Реакция Трумэна на заключение КАЭ по водородной бомбе

Озадаченный противоречивыми мнениями членов КАЭ , президент попросил Сауэрса вновь собрать специальный комитет СНБ в составе Лилиенталя , Джонсона и председателя Ачесона , который раньше выступал его советником по вопросу производства делящихся материалов.

Чувствуя, что события начинают меняться в его пользу, Теллер, полный энтузиазма, написал Майер, что нынешняя ситуация напомнила ему прежний спор о том, стоит ли продолжать работы по атомной бомбе: "Я удивляюсь, сколько людей оказываются в том же месте, откуда они начали, и после этого им выпадает шанс начать все снова ... Но на сей раз работа, которой я собираюсь заниматься, мне нравится, и мне, если понадобится, даже доставит удовольствие бороться".

Окрепла также решимость и Мак-Магона , когда в Лос-Аламосе из доклада Мэнли он узнал, что в случае "планомерной и поэтапной" реализации программы в лаборатории водородная бомба может и не быть создана вплоть до 1960 года. Прежде Лоуренс говорил сенатору, что активные усилия смогут привести к успеху в течение максимум двух лет. Теллер, с другой стороны, предупреждал Генри Джексона из Объединенного комитета, что русские способны провести испытание Супер в течение следующих восемнадцати месяцев. Борден потратил три дня, подбирая доводы, которые, как он с Мак-Магоном надеялись, окажутся для Трумэна убедительными.

Результат этих усилий - письмо, состоящее из почти 5000 слов, Мак-Магон отправил президенту 21 ноября. Начиналось оно следующим образом: "Глубину атомного кризиса, который постиг нас, невозможно, на мой взгляд, преувеличить", и в нем использовался стиль и лексика Обличительного воззвания и книги " Времени не останется ". Вывод звучал весьма апокалиптически: "Если мы позволим России первой заполучить "Супер", катастрофа станет почти неминуема, если же первыми ее создадим мы - есть шанс спастись". Через четыре дня Страусс направил Трумэну свое собственное, более краткое, но столь же эмоциональное возражение на письмо ГКК . "Правительство безбожников едва ли можно отговорить от создания такого оружия, апеллируя к морали и нравственности", - утверждал он. Подстрекаемые Николсом и Борденом, в дебаты вступили и начальники штабов - теперь в общем хоре зазвучали и их голоса. Страна "окажется в недопустимой ситуации, если возможный противник будет обладать "Супер", а Соединенные Штаты - нет", - писал Брэдли .

В течение следующих шести недель Мак-Магон и Борден направили в Белый дом еще три письма, причем два - в один день. Лилиенталь предупреждал президента о том, что, возможно, потребуется срочно решать вопрос с "Супер". "Ну, я-то спешить не буду", - с усмешкой ответил Трумэн . Однако президент не ожидал такой согласованной кампании, и стало ясно, что дальше откладывать выбор уже нельзя. После промаха, допущенного сенатором от Колорадо Эдвином Джонсоном , (членом Объединенного комитета - в телевизионном интервью Джонсон упомянул, что Соединенные Штаты трудятся над созданием супероружия в 1000 раз более мощного, чем бомба, разрушившая Хиросиму), - Мак-Магон начал убеждать Трумэна побыстрее принять решение и обнародовать его.

9 января 1950 года, вернувшись в Вашингтон после перерыва в заседании, Мак-Магон собрал Объединенный комитет . Зачитав вслух отчет ГКК (несколько раз его прерывали, так что в какой-то момент он даже рявкнул: "Если вы не против, дайте мне закончить!"), Мак-Магон не смог удержаться от своих собственных комментариев. В надежде, что русские могут отказаться от Супер , он продемонстрировал свое несогласие с отчетом:

"Это, конечно, шутка. Предположим, они сделали это. Кто, черт возьми, поверит им?" Как Мак-Магон поделился со своими коллегами, после его встречи с президентом у него создалось впечатление, что "здравый смысл Миссури" заставит Трумэна приступить к созданию водородной бомбы. ("Брайен, нелегко приказать создать оружие, которое убьет десять миллионов человек", - по словам Мак-Магона, сказал ему президент. На что тот ответил: "Вы прекрасно знаете, что русские как раз сейчас этим и заняты".) Страусс также упорно настаивал на положительном вердикте. В телефонном разговоре с Сауэрсом он заметил, что с момента, когда перед комитетом Ачесона была поставлена задача, прошло три месяца. "Может оказаться слишком поздно", - предупредил Страусс. После совещания ГКК , состоявшегося в октябре, инициативой явно завладели сторонники водородной бомбы. На январском совместном совещании ГКК и Объединенного комитета Страусс, перекрывая ропот одобрения, зачитал свое последнее письмо Трумэну, а Лилиенталь сидел позади угрюмо и безмолвно. Никто из членов комитета не высказался в защиту позиции ученых. Надеясь убедить Объединенный комитет единогласно поддержать "Супер", о чем и сообщить - по собственной инициативе - в Белый дом, Мак-Магон запланировал на 30 января провести совещание для обсуждения этого вопроса.

Неожиданно Оппенгеймер , приехавший в город ради участия в другом совещании ГКК, посетил и это заседание. ("Я подумал, что с моей стороны будет малодушно не заглянуть сюда, чтобы позволить вам рассориться и поднять вопросы, в которых, по вашему мнению, мы опоздали", - объяснил он комитету.) Когда один из конгрессменов спросил его, не случится ли так, что война, ведущаяся с применением супербомб, сделает планету необитаемой ("Смертельно опасной для жизни, вы имеете в виду?" - уточнил Оппи), физик заявил, что на самом деле его больше волнует "моральное спасение" рода человеческого. Как, видимо, понимал Оппенгеймер, его усилия были направлены на то, чтобы повернуть прилив вспять. Всего лишь за день до этого, столкнувшись с Теллером на собрании Американского физического общества в Нью-Йорке, Оппи признал, что создавалось впечатление, словно советы и его, и ГКК попросту игнорировались. Когда Теллер спросил, не намерен ли Оппенгеймер в таком случае приступить к работе над "Супер", тот сразу же и решительно ответил: "Нет". Ачесон, ворча, что Оппи вырос "нетерпеливым, с невразумительными доводами", наметил провести заключительное заседание своего комитета СНБ на 31 января. Государственный секретарь не только имел право решающего голоса, но и обладал значительным влиянием на Трумэна. Одно время Ачесон подумывал предложить для Супер двухлетний "отпуск" - "с обеих сторон, если удастся, в одностороннем порядке, если понадобится", - во время которого Вашингтон предпринял бы новые усилия для смягчения международной напряженности. Однако впоследствии он пришел к заключению, что такой мораторий будет невозможен по ряду причин, связанных с внутренней политикой. Ачесон резко заявил Оппенгеймеру, что не видит, "каким образом любой президент смог бы проводить свою политику, не создавая водородной бомбы".

Разочарования и огорчения, которые копились больше года, выплеснулись на совещании в кабинете Сауэрса утром 31 января. "Супер" - это "самое обычное разрабатываемое устройство", - протестовал Лилиенталь . Но его возражение было, как он и сам, видимо, понимал, чисто формальным. Ачесон уже подготовил рекомендацию для Трумэна, в которой Комиссии по атомной энергии предписывалось "приступить к выяснению технической осуществимости термоядерного оружия". Джонсон успешно вел переговоры, стремясь изменить ситуацию и добиться развертывания массового производства водородных бомб, как только будет доказана возможность создания данного оружия. Лилиенталь доказывал, что любое решение должно быть отложено до того момента, пока Государственный департамент не закончит по приказу Ачесона анализ своей политики, но это было уже безнадежно проигранное арьергардное сражение. Его также отвергли. Вскоре после полудня они втроем, в сопровождении Сауэрса и еще одного помощника президента, пересекли улицу и вошли в Белый дом; в руках у них был проект Ачесона. Едва лишь Лилиенталь начал излагать в Овальном кабинете свои доводы, как Трумэн резко оборвал его, заявив, что он намерен продолжать работу над Супер . Поведение русских, сказал президент, не оставляет ему иного выбора. Выйдя из кабинета, Лилиенталь взглянул на часы; встреча с Трумэном продолжалась всего семь минут.

Вечером, в своем личном дневнике, он написал, что это походило на то, как если бы он "сказал "нет" паровому катку".

Ссылки: