Трумэн заявил о решении делать водородную бомбу (январь 1950)

Источник: Книга "Братство бомбы"

Лилиенталь сообщил Оппенгеймеру и ГКК о решении Трумэна и посоветовал им не делать никаких публичных высказываний по поводу этого решения: "Все это напоминало поминки, особенно когда я сказал, что всем нам заткнули рот". Подавленность еще больше усилилась от осознания, что теперь уже слишком поздно подавать просьбу президенту, дабы тот пересмотрел свое решение - об этом как-то однажды говорили Оппи с Лилиенталем.

Озлобленным разговорам о массовом уходе в отставку положил конец председатель Комиссии по атомной энергии, который сам только несколько недель назад покинул правительство. Как признался Мак-Магон , это решение президента привело к тому, что совещание Объединенного комитета, происходившее позднее в этот же день, оказалось "вообще говоря, формальным". Когда у Страусса поинтересовались, что следует делать с "Супер" далее, он незамедлительно ответил: "Я бы не стал с этим медлить, сенатор".

Выступление Трумэна по радио этим вечером положило конец тому, что Оппенгеймер позднее назвал "нашим великим и плохо удавшимся поединком за "Супер". Но сомнения остались - и даже у тех, кто поддерживал решение президента. Как вспоминал Гордон Арнесон , Ачесон "крайне серьезно" сказал ему: "Вы знаете, что мы создаем это оружие, дабы могли никогда его не использовать". Однако в голосе государственного секретаря Арнесон почувствовал нотку неуверенности. Для Страусса, с другой стороны, решение Трумэна оказалось той поддержкой, которую он давно ожидал. С момента создания Комиссии по атомной энергии ее членам не удавалось прийти к единому мнению всего лишь раз десять. И всякий раз единственным диссидентом оказывался Страусс. Несколькими неделями ранее он заявил Трумэну, что собирается последовать примеру Лилиенталя и к началу весны подать в отставку. Так совпало, что званый вечер в "Шорхэм Отеле", который Страусс наметил на 31 января - в этот день ему исполнялось пятьдесят четыре года, - стал также и днем празднования победы сторонниками "Супер". За несколько недель до этого Оппенгеймер и ГКК приняли приглашение Страусса и теперь были вынуждены прийти. Прибывшие на вечер репортеры отмечали, что Оппи то выглядел смятенно, то вел себя вызывающе. Одному из них, не могущему взять в толк, что происходит, физик сказал, что решение о создании супербомбы сравнимо с "чумой в Фивах". Однако хозяина вечера шокировало и надолго запомнилось оскорбительное отношение Оппи: когда он подошел на вечере к Оппенгеймеру, чтобы представить своего сына и невестку, физик, не сказав ни слова и даже не повернувшись к ним, просто протянул руку через плечо.

На следующий день, 1 февраля 1950 года, Гувер позвонил Страуссу и сообщил о второй удаче: в Лондоне Фукс сознался в шпионаже. Признание шпиона стало реальным доказательством утверждения Страусса, над которым долгое время насмехались, о существовании в стране предателей. Более того, данные ФБР свидетельствовали, что на свободе все еще могли оставаться и другие шпионы. ("Впредь мы должны надежнее хранить все наши открытия и проводить очень тщательно проверку политической благонадежности", - заявил Страусс Объединенному комитету.) В тот же день Страусс написал Трумэну, что дело Фукса "только подтверждает мудрость" решения президента, так как "данное лицо работало над супербомбой в Лос-Аламосе ".

Ссылки: