - признаки потери герметичности системы терморегулирования (СТР) , то это срыв пуска. Начались переиспытания. Давление в системе поднимали и сбрасывали несколько раз. Потом поставили на выдержку на 12 часов. Никаких признаков потери герметичности и никакого повторения "пшика"! Измученные испытатели СТР в ночь на 28 мая дали гарантию герметичности и согласие о передаче корабля на необратимые операции заправки всеми компонентами.

Но тут же встал вопрос: как описать в бортовом журнале "пшик" и "облачко? Что же это было? А вдруг СТР здесь вовсе ни при чем? Может быть, "пшикнул" какой-то прибор, а облачко было дымком из него? Что, если природа "шпика" не пневматическая, а электрическая?

Ведущий конструктор Юрий Семенов потребовал от ведущего испытателя Бориса Зеленщикова написать в журнале объяснение, что же было на самом деле, на что потрачено время. Борис Зеленщиков попросил таймаут для совета с ведущим военным испытателем Владимиром Ярополовым. После 30- минутного закрытого обсуждения оба испытателя заявили: "Если вы от нас требуете гарантий, дезавуирующих "пшик" и "облачко", мы просим разрешения повторить в полном объеме комплексное испытание N 1 - на это требуется 12 часов". Если повторять комплексные испытания в таком объеме, то вывоз на стартовую позицию передвинется с 3 июня на 4-е или 5-е и пуск 6 июня станет невозможен. Передвигать дату пуска - это ЧП!

Кроме того, только что в Кремле доложили, что готовы к пуску 6 июня! С Семеновым и Феоктистовым мы собрали малое техническое руководство, на котором все проголосовали за повторение комплексных испытаний. Теперь требовалось быстро разыскать Шабарова, который уехал на 81-ю, челомеевскую, площадку, где сегодня, 28 мая, должен состояться пуск бабакинского межпланетного автомата "Марс-3" . Потом надо найти Керимова, он должен на Госкомиссии принять решение о переносе пуска. Решаем с Семеновым и Патрушевым ехать на 81-ю площадку. Пуск по Марсу назначен на 20 часов 28 минут. Время еще есть, только что там прошла двухчасовая готовность. Нам надо промчаться 50 километров. Чтобы пройти контрольно- пропускной пункт (КПП), пришлось получить противогаз. Вот чем принципиально отличаются площадки челомеевские от королевских.

В кабинете "марсианской" Госкомиссии ведут мирные предпусковые разговоры старые знакомые: заместитель Глушко Виктор Радутный , заместитель Пилюгина по летным испытаниям Георгий Кирилюк , от министерства - Юрий Труфанов , начальник полигона Александр Курушин и председатель Госкомиссии Александр Максимов , которого за глаза все звали "Сан Саныч". Сергей Крюков , наш бывший главный ракетный проектант, - теперь первый заместитель Бабакина. (Не сработался он с Мишиным. И Бабакин, и сам Крюков очень довольны друг другом.)

Мы вызвали Шабарова в другой кабинет и начали уговаривать. Он согласился на повтор комплексных испытаний, но надо было еще отыскать Керимова. Курушин нас не выпустил и до пуска всю честную компанию пригласил на "солдатский плов" по случаю своего дня рождения. Не знаю, был ли плов действительно солдатским, но мы его в тот вечер признали великолепным.

С наблюдательного пункта полюбовались стартом УР-500К. Красный диск солнца только коснулся горизонта и эффектно подсвечивал взлетевшую с ревом ракету. Как цветная мультипликация на фоне потемневшего неба, прошло разделение ступеней. Не дождавшись доклада о ходе полета к Марсу, мы в погоне за Керимовым помчались на аэродром. Туда прилетали оба экипажа космонавтов, и по нашим предположениям Керимов должен был их встречать. По темному городу, ослепляя фарами гуляющих после дневной жары людей, домчались до КПП аэродрома и узнали, что космонавты уже проехали к себе на 17-ю площадку. Разворачиваемся и с резкими торможениями на перекрестках мчимся в погоне за Керимовым на базу космонавтов. Космонавты только что приехали и, весело переговариваясь, разгружали вместе с методистами и врачами многочисленный багаж. После взаимных приветствий нас пригласили на ужин, но мы вынуждены были отказаться. Обзвонив всех дежурных, удалось выяснить, что Керимов уехал к нам на "двойку". В служебном здании у МИКа есть комната связи, куда будут стекаться доклады с трассы о ходе полета. В полной темноте несемся на "двойку", замыкая маршрут в 170 километров.

По дороге у КПП "третьего подъема" мы уткнулись в автоколонну и, воспользовавшись задержкой, вышли из машины.

Надо же, какое совпадение! На черном небе вспыхнул огонек и, быстро двигаясь на фоне звезд к востоку, погас, не дойдя до горизонта.

Посмотрев на часы, я предположил:

- Так это же мы видели второй запуск блока "Д". Пока доедем, в Евпатории определят, с каким промахом блок "Д" разогнал "Марс-3".

В комнате связи было полным-полно съехавшихся на связь "марсиан". Сюда из Евпатории и московских баллистических центров уже пришли первые доклады о начале семимесячного полета к Марсу. По предварительным данным промах вместо расчетного - не более 250 000 километров - получился 1 250 000 километров.

- Дорога длинная, успеете скорректировать, - успокаивал я Крюкова.

- На исправление такой ошибки мы должны потратить драгоценное топливо, - огорчился Крюков. С трудом завели расстроенного Керимова в кабинет Патрушева, начали объяснять ситуацию с "пшиком" и наше предложение повторить комплексные испытания с переносом на сутки пуска "Союза-11".

- Я не могу единолично решить такой вопрос. Утром соберем Госкомиссию. Сегодня вечером, то есть уже вчера, - сказал, посмотрев на часы, Керимов, - я докладывал Смирнову , что мы подтверждаем пуск 6 июня. И вы хотите, чтобы сегодня утром, в субботу, я разыскал его дома или на даче, извинился и сказал, что меня обманули: пуск 6-го невозможен. Какое после этого может быть доверие нашей компетентности и надежности наших испытании? Наступила пауза. Мы приуныли, погрузившись в размышления о собственной неполноценности.

И вдруг! Бывают же такие чудеса! Во время этой трагической паузы врывается в кабинет Борис Зеленщиков . Обычно очень спокойный, он докладывает срывающимся голосом:

- "Пшик" повторился. Можем воспроизвести. Мы "посыпались" вниз, в зал испытаний. Несмотря на 4 часа утра у стенда вертикальных испытаний космического корабля толпилось много "болельщиков". Еще бы! "Пшик" грозил военным испытателям испортить воскресный день, о котором их жены и дети мечтали, может быть, больше, чем они сами. Олег Сургучев , один из главных разработчиков СТР , слегка заикаясь, объяснил:

- "Пшик" - это звук срабатывающего компенсатора, если в него попадает избыточное давление. Этого быть не должно. Но наш оператор допускал ошибку. Мы эту ошибку можем повторить и воспроизвести "шпик". Можем дать гарантию, что все в порядке и никаких повторных испытаний не требуется. Ярополов скомандовал:

- Комплексные испытания по случаю "шпика" отменить. Объект отправить на заправку. Желающие могут идти спать. Действия испытателей разберем на оперативке.

Ссылки: