Бажанов: коммунистический режим пропитан ложью

Дело было в том, что кругом была ложь, и во всей коммунистической практике все насквозь было пропитано ложью. Почему? Теперь я понимал, почему. Вожди сами не верили в то, что они провозглашали как истину, как Евангелие. Для них это был лишь способ, а цели были другие, довольно низкие, в которых сознаться было нельзя. Отсюда ложь как постоянная система, пропитывающая все; не как случайная тактика, а как постоянная сущность.

По марксистской догме - у нас диктатура пролетариата. После семи лет коммунистической революции все население страны, ограбленное и нищее, - пролетариат. Конечно, все оно никакого отношения к власти не имеет. Диктатура установлена над ним, над пролетариатом. Официально у нас еще власть рабочих и крестьян. Между тем, всякому ребенку очевидно, что власть только в руках партии, и даже уже не у партии, а партийного аппарата . В стране куча всяких советских органов власти, которые являются на самом деле совершенно безвластными исполнителями и регистраторами решений партийных органов. Я - тоже винтик в этой машине лжи. Мое Политбюро - верховная власть, но это - чрезвычайно секретно, это должно быть скрыто от всего мира. Все, что относится к Политбюро, строго секретно: все его решения, выписки, справки, материалы; за разглашение секрета виновным угрожают всякие кары.

Но ложь идет дальше, пропитывает все.

Профсоюзы - это официальные органы защиты трудящихся. На самом деле это органы контроля и жандармского принуждения, единственная задача которых заключается в том, чтобы заставить трудящихся как можно больше работать, как можно больше из них выдать для рабовладельческой власти. Вся терминология лжива.

Истребительная каторга называется "исправительно-трудовыми лагерями", и сотни лгунов в газетах поют дифирамбы необыкновенно мудрой и гуманной советской власти, которая перевоспитывает трудом своих злейших врагов.

И на заседаниях Политбюро я часто спрашиваю себя: где я? На заседании правительства огромной страны или в пещере Али-Бабы, на собрании шайки злоумышленников?

Например. Первыми вопросами на каждом заседании Политбюро обычно идут вопросы Наркоминдела . Обычно присутствует нарком Чичерин и его заместитель Литвинов . Докладывает обычно Чичерин. Он говорит робко и униженно, ловит каждое замечание члена Политбюро. Сразу ясно, что партийного веса у него нет никакого, - до революции он был меньшевиком. Литвинов, наоборот, держится развязно и нагло. Не только потому, что он - хам по натуре. "Я - старый большевик, я здесь у себя дома". Действительно, он старый соратник Ленина и старый эмигрант. Правда, наиболее известные страницы из его дореволюционной партийной деятельности заключаются в темных денежных махинациях - например, размен на Западе царских бумажных денег, награбленных экспроприаторами на Кавказе при вооруженном нападении на средства казначейства; номера крупных денежных билетов переписаны, и разменять их в России было нельзя. Ленин поручил их размен ряду темных личностей, в том числе Литвинову, который при размене попался, был арестован и сидел в тюрьме.

Вся семейка Литвинова, видимо, того же типа. Брат его в каких-то советских комбинациях во Франции, уже пользуясь тем, что его брат - заместитель наркома, пытался обмошенничать советские органы, и Советам пришлось обращаться во французский буржуазный суд и доказывать, что брат Литвинова - жулик и прохвост.

Чичерин и Литвинов ненавидят друг друга ярой ненавистью. Не проходит и месяца, чтобы я получил "строго секретно, только членам Политбюро" докладной записки и от одного, и от другого. Чичерин в этих записках жалуется, что Литвинов - совершенный хам и невежда, грубое и грязное животное, допускать которое к дипломатической работе является несомненной ошибкой. Литвинов пишет, что Чичерин - педераст, идиот и маньяк, ненормальный субъект, работающий только по ночам, чем дезорганизует работу наркомата; к этому Литвинов прибавляет живописные детали насчет того, что всю ночь у дверей кабинета Чичерина стоит на страже красноармеец из войск внутренней охраны ГПУ, которого начальство подбирает так, что за добродетель его можно не беспокоиться. Члены Политбюро читают эти записки, улыбаются, и дальше этого дело не идет.

Итак, обсуждаются вопросы внешней политики, о какой-то из очередных международных конференций. "Я предлагаю, - говорит Литвинов, - признать царские долги ". Я смотрю на него не без удивления. Ленин и советское правительство десятки раз провозглашали, что одно из главных завоеваний революции - отказ от уплаты иностранных долгов, сделанных Россией при царской власти (кстати сказать, при этом ничуть не пострадали французские банковские дельцы, сразу же при заключении займов клавшие в карман условленную комиссию, а пострадала французская мидинетка и мелкий служащий, копившие деньги на старость и поверившие заверениям банков, что нет более верного помещения для их сбережений.

Кто-то из членов Политбюро попроще, кажется, Михалваныч Калинин , спрашивает: "Какие долги, довоенные или военные?" - "И те, и другие",- небрежно бросает Литвинов. "А откуда же мы возьмем средства, чтобы их заплатить?" Лицо у Литвинова наглое и полупрезрительное, папироса висит в углу рта. "А кто же вам говорит, что мы их будем платить? Я говорю - не платить, а признать". Михалваныч не сдается: "Но признать - это значит признать, что должны, и тем самым обещать уплатить".

У Литвинова вид даже утомленный - как таких простых вещей не понимают: "Да нет же, ни о какой уплате нет речи".

Тут делом начинает интересоваться Каменев : "А как сделать, чтобы признать, не заплатить и лицо не потерять?" (Каменев, надо ему отдать справедливость, еще беспокоится о лице.)

"Да ничего же не может быть проще, - объясняет Литвинов. - Мы объявляем на весь мир, что признаем царские долги. Ну, там всякие благонамеренные идиоты сейчас же подымут шум, что большевики меняются, что мы становимся государством, как всякое другое, и так далее. Мы извлекаем из этого всю возможную пользу. Затем в партийном порядке даем на места секретную директиву: образовать всюду общества жертв иностранной интервенции, которые бы собирали претензии пострадавших; вы же хорошо понимаете, что если мы дадим соответствующий циркуляр по партийной линии, то соберем заявления "пострадавших" на любую сумму; ну, мы будем скромными и соберем их на сумму, немного превышающую царские долги. И, когда начнутся переговоры об уплате, мы предъявим наши контрпретензии, которые полностью покроют наши долги, и еще будем требовать, чтобы нам уплатили излишек".

Проект серьезно обсуждается. Главное затруднение - слишком свежи в памяти ленинские триумфальные заявления об отказе от уплаты царских долгов. Опасаются, что это внесет сумбур в идеи братских компартий за границей. Каменев даже вскользь замечает: "Это то, что Керзон называет большевистскими обезьяньими штучками". Пока решено от предложенного Литвиновым воздержаться.

Ссылки: