Бажанов Б.Г.: чемпионат в Норвегии, роман, первая попытка бегства

В конце 1925 года Высший Совет физической культуры получил из Норвегии приглашение для русских конькобежцев участвовать в первенстве мира по скоростным конькам. В это время русские скоростные конькобежцы были едва ли не лучшими в мире (об этом всегда можно судить с достаточной степенью точности по времени, показываемому на те же, классические дистанции). До этого момента, согласно догме, принятой красным Спортинтерном, объединявшим все революционные рабочие спортивные организации, состязания между "буржуазными" спортсменами и "красными" никогда не допускались. Я решил, что пора этот порядок изменить.

Во главе Спортинтерна стоял Подвойский . В правительственной верхушке его имя обычно сопровождалось эпитетом "старый дурак". До революции он был военным, но большевиком. Во время октябрьского переворота он входил в Петроградский Военно-Революционный Комитет, руководивший восстанием. Благодаря этому он считал себя исторической фигурой. Между тем по его глупости и неспособности выполнять какую-либо полезную работу власти всегда испытывали затруднение - куда его деть. Наконец нашли для него нечто вроде синекуры - начальником Всеобуча . Это было учреждение, занимавшееся военной подготовкой гражданского населения. Подвойский был очень ущемлен и обижен. - он претендовал на ответственный руководящий пост. Когда был создан Спортинтерн, Подвойского поставили во главе, и этим несколько удовлетворили его самолюбие.

Когда Подвойский еще был во Всеобуче, у него начинал свою карьеру в качестве Управляющего Делами Всеобуча Ягода . Задержался он там недолго. Пользуясь родством с Яковом Свердловым, Ягода перешел Управляющим Делами ГПУ, и там нашел свою настоящую дорогу. Но сохранил по старой памяти хорошие отношения с Подвойским и оказывал на Подвойского сильное влияние.

В частности, он убедил Подвойского, что красные рабочие организации не должны состязаться с "буржуазными" спортсменами, так как это-де будет вносить буржуазное разложение в революционную рабочую силу. Спортинтерн эту директиву преподал, и братские компартии приняли это как директиву Москвы. Следовательно, она неукоснительно проводилась.

Комитет, устраивавший первенство мира по конькам, это знал, но вполне спортивно рассчитывал, что первенство мира будет настоящим, только если в нем будут участвовать русские конькобежцы, самые сильные. Отсюда его приглашение.

На заседании Высшего Совета физической культуры я настоял, чтобы это приглашение было принято, несмотря на возражения Ягоды. Подвойский поднял скандал: "Вы нам срываете всю нашу политическую линию работы". Особенно забегал по всем инстанциям Коминтерна , доказывая это, секретарь Спортинтерна, Ганс Лемберг . Это был тот самый голубоглазый русский немец, с которым, как я писал выше, во время Кронштадтского восстания пять лет тому назад я нес вооруженную охрану на заводе. В 1924 году, уже будучи и секретарем Политбюро, и членом Президиума Высшего Совета физической культуры, я встретил его на спортивных площадках. Мы разговорились о моей линии воссоздания старых спортивных организаций и развитии спорта. Он заявился ярым приверженцем этой политики. Чтобы немного нейтрализовать глупого и упрямого Подвойского, я через ЦК провел назначение Лемберга секретарем Спортинтерна. Лемберг оказался интриганом и сейчас же перешел на сторону Подвойского и Ягоды.

Но в Коминтерне от участия в этих спорах благорарумно воздержались, ответив Подвойскому и Лембергу, что это вопрос, который должен решать ЦК партии. Обращаться в ЦК безнадежно - там я всегда провел бы свою точку зрения. Ягода избрал такой обходной путь. Этот спор между председателями Высшего Совета и Спортинтерна, Семашко и Подвойским, был изображен как конфликт двух руководителей ведомств, и Подвойский просил ЦКК разрешить этот вопрос "в конфликтном порядке".

Так как в Президиуме ЦКК были чекисты, друзья Ягоды и члены коллегии ГПУ Петерс и Лацис, то Ягода рассчитывал, что ЦКК признает Семашко неправым, так как вмешиваться в функции интернациональной организации вне его компетенции.

Накануне заседания ЦКК я захожу к Сталину и говорю ему:

"Товарищ Сталин! Я представитель ЦК в Высшем Совете физкультуры. У нас возник конфликт со Спортинтерном. Мы считаем, что рабочие спортивные организации могут, состязаться с буржуазными, Спортинтерн против этого. Завтра ЦКК будет рассматривать этот вопрос. Я хочу знать ваше мнение".

Сталин отвечает: "Почему не состязаться? С буржуазией мы состязаемся политически, и не без успеха, состязаемся экономически, состязаемся всюду, где можно. Почему не состязаться спортивно? Это же ясно - только дурак этого не понимает". Я говорю:

"Товарищ Сталин, разрешите завтра на заседании ЦКК привести ваше мнение, как вы его выразили". Сталин говорит: "Пожалуйста".

На другой день в Президиуме ЦКК наш вопрос разбирается.

Председательствует Гусев (должен бы был председательствовать Ярославский , но хитрый и трусливый человечек уклонился - дело какое-то скользкое и неясное: непонятно, кто стоит за тяжущимися).

Подвойский излагает суть дела, в чем и почему конфликт. Потом точку зрения Высшего Совета излагает Семашко. Ягода поддерживает Подвойского. Мехоношин (представитель военного ведомства в Высшем Совете) защищает нашу точку зрения. Постепенно один за другим высказываются все заинтересованные участники. Я молчу. Гусев все посматривает на меня и явно ждет, что скажу я. А я слова не беру. Наконец Гусев не выдерживает и говорит:

"Очень бы интересно было знать, что думает по этому поводу представитель ЦК партии в Высшем Совете". Я говорю:

"Мне нет особенной надобности развивать мою точку зрения. Она та же, что и других членов Президиума. Но, может быть, заседанию будет интересно знать, что думает по этому поводу товарищ Сталин".

- "А, да, конечно, конечно!"

- "Так вот, я вчера специально спросил товарища Сталина, что он по этому вопросу думает; он ответил буквально следующее и разрешил так его мнение на заседании и передать: почему не состязаться? Мы с буржуазией состязаемся по всем линиям; почему не состязаться по линии спортивной? Только дурак этого не понимает".

Ягода сделался багрово-красным. Члены Президиума ЦКК сделали умное и удовлетворенное лицо, а Гусев поспешил сказать: "Так что же, товарищи, я думаю, вопрос вполне ясен, и все будут согласны, если я сформулирую наше решение так, что товарищ Подвойский неправ, а товарищ Семашко прав и занимает позицию, вполне согласную с линией партии. Возражений нет?" Возражений не было, и заседание на этом закончилось.

Семашко и Президиум Высшего Совета убеждают меня, что я должен поехать в Норвегию в качестве капитана команды конькобежцев. Так как там предстоят деликатные разговоры с руководством норвежской компартии, которому надо объяснить изменение политики. Спортинтерна (в скандинавских странах вопросы спорта, и в особенности зимнего - лыжи и коньки, - играют очень большую роль).

Я соглашаюсь, захожу к Молотову и провожу на всякий случай постановление Оргбюро ЦК о моей посылке капитаном этой команды.

Через день-два надо ехать. Все вопросы моей жизни становятся ребром, потому что я сразу принимаю решение, что это для меня случай выехать за границу и там остаться, отряхнув от моих ног прах социалистического отечества.

Но у меня есть одно чрезвычайное затруднение - мой роман.

В Советской России у меня был только один роман, вот этот.

Она называется Андреева, Аленка , и ей двадцать лет.

Ссылки: