"Арборитум"

Бостон встретил Беклемишевых неприветливо. Было душно в воздухе, стояла высокая влажность. Лицо и руки становились липкими. У Оли опять усилились головные боли. Над артерией "Арборвэй" скоплялись пары отработанного бензина. Синие, чёрные, зелёные автомобили текли непрерывной рекой. Иногда происходили столкновения, и разбитую машину уволакивал автомобиль, вооружённый краном.

Беклемишевы спасались в ботанический сад "Арборитум". Однажды они сидели в саду на скамейке. В саду было пусто. Даже удивительно было, как сравнительно мало пользуются горожане этим чудным садом. Итак, Глеб и Оля сидели на скамейке на той именно дороге, где в мае так буйно цвела сирень. На дороге показалась пара, и он и она были не первой молодости. Они целовались посередине дороги.

- Странный всё же обычай, почему для поцелуев надо выбирать наиболее открытое для обозрения место?

- Целоваться и публично, очень, очень неприлично..., - проскандировал Глеб.

Пара исчезла за сиреневыми кустами, а Глеб стал напевать:

Поцелуй и в саду,

И у всех на виду...

Прошло минут десять, и вдруг на дорогу выбежала женская половина вышеупомянутой пары. Юбка на ней была разорвана выше колена. Она решительно направилась к скамейке, на которой сидели Оля и Глеб, и попросила позволения сесть.

- Ах! Я так испугалась, - сказала она. - Этот человек оказался нахалом. Вы видите, как он разорвал на мне юбку. Я, конечно, уже не девочка, но я этого боюсь. Поэтому я побуду с вами. Пожалуйста, не оставляйте меня.

- Это ваш знакомый?

- Да.

- Давно вы с ним познакомились?

- Сегодня.

Этот оборот дела Глебу не очень понравился. Женщина целовалась с первым встречным-поперечным. Теперь она ищет защиты. Ей надо оказать покровительство. Но если дело дойдёт до столкновения и потребуется вмешательство полиции, то роль его, Глеба, не американского гражданина и плохо говорящего по-английски человека, может быть истолкована полицией произвольно, и в его "рекорде" появится нежелательная запись.

Беклемишевы с "подзащитной" направились к воротам парка. "Герой" происшествия вышел из кустов и присоединился к ним. Он, правда, не проявлял никаких агрессивных намерений. На людной улице, по дороге к "элевэйтед"*, разговор действующих лиц трагикомедии перешёл в мирные тона, и "подзащитная" заявила, что уже больше не боится. Беклемишевы были рады такому исходу и направились домой.

Зима в этом году прошла как-то особенно быстро. Николай Вакар несколько раз говорил, что Глеб должен заговорить на службе о прибавке.

- Ты не ставь вопрос ребром. Не так, что, мол, не прибавите - я уйду. А поговори о том, что обязанности твои расширились, ты ведёшь расчёты, которых раньше не вёл. Американцы, знаешь, как смотрят на вещи? Если человек не требует прибавки, значит он сам себя не ценит. А если он себя не ценит, то с какой стати мы его ценить будем?

Глеб с этим не был согласен. Прежде всего, он владел языком всё же очень посредственно. Во-вторых, ведь и работал он не по специальности, то есть не в той области, в которой получил образование. Однажды его спросили: можете вы пойти в Сити Холл и провести там утверждение проекта? Что было делать? Он ответил: могу. Пошёл и всё же защитил проект со своим запасом слов. Наконец, он убедился, что был прав, не предъявляя требований увеличения оплаты. Ему уже три раза прибавляли и без его требований.

В эту зиму Беклемишевы познакомились с Крестовоздвиженскими и с Литвиненко. Крестовоздвиженские приехали из Нью-Йорка. Борис Павлович был инженером-электриком, а Мария Вячеславовна была художницей и писала стихи.

По какому-то случаю у Беклемишевых собрались гости. Комната у них была маленькая, потому доктор Лайд предоставила им гостиную и, отделенную от неё аркой, столовую. Когда уже все собрались, позвонил по телефону Литвиненко и спросил, может ли он приехать.

- Конечно.

- Только я приеду с женой и с сестрой жены.

- Хорошо, приезжайте.

Литвиненко был ещё сравнительно молодой человек. Глеб знал его только по статьям в газетах. Знал также, что он написал две книги на английском языке. До войны он был советским студентом в Ленинграде. Потом попал на советскую каторгу, где провёл пять лет. Отбыв наказание, во вторую мировую войну попал в Италию и оттуда в США.

Общество собралось довольно большое. Сестра жены Литвиненко пела под аккомпанемент гитары Ясенева. Потом пел Ясенев . Доктор Лайл была так любезна, что мыла посуду в кухне, чтобы Оля могла оставаться с гостями. Оле положительно везло на американских хозяек.

Во время "ланч-тайм'а" Глеб ходил в "коммон сквер" [(общественный сквер)]. Тут люди кормили орехами белок и хлебом голубей. Однажды Глеб заметил рядом с собой пожилого человека. Он читал "Русский Голос". Эту газету прозвали "Сталинским Голосом". Когда сосед кончил читать "Русский Голос", положил его в карман и раскрыл американскую газету, Глеб обратился к нему: "Можно посмотреть вашу газету на русском языке? ". Реакция была неожиданная - сосед встал и молча удалился из парка...

Глеб обратил внимание на группу людей, стоявшую на дорожке, подошёл к ним. В середине круга дрались два воробья. Они взлетали и падали в пыль. Бой был не на живот, а на смерть. Вдруг к ним подлетела воробьиха и что то прощебетала. "Идиоты, - вероятно сказала она, - так не долго и убить". Но они не обращали внимания. Вероятно бой шёл из-за неё...

Ссылки: