Ракета Р-7: при втором пуске не полетела

Вторая по счету пусков и шестая по номеру "семерка" просто не пожелала улететь. Мы создавали ракету Р-7 как оружие. Одним из важнейших показателей для ракеты, даже межконтинентальной, является время готовности, то есть длительность цикла подготовки от момента доставки на стартовую позицию до пуска. Для обеспечения первого пуска мы затратили на стартовой позиции почти 10 суток. Все отлично понимали, что дальше мириться с таким длительным циклом нельзя. Поэтому, кроме всех прочих задач, решили отрабатывать предстартовые испытания, строго нормируя время всех операций. Ракету номер шесть доставили на старт 5 июня, через 20 суток после первого пуска. Тогда такой интервал нам казался приемлемым с учетом большого числа доработок и дополнительных пневмоиспытаний, которые провели на ТП. Подготовка и испытания на старте шли значительно быстрее, и уже через пять суток ракета была заправлена и готова к пуску. Все расписание пуска повторялось. Но если в первый раз было много треволнений и различных прогнозов, то при втором пуске у всех оптимизма было куда больше. Ведь на предыдущем дошли почти до самого волнующего и загадочного - разделения.

Первый же набор пусковых команд вплоть до кнопки "Пуск" и дальше прошел по бегущим транспарантам нормально. Прошло и зажигание. Вдруг остановка! Никакого огня, охватывающего ракету. Чуть слышное щелканье релюшек, погасание транспарантов на пульте и доклад: "Сброс схемы". Это значит, что электрический контроль в виде концевых контактов и реле зафиксировал отказ открытия какого-то клапана или произошло повреждение в схеме. Вот тут пошли в дело альбомы схем, заранее припасенные в бункере. Все схемщики навалились на истертые уже листы и старались с помощью своего опыта и интуиции сообразить, что же произошло. Пока шли лихорадочные поиски неисправности, Королев , Воскресенский , Носов , Глушко решили повторить попытку.

Для этого одним стартовикам надо было бежать к ракете и менять зажигательные устройства, другим - привести стартовую систему в исходное состояние, подвести кабель-мачту, подключить сброшенные уже разъемы и подать на борт наземное питание. Нельзя медлить, все надо делать очень быстро. Слабым местом кислородных ракет являлось быстрое испарение, а значит, и уменьшение запаса кислорода. Задержки на старте могут потребовать повторной подачи по железнодорожной ветке цистерны с жидким кислородом, уже уведенной на безопасное расстояние. Прикинули, посчитали и решили идти на вторую попытку без дозаправки. Через два с небольшим часа все было готово к повторению попытки пуска. Прошло зажигание, и сброс схемы повторился. Теперь стало ясно, что пока не будет понята причина, повторять попытку пуска бесполезно. Время шло к вечеру, а начинали тот рабочий день на старте в семь утра.

Кто-то распорядился, и привезли нечто вроде буфета. Можно если не пообедать, то выпить минеральной воды. Выручили снова телеметристы. После первого сброса схемы они успели отправить пленку в проявку. Когда после второго сброса все находились в состоянии, близком к полной прострации, телеметристы радостно доложили:

-"Трал" зарегистрировал по КД - контактному датчику - неоткрытие главного кислородного клапана на блоке "В"". Опять срыв по вине системы Глушко . Схемщики лихорадочно проанализировали, обсудили и выдали: "ТДБ (так и должно быть), все правильно". Все обсуждения шли тут же, в бункере. Благо, это еще и самое прохладное место на старте. Все снова было приведено в исходное состояние, зажигалки заменены. Королев спросил Глушко: "Твое решение?" Тот задумался. Воскресенский предложил: "Дадим на клапан горячий воздух от воздухоподогревателя. Клапан замерз, наверняка, от влаги, прожарим и будем повторять". А что делать? Других предложений не было. Времени ушло много, потребуется еще больше: надо дать команду вернуть кислородную цистерну и дозаправить ракету. А это значит, что мы возвращаемся к четырехчасовой готовности.

По всем многочисленным службам до самой Камчатки дали четырехчасовую задержку. Четыре часа все, кроме тех, кто на старте, могут отдыхать. Курить в бункере нельзя. Пилюгин, тогда еще куривший, Воскресенский, я поднялись на поверхность и уселись в "курилке", недалеко от входа в бункер. На стартовой площадке уже включились прожектора подсветки. В потемневшем небе загорелись первые звезды. Пилюгин первым не выдержал длительной неопределенности и потребовал ответа от меня и Воскресенского: "Что случится на третьей попытке старта?" Я ответил, что ракета уйдет, а дальше пора уже и нам, управленцам, отколоть какое- нибудь коленце. Воскресенский продекламировал: "Уж вечер близится, а Германа все нет. До вас дело не дойдет, - продолжил он.

- Чувствую, что Валентин еще не весь свой запас "бобов" выложил. Не улетим мы сегодня". И опять он оказался прав.

При третьей попытке злосчастный клапан открылся. Ракета вышла на предварительную ступень и... на ней застряла. В заданное время не получился переход на главную ступень. На такой случай у нас, управленцев, в схеме автоматики предусмотрена временная блокировка. Если в заданное время с учетом всех допусков двигатели не переходят с предварительной ступени на главную, проходит общее аварийное выключение.

Как и положено, ракету охватило яркое плещущее в темноте пламя, а затем... вдруг быстро погасло. Это случилось в полночь между 10 и 11 июня. Теперь уже обсуждение в бункере не сводилось к вопросу:

"Почему это случилось?". Срочно требовалось решение, что делать с ракетой. Глушко ответил однозначно:

"Повторять попытку пуска нельзя. Керосин по команде "Предварительная" попал во все камеры сгорания. Требуется их полная сушка, а может быть, и замена". После официального доклада Рудневу Королев объявил решение технического руководства: "Топливо и окислитель слить, ракету снять и вернуть на техническую позицию. Для выяснения причин всех сегодняшних происшествий создать комиссию во главе с Воскресенским ". Так бесславно закончилась наша воистину героическая борьба с упрямой ракетой.

Ссылки: