|
|||
|
Победа осталась за нами - Челюскинцы на "большой земле"
[ 11 ] Хорошо запомнились мне дни эвакуации лагеря. Первым рейсом Молоков и Каманин вывезли на материк только пять человек. В лагере не нашлось желающих ложиться в "сигары", подвешенные под плоскостями самолета. В эти "сигары", сделанные из толстой фанеры, обычно укладывается грузовой парашют. Молоков решил перевозить в них людей; тогда каждым рейсом он мог бы брать на два человека больше. Люди, получившие такое приглашение, видимо подумали: "Нам здесь, на льдине, тепло, мы к такой жизни привыкли, а эти подкрыльные сооружения не больно надежны, лучше подожду". Словом, никто туда не полез. Правда, уже на следующий день, когда поднялся туман, льды раздавили барак и он ушел под воду, отношение к "сигарам" изменилось. В лагере стали поговаривать: "А ведь в них, право, неплохо,- пожалуй, даже лучше, чем в кабине самолета". Снова прилетели Молоков с Каманиным, и около "сигар" образовалась очередь. "Пионеры сигарных перелетов" утверждали потом, что лететь в них великолепно: уютно, тепло, совершенно не дует! Между Ванкаремом и лагерем начались регулярные полеты. Дело пошло быстро. 11 апреля вернулся Слепнев. В лагере с ним произошло смешное происшествие. Еще при вылете из Ванкарема Ушаков как человек бывалый правильно рассчитал, что расстояние в четыре километра от лагеря до аэродрома совсем не малое и таскать на себе багаж по торосам не легко. Вот он и погрузил в самолет Слепнева восемь собак и нарты. Когда машина Слепнева стала в торосах, люди, наблюдавшие в бинокль из лагеря за посадкой, были крайне удивлены. Самолет сел чуть набок, вылезают из него люди и? ползут на четвереньках. Всего вышло десять человек - двое ходят, а остальные ползут. Так и порешили все в лагере, что произошла крупная авария. Вскоре смешное недоразумение выяснилось. В день возвращения Слепнева - 11 апреля - Василий Сергеевич Молоков и Николай Петрович Каманин даже не обедали: весь день занимались перевозкой людей. Прибыл Доронин . Он летел на машине с очень слабым шасси, и при посадке в лагере подломилась стойка левой лыжи. Механики "Челюскина", успешно сделав ремонт, шутили: - Самолет - это пустяки! Дайте побольше леса, мы вам и хронометр сделаем!.. Доронин вернулся на материк с двумя челюскинцами, но мы его больше в лагерь не пускали, так как самолет со слабым шасси опасно было сажать на наш аэродром. Тогда Доронин занялся перевозкой челюскинцев из Ванкарема в Уэллен . Маленький ванкаремский поселок к этому времени уже был перегружен. Людей доставляли в Узллен и дальше в бухту Провидения - на юго-восток Чукотки. Туда Беринговым морем, пробиваясь во льдах, шли пароходы "Смоленск" и "Сталинград" . Утром 12 апреля в Ванкарем прилетел Водопьянов, пронесшийся тысячи километров над тундрой и горами. Жизнерадостный и горячий, он выскочил из машины и закричал: - Я не буду останавливать мотор - лечу сейчас прямо в лагерь! - Сразу его не найдешь, - спокойно заметил я ему. - А я тебе докажу, что найду! Я подумал: если он говорит так уверенно, то, пожалуй, найдет лагерь. Мы быстро разгрузили машину. Водопьянов поднялся и полетел по прямой в лагерь. Там он великолепно сел, забрал трех человек и вместе с Каманиным и Молоковым вернулся в Ванкарем. 13 апреля исполнялось два месяца со дня гибели "Челюскина". Девяносто восемь человек из лагеря были уже доставлены на материк. На льдине в Чукотском море осталось только шесть человек. Это немало беспокоило нас. Барометр падал, появилась характерная облачность, обычно предвещающая шторм. Что, если ночью поднимется буря и в лагере разломает аэродром? Ведь шесть человек не в состоянии будут устроить посадочную площадку, самолеты не смогут опуститься в лагере! Неужели придется подконец рассчитывать только на собачьи упряжки? Нужно было сделать три полета в лагерь, чтобы вывезти шесть человек, весь груз и доставленных туда Слепневым собак. Бензина оставалось буквально "в обрез". Водопьянов с раннего утра стал уверять меня, что найдет лагерь. Он полетел, часа через два вернулся обратно и мрачно сказал: - Плохая видимость! Бензина теперь осталось только на один полет трех машин в оба конца. Решили отправить в лагерь целое звено. Ровно в 7 часов утра зарокотали моторы самолетов Молокова , Каманина и Водопьянова . Звено вылетело в последний рейс. Спустя час получаем радиограмму от Кренкеля: "Появились самолеты". Через десять минут - новая: "Все три машины снизились благополучно. Закрываю радио, ухожу на аэродром. На этом связь заканчиваю." Потянулись томительные минуты. На аэродроме в Ванкареме мы нетерпеливо ожидали появления самолетов. Минуты длились бесконечно. И вот показалась первая машина. Водопьянов! Затем Молоков и Каманин. Самолеты подходят к Ванкарему. Садятся. Как всегда, чукчи гостеприимно встречали челюскинцев. Началась разгрузка самолетов. А где же собаки? Чукчи очень дорожат ими: ездовые собаки на Чукотке - первые помощники и друзья людей. И то, что собак не было, очень смутило чукчей. Они стали между собою тревожно переговариваться. Тогда Каманин неторопливо подошел к своему самолету, открыл обе "сигары", и оттуда с визгом выскочили все восемь собак. Чукчи очень обрадовались и живо благодарили за то, что летчики сдержали свое слово. Челюскинцы - сто четыре человека - находились на твердой земле. Все научные материалы, все имущество также были спасены. Мы ничего не бросили во льдах Чукотского моря. Гордый советский стяг развевался над остатками лагеря. "Все спасены! Все спасены! Все спасены!" - неслось в эфир с советской Чукотки. Эта весть мгновенно распространилась по всему земному шару. В тот же день из Ванкарема ушла радиограмма на имя товарищей Сталина, Молотова, Калинина, Куйбышева. Коллектив челюскинцев рапортовал руководителям партии и правительства: "13 апреля полностью закончена эвакуация челюскинцев с дрейфующего льда. Горячо благодарим Политбюро ЦК ВКП(б) во главе с товарищем Сталиным и Правительство за особое внимание и энергичную помощь. Подобный размах и быстрота спасения возможны только при правительстве, диктатуры пролетариата, под руководством коммунистической партии, во что глубоко верил весь коллектив челюскинцев и, несмотря на большие трудности в течение всей экспедиции, особенно за время пребывания на льдине, проявил высокую организованность и спаянность, что закалило и подготовило нас на дальнейшую борьбу за освоение Арктики. Отмечаем прекрасную работу Правительственной комиссии, Чрезвычайной тройки по спасению, хорошее качество советских самолетов, особенно летного состава, работавшего в труднейших условиях. Коллектив челюскинцев отдает себя целиком на борьбу за дальнейшее освоение Арктики". Счастливыми возвращались челюскинцы и советские летчики домой. Родина встречала их с распростертыми объятиями. Ляпидевский, Леваневский, Молоков, Каманин, Слепнев, Водопьянов и Доронин первыми в стране получили высокое звание Героя Советского Союза. Подвиг советских летчиков, спасших челюскинцев, навеки сохранится в истории и будет служить блестящим примером организованности советских людей. Стойкость и храбрость были отличительными чертами коллектива челюскинцев. Эту стойкость, спокойствие и уверенность дали нам наша партия, наше правительство, наш советский народ. Вот с какими мыслями и чувствами мы возвращались из Арктики домой, с Чукотки в Москву, где нас ждала незабываемая встреча с Иосифом Виссарионовичем Сталиным. "За исключительное мужество, организованность и дисциплинированность, проявленные отрядом полярников во льдах Ледовитого океана в момент и после гибели парохода "Челюскин", обеспечившие сохранение жизни людей, сохранность научных материалов и имущества экспедиции, создавшие необходимые условия для оказания им помощи и спасения", ЦИК Союза ССР наградил сто четырех участников похода "Челюскина" и среди них М. С. Бабушкина орденом Красной Звезды. Летом 1934 года челюскинцы отдыхали и лечились в южных санаториях. М. С. Бабушкин отдыхал в Ялте. Впервые за многие годы он провел лето не за штурвалом самолета. В стенгазете санатория была помещена заметка М. С. Бабушкина "Север и юг". Печатная копия этой заметки сохранилась в его личном архиве.
Север и юг Сегодня очень теплый день. Солнце сильно припекает. Я смотрю на море и вспоминаю, как в сентябре прошлого года на пароходе "Челюскин", находившемся тогда в Чукотском море, мне принесли радиограмму от жены из Ялты. "Ялта" - прочел я тогда на сером листочке депеши и тотчас мысленно перебросился с далекого Севера на южный берег Крыма. Вот я лежу на пляже. Солнце своими горячими лучами обжигает тело. Чтобы укрыться от них, я бросаюсь в воду и плыву, плыву. Потом на берегу легкая дремота овладевает мною. Стук! Что это? Стук повторяется? Да, это стучат в дверь моей каюты. Входит капитан Воронин и предлагает сделать воздушную разведку. Одеваюсь и выхожу на палубу "Челюскина". Мороз - пять градусов. Небо ясное. Лед на солнце горит, переливаясь разноцветными огнями. Спускаюсь с корабля. Небольшая полынья у парохода покрыта тонким слоем льда. Середина ее еще не успела замерзнуть. Мы подтягиваем туда нашу амфибию. Запускаю мотор. Через десять минут стартую. Из- под носа самолета вырываются тучи мелких брызг. Козырек на гондоле покрывается тонким слоем льда. В лицо впиваются сотни обжигающих иголок, и кожа горит, как опаленная! Снова мелькают в мыслях Ялта, горячее солнце и волны, ласкающие тело. Но эта мысль недолго властвует. Ее быстро вытесняют заботы о разведке. Вокруг грандиозная и волнующая панорама ледяных просторов. О юге нет даже и мысли. Север победил! Кажется, что летишь над развалинами большого древнего города. Вот уцелевшие от разрушения несколько массивных колонн чудесной арки. Какой гениальный архитектор создал это великолепие? Проплывают причудливые стены, гроты, валы, пещеры, горы, пирамиды. Все спит вечным холодным сном. Ледяная пустыня изрезана зигзагообразными линиями трещин. Изредка попадаются небольшие полыньи. В них иногда виднеются испуганные мордочки нерп. Только они и напоминают о том, что здесь, среди ледяного хаоса, среди вечного сна, есть жизнь. Когда я сегодня смотрел на море, а солнце, горячее южное солнце, обжигало меня, я мысленно перенесся туда, где оно светит и греет не так щедро и знойно, а тихо и нежно ласкает, постепенно отогревая промерзшую за долгую полярную ночь северную природу. И так хочется снова под его скупые, а потому и драгоценные лучи! После короткого отдыха, в начале 1935 года, М. С. Бабушкин отправился в горло Белого моря начальником зверобойной кампании. Ссылки:
|