Ликвидация прибалтийского отделения РОВС

Менжинский - Обратите внимание на Эстонию. Там обосновался весьма энергичный человек. Сегодня он главный вербовщик агентов для засылки в нашу страну через Прибалтику. Под "весьма энергичным человеком", живущим в Таллине, Менжинский имел в виду полковника Энгельгардта , в прошлом офицера "свиты его величества".

Об Энгельгардте Артузов кое-что уже знал, но пока не видел каких-либо к нему реальных подходов. И в самом деле - как подступиться к этому противнику? Нужен замысел. Замысел - это предощущение решения, его формулировка, идейное толкование сути операции, способа ее осуществления с учетом возможных конкретных обстоятельств. Выработка замысла - процесс трудный, но в то же время радостный. Нет большего удовлетворения, когда на основе удачного замысла возникает творческий контакт с оперативными работниками, предлагается интересная комбинация - путь к решению трудной задачи. Продумав ряд недавних операций, направленных против белогвардейской эмигрантской контрреволюции, и всё, что было известно о деятельности полковника в последнее время, Артузов принял решение, как обезоружить и парализовать врага. Причем чекист, которому будет поручена операция, сделает это в открытую. С этим замыслом и пришел Артузов к поправившемуся уже Менжинскому.

- Кажется, определился замысел операции против Энгельгардта.

- Слушаю вас, Артур Христианович. Сосредоточившись, Артузов лаконично изложил суть своего плана. После некоторого раздумья Менжинский снял пенсне, неторопливо протер стекла замшей, надел снова.

- Вы рассчитываете помочь Энгельгардту впервые в жизни встать на твердую почву,- наконец сказал Вячеслав Рудольфович.- Что ж, сила наших идей велика. Ничего путного противопоставить им он не в состоянии. Если в полковнике сохранилась капелька ума и чести, он задумается, а задумавшись, придет к единственному выводу - о бессмысленности борьбы с нами. Второй вариант замысла также стоит свеч. Если полковник не воспримет того, в чем мы попытаемся его убедить, надо создать такую обстановку, чтобы дискредитировать Энгельгардта перед руководством РОВС в Париже или непосредственным его начальником генералом фон Лампе в Берлине. Читателю может показаться странным, что Артузов с его огромным опытом и непререкаемым авторитетом контрразведчика считал необходимым посвящать Менжинского даже в незначительные вроде бы детали разрабатываемых им операций. Но Артур Христианович хорошо помнил слова Дзержинского, сказанные им по какому-то поводу на совещании узкого круга сотрудников в отсутствие Менжинского : "Должен вам сказать, товарищи, что за время своей работы в ВЧК- ОГПУ я не встречал более сильного оперативного работника, нежели Вячеслав Рудольфович. Он с первой сводки или заявления, поступившего к нему в руки, может сказать, есть ли тут действительно что-либо серьезное или нам не стоит заниматься этим делом". Так что для Артузова даже легкий кивок в знак одобрения со стороны председателя ОГПУ дорогого стоил. Возвратившись от Менжинского, Артур Христианович серьезно задумался над его последней фразой. Кого послать в Эстонию? За долгие годы работы Артузов встречался не с одним десятком чекистов - то были очень разные люди, разного социального происхождения, профессий, образовательного ценза, разных способностей и талантов. Теперь в распоряжении центрального аппарата оставались лишь самые опытные. Артузов, не жалея сил, оттачивал у подчиненных качества, необходимые для трудной борьбы. Кто-то однажды сравнил его труд с трудом восточного шлифовальщика лаковых миниатюр. Сперва тот обрабатывает поверхность изделия крупным камнем, затем угольной пылью и, наконец, золой рисовой соломки. Получается вещь на загляденье. Под артузовской "шлифовкой" имелись в виду, конечно, не достижение гладкости за счет стирания индивидуальных особенностей, выработка в сотруднике покладистости. Артузов и сам не принадлежал к числу покладистых (равно как и излишне и не по делу конфликтных), не любил таковых вообще, тем более - среди подчиненных. В равной степени не жаловал он и необоснованную строптивость. Его "обработка", наоборот, выявляла самые сильные стороны чекиста, обогащала его личность, оттачивала мастерство до степени высшего совершенства. После "шлифовки" Артузова оперативному работнику смело можно было поручать самые сложные задания, включающие и проявление личной инициативы, умение принимать ответственные решения во внезапно изменившейся (как правило, всегда к худшему) обстановке.

Артузов переворошил десятки личных дел, выслушал многие предложения. Круг кандидатов сузился. Наконец выбор Артура Христиановича был сделан. Правда, пока заочно. И вот наконец секретарь докладывает, что сотрудник, предварительно намеченный для командировки в Таллин, прибыл в Москву и находится в приемной. Дмитрий Георгиевич Федичкин . Об этой встрече с руководителем отдела Дмитрий Георгиевич позднее вспоминал: "Как только я переступил порог, из-за стола навстречу мне поднялся плотный коренастый человек чуть выше среднего роста, с черными усиками, бородкой клинышком и с такой же черной густой шевелюрой. Приветливо улыбнувшись, он протянул мне руку:

- Давайте знакомиться, товарищ Федичкин. Кое-что я о вас знаю, но надеюсь узнать еще больше. Разговор у нас будет долгим, так что садитесь, пожалуйста.- Он сел за свой рабочий стол, подождал, пока я сяду напротив, и вдруг спросил: - Как вы себя чувствуете? Как отдохнули? Помог вам кумыс в Боровом?

- По приезде в Москву я прошел врачебную комиссию, и меня направили подлечиться в Казахстан на знаменитый курорт Боровое . Еще в канун февраля 1917 года, когда в нашем поселке Раздольное в Приморье казаки усмиряли выздоравливающих солдат, отказавшихся возвращаться на русско- германский фронт, я был ранен в грудь шальной пулей. Эта рана временами давала о себе знать.

- Чувствую себя здоровым, Артур Христианович,- ответил я, не зная, что сказать дальше, выпалил, как говорится, на одном дыхании: - Готов выполнить любое задание.

- Ой-ой, как официально,- опять улыбнулся Артузов.- Давайте попроще. От этого дело не пострадает. Он полистал какую-то папку, лежащую перед ним на столе - возможно, это было мое личное дело,- и сказал:

- Вы побывали в Маньчжурии трижды, и последний раз не совсем удачно. Да, не повезло вам тогда в Поднебесной империи. Чего-то вы и ваши руководители не рассчитали - ехать вам туда не следовало, вас противники знали как чекиста, вот и получилось нехорошо. Впрочем, и в нашем деле случаются ошибки, неожиданности. Заранее не всегда все предусмотришь. Говорят, не опасно совершить ошибку, опасно совершить ту же ошибку второй раз. Неудача делает решительного и твердого еще более решительным и твердым. Ничто так не ослабляет нашего брата, как постоянные успехи и удачи. Это урок на будущее. А потом Артузов задал прямой вопрос:

- Скажите, товарищ Федичкин, как бы вы отнеслись, если бы я вам предложил роль коммивояжера? Конечно же рынки сбыта не ваша стихия. Но сыграть роль коммивояжера вам вполне по силам. В Маньчжурии вы на них насмотрелись вдоволь. Думаю, что хватит вам заниматься Азией, пора, так сказать, "рубить окно" в Европу.- Артур Христианович внимательно посмотрел на меня и, не дожидаясь ответа, продолжил: - У нас созрело решение направить вас с ответственной миссией в Эстонию . Поедете в Ревель .

На вашу долю выпадает задача трудная, с известным риском. К риску вам не привыкать, мы не стали бы посылать вас на это дело, если бы не были крепко уверены, что задание вам по плечу". Артузов ввел Федичкина в обстановку. В бывшем Ревеле, ныне Таллине, обосновался прибалтийский филиал РОВС . Им руководил из Берлина начальник 2-го отдела этого союза генерал фон Лампе . Непосредственно в столице Эстонии действовал Борис Вадимович Энгельгардт , который в годы Гражданской войны служил в войсках Деникина и Врангеля, затем был начальником контрразведки в армии генерала Юденича .

- Вам предстоит выйти на Энгельгардта,- говорил Артузов.- Он развил активную антисоветскую деятельность. Готовит террористов, вербует шпионов, даже сам вроде собирается нелегально пробраться в нашу страну с целью совершить громкий теракт. Ваша задача - идейно разоружить его. Не поддастся на уговоры подобру - дискредитируйте его перед парижским и берлинским начальством, вызовите недоверие к нему со стороны разведок капиталистических стран. Федичкин понимающе кивнул головой. Артузов продолжал:

- В Ревель отправитесь на обычном пароходе. Торговые отношения с буржуазной Эстонией у нас нормальные. Наши суда часто бывают в Ревельском порту. Выход в город почти свободный. Действия ваши ни малейшего ущерба интересам Эстонии не нанесут. Скорее наоборот. Ликвидация филиала РОВС только улучшит отношения между Эстонией и СССР.

- Если разрешите,- обратился Федичкин к руководителю,- я хотел бы задать вам несколько вопросов, касающихся Энгельгардта. Есть ли у него какое-либо настоящее прикрытие? Чем он занимается, на какие средства существует? Артузов согласно кивнул. Выполнять задание предстояло Федичкину, и он имел право задать сколько и какие угодно вопросы, в ответах на которые нуждался для успешного ориентирования при решении поставленной перед ним задачи.

- Охотно отвечу. Должность, которую занимает Энгельгардт, далеко не прибыльная. Прошло время, когда иностранные разведки щедро платили уже за одно то, что белогвардеец изъявлял желание бороться с советской властью. Теперь они платят "с головы" - от числа завербованных, засланных в нашу страну и что-то сделавших. А таких не очень-то много! Так что кошелек у Энгельгардта сейчас весьма тощ. Чтобы как-то снова существовать, он, родовитый дворянин, должен набивать папиросы для бывшего царского генерала, который содержит табачный ларек на ревельском рынке. Вы спросите, почему папиросы? В Прибалтике проживает много русских эмигрантов. Сигареты у них не в чести, привыкли к папиросам с длинными мундштуками.

- Значит, ни респектабельного положения, ни состояния у него нет?

- И в помине! Но он убежден, что это просто черная полоса его неудач, что его время еще вернется. Во имя этого и старается, копит наступательную энергию. Ему нужна власть, чтобы из нее извлечь деньги. Это его убеждение, да и надежда тоже. Артузов чувствовал, что Федичкин слушает его внимательно, но еще не удовлетворен услышанным. Артур Хрис- тианович понимал его. Потому и предупредил вопрос:

- Я вижу, вам пока не ясно главное - как дискредитировать Энгельгардта убедительнейшим образом, если не удастся склонить его к капитуляции?

- Вот именно.

- Обстановка диктует способ,- ответил Артузов.- Важно уяснить ее.

РОВС на последнем издыхании. В нем уже нет ничего самостоятельного. И "николаевцы", и "кирилловцы" изжили себя. Они целиком и полностью перешли в услужение к империалистическим разведкам, откровенно ищут, кому бы выгоднее продать себя. Политический климат в Европе меняется, фашизм становится главным орудием империализма в борьбе с нами и рабочим движением. Похоже, что магнаты Германии приведут к власти Гитлера . Самые оголтелые круги эмигрантской контрреволюции готовы наклеить на свое белое знамя черную фашистскую свастику. Эти люди способны стать важными винтиками в осведомительном аппарате фашистов, чтобы своей подрывной работой против СССР заслужить доверие своих будущих господ. Это я говорю вам для того, чтобы вы твердо уяснили, почему мы не должны прекращать борьбу с захиревшим РОВС и его агентурой. Теперь перейдем к тому, как лучше дискредитировать Энгельгардта. Вы придете к нему домой и без всяких обиняков скажете: "Я чекист из Москвы". Федичкин не выдержал:

- Так прямо в лоб? А где игра, подход исподволь? Эн-гельгардт - стреляный воробей, его простыми силками средь бела дня не поймать.

- Ваша сила - в простоте замысла. Да-да, вам нет никакого смысла скрывать себя, играть в таинственность. Ваши слова: "Я - чекист!" - грянут как гром средь ясного неба. Если он примет ваше предложение, то сделает ошибочный шаг. Вы спросите - какой?

- Донесет руководству РОВС о встрече со мной,- ответил Федичкин.

- И не просто донесет, а постарается еще и доказать свою неподкупность. Какие выдвинет аргументы, гадать не будем. Напуганные "Трестом" и "Синдикатом", ровсовцы наверняка заподозрят, что в Ревеле обозначилось слабое, ненадежное место. Полковник окажется для них сомнительной личностью, разоблаченной ОГПУ. Они станут сомневаться, гадать, а что таится за встречей Энгельгардта с чекистом?

- Понимаю. Полковник будет уверять РОВС в своей преданности ему, верности взятым на себя обязательствам и чем больше жару проявит, тем больше вызовет к себе подозрений.

- Именно! И наша стрела попадет в самое уязвимое место. Они начнут поспешно сокращать круг связей полковника, неизбежно высветят ряд людей и каналов. В итоге мы парализуем деятельность прибалтийского филиала РОВС, выключим Энгельгардта из активной борьбы, а при благоприятном стечении обстоятельств даже вынудим его поработать бесплатно на советскую власть. А теперь,- подытожил разговор Артузов,- поезжайте в Ленинград. Там вы встретитесь с Андреем Павловичем Федоровым . От него узнаете все остальное. Федоров - большой специалист по РОВС, он встречался в Париже с самим Кутеповым . "На прощанье Артузов пожал мне руку,- вспоминает далее Дмитрий Георгиевич,- и дал еще один дельный совет. Прежде чем сесть на пароход, сказал он, надо навестить проживающую в Ленинграде сестру жены Карла. Кто такой Карл , вам расскажет Андрей Павлович. Намекните ей, что можете передать от нее письмо сестре в Ревель. Это может вам пригодиться в подходе к Энгельгардту".

Артузов держал на примете в Таллине одну интересную семью, которая прежде проживала в Петербурге. Глава семьи - немец Карл в свое время осел в России, служил в частной торговой немецкой фирме. После революции он выехал с семьей в Эстонию, стал директором крупного промышленного предприятия. Жена его - русская. О самом Карле было известно, что он весьма лояльно относится к СССР, более того, вместе с семьей хотел бы вернуться в Ленинград. От имени Карла родственники его жены, проживающие в Ленинграде, подали прошение официальным органам.

Артузов рассчитывал, что Карл, занимая видное положение в таллинском обществе, знает Энгельгардта или может легко с ним познакомиться, чтобы помочь, в свою очередь, Федичкину , если тот заручится рекомендательным письмом к его жене. И вот Федичкин в Ленинграде. Первая встреча, конечно, с Андреем Павловичем Федоровым . Он снабдил Дмитрия Георгиевича нужными сведениями о Таллине, подтвердил, что кратчайший путь к знакомству с Энгельгардтом - через Карла и его жену Нинетту . Но к ним так просто не пойдешь. Нужны рекомендации. Федоров дал Федичкину номер телефона их ленинградских родственников. Дмитрий Георгиевич встретился с сестрой Нинетты Мери Федоровной . "Дверь открыла солидная дама в парадном шелковом платье с кулоном на золотой цепочке,- рассказывал он.- Я представился, сказал, что в Ленинграде проездом и на днях отплываю в Ревель по коммерческим делам. Теперь следовало объяснить хозяйке цель моего визита. Начал с того, что якобы случайно от проживающих в Ленинграде своих сестер (а они действительно там жили) узнал о ее родственниках в Ревеле. Мол, говорят, будто муж вашей сестры занимает там хорошее положение, вхож в деловые круги. Вот я и хотел посоветоваться: нельзя ли мне по приезде в столицу Эстонии обратиться к нему за помощью по некоторым вопросам?

- Да, да,- оживилась Мери Федоровна.- Карл у нас отличный коммерсант, в деловых кругах у него доброе имя. Знаете,- вздохнула она,- он и Нинетта очень сожалеют, что покинули Россию, и мечтают скорее вернуться домой. Они уже просили разрешения на это". Карл и Нинетта встретили гостя с некоторой настороженностью. Федичкин вручил им письмо. Прочитав его, супруги дружно заулыбались. Холодок исчез, и Федичкин был приглашен в гостиную. С этого дня он стал, не забывая, конечно, о конспирации, очень часто бывать в их доме. Подружился с хозяином. Карл внимательно следил за тем, что происходит в Советской стране, не переставал удивляться масштабности и грандиозности строительства, мечтал и сам там поработать. Такие взгляды тогда на Западе разделяли многие прогрессивно мыслящие люди, и не только коммунисты. В ту пору они искренне верили, что в советской России строится светлое будущее , пример для всего человечества. Сегодня их взгляды принято пренебрежительно называть иллюзиями. Действительно, легко решить арифметическую задачку для пятого класса, если заранее заглянуть на последнюю страничку учебника, где напечатаны все ответы. Не будем же бросать камни в давно ушедших из жизни людей за то, что их мечты, стремления и надежды не оправдались, и не по их вине. Во время частых и все более откровенных бесед речь заходила и о русских эмигрантах. Однажды Федичкин рискнул назвать имя Энгельгардта . Карл был знаком с ним по клубу. Отозвался о нем нелестно. Надо сказать, что Карл оказался человеком проницательным, он быстро понял, что интерес Федичкина к Энгельгардту не простой, но вида не подал. Как бы между прочим он сообщал чекисту все новые и новые сведения о полковнике, намекнул на связи последнего с Парижем и Лондоном. Постепенно отношения Федичкина с Карлом стали очень доверительными. В конце концов с санкции Артузова Федичкин рассказал Карлу о цели своего приезда в Эстонию. Карл обещал оказывать чекисту всяческую помощь и до конца оказался верным своему слову. Теперь Федичкин уже прямо обратился к Карлу с просьбой не мешкая начать работу с полковником. Выяснилось, что у Карла уже имелся определенный план.

- Судя по тому, какие ставки Энгельгардт делает в карточной игре в клубе,- сказал он,- можно понять, что он пребывает в материальных затруднениях. Я приглашу его к себе и пригрею. Так Карл и сделал. За бокалом вина бывший полковник разоткровенничался, посетовал на свою бесприютную судьбу и безденежье.

- Чем же вам помочь?- спросил в раздумье Карл.

- Дать вам работу на своей фабрике? Пыльно и хлопотно. Да и жалованье не ахти какое. Но я могу предложить вам более знакомое и выгодное занятие. Почему бы вам не установить отношения со мной как с немецким представителем? Ведь я заместитель председателя немецкого землячества. Говорю это вам не как человеку, имеющему дело с РОВС, а как частному лицу. Вы станете передавать мне интересующую меня информацию, я вам - деньги. Ваши личные счеты с большевиками меня не интересуют, и я не собираюсь в них встревать. Энгельгардт на какой-то миг задумался, точнее, сделал вид, что задумался. В голове его мгновенно промелькнула мысль: деньги сами текут к нему в руки. Он, конечно, знал, что после операции "Трест" иностранные спецслужбы утратили былой интерес к белогвардейцам и их организациям, не без основания полагая их продажными и уже не способными на серьезные дела. А тут немцы (а он не сомневался, что директор крупного предприятия, играющий видную роль в немецкой общине, Карл - резидент разведки Германии) предлагают ему сотрудничать с ними. И раздумывать нечего - надо соглашаться, пока не передумали.

- По рукам! - сказал Энгельгардт решительно. Хозяин и гость чокнулись, закрепляя сделку. Так Энгельгардт начал работать на "немецкую разведку". Обо всех шагах, предпринимаемых полковником по вербовке шпионов и подбору террористов, направляемых в нашу страну как РОВС, так и при его посредничестве спецслужбами западных разведок, он сам сообщал Карлу. Эта информация незамедлительно поступала к Федичкину, а затем, естественно, становилась достоянием Центра. Хотя Энгельгардт проявлял настоящее рвение, вербуя кандидатов в террористы и шпионы, руководители РОВС были недовольны его работой. "Надежные люди" полковника в условленных местах успешно переходили границу, но дальше о них никто ничего и никогда не слышал. Поручик Чернышев должен был взорвать военный объект на территории советской России - взрыва не последовало. Капитану Немоляеву предписывалось подложить бомбу в одно важное учреждение в Ленинграде - задание осталось невыполненным. От группы, подготовленной англичанами и переброшенной через границу ровсовцами, никаких известий не поступило - словно в воду канула. Не подлежало сомнению, что заправилы РОВС рано или поздно начнут докапываться до причин провалов. При этом они могут выйти на Карла и, безусловно, захотят проверить, действительно ли он причастен к немецкой разведывательной службе. Но прежде всего Энгельгардт сам захочет в конце концов узнать, почему завербованные им люди проваливаются. Вот тут и был пущен в ход подсказанный в свое время Артузовым вариант с генералом Шаховским , владельцем табачного ларька на рынке. Энгельгардт, хотя и получал теперь деньги от Карла, продолжал выполнять и заказы генерала на набивку папирос. Федичкин зашел в ларек. Представился генералу как юнкер армии Колчака, бежавший в свое время в Шанхай. Потом судьба якобы забросила его в Литву, он держит в Шяуляе галантерейный магазинчик. В Литве много русских эмигрантов. Есть постоянный спрос на папиросы с длинным мундштуком.

Он намерен организовать их сбыт в своем магазинчике. Тут же Федичкин протянул генералу стопку купюр, указав на коробку с уже набитыми папиросами. - Беру у вас всю партию,- небрежно заявил он. Шаховский был счастлив - такая крупная сделка была для него что негаданный выигрыш в лотерею. - Кто еще мог бы мне регулярно поставлять папиросы? - осведомился Федичкин.

- Могу рекомендовать моего компаньона, весьма почтенного человека. Набивка отменная. Это полковник Энгельгардт, советую не откладывать визита. Поблагодарив Шаховского, Федичкин, не теряя времени, направился по названному, давно ему известному адресу. Он был уверен в себе, но далеко не спокоен. Как-никак шел в гости не к приятелю, а к врагу. По скрипучей лестнице Федичкин поднялся на третий этаж. Уже внизу почуял терпкий запах табака. На темной площадке нажал кнопку звонка. Послышались приглушенные шаги. Щелкнул замок, дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы можно было разглядеть в щелку, кто пришел.

- Вы к кому?

- К полковнику Энгельгардту по рекомендации генерала Шаховского.

- Это я. Что вам угодно? - Я торговец из Шяуляя. Намерен сделать заказ на крупную партию русских папирос.

- Какое количество вас интересует?

- До тридцати тысяч в месяц. Энгельгардт открыл дверь:

- Прошу войти! Федичкин очутился в небольшом коридорчике. Полковник взял у него из рук шляпу, положил на полку вешалки, жестом пригласил в комнаты. Федичкин огляделся. Стены увешаны портретами членов императорской фамилии, иконами, какими-то плакатами. Пахло табаком и лампадным маслом. Энгельгардт вынул из ящика письменного стола лист бумаги, придвинул к себе чернильницу, намереваясь оформить как полагается коммерческий заказ. Федичкин, извинившись, остановил его:

- Не торопитесь, полковник! - и без всякого предисловия заявил:

- Я не тот человек, за которого отрекомендовался. Ссылка на генерала потребовалась мне лишь для того, чтобы войти в ваш дом. Энгельгардт вздрогнул, замигал тревожно:

- Кто же вы? Самым будничным тоном Федичкин спокойно ответил:

- Чекист. Прибыл из Москвы. Энгельгардт, надо отдать ему должное, выслушал неожиданное заявление спокойнее, чем можно было ожидать. Помедлив самую малость, полковник спросил:

- Вы пришли, чтобы, воспользовавшись моей беззащитностью в данный момент, убить меня?

- Боже упаси, полковник. С чего вы это решили? Разве я похож на убийцу? А пришел я к вам, чтобы поговорить в спокойной обстановке и сделать деловое предложение. Правда, предложение категоричное: прекратить враждебную деятельность против Советского Союза. У Энгельгардта перехватило дыхание. Взявшись рукой за горло, он судорожно хватал ртом воздух. Примерно такую реакцию с его стороны и предвидел Федичкин. Правда, он не сбрасывал со счетов и возможности того, что полковник схватится за револьвер. Однако, коль этого не случилось сразу, надо, как инструктировал Артузов, наступать, не давая противнику опомниться.

- О прошлом вспоминать не рекомендую,- продолжал чекист,- оно ушло безвозвратно. Так называемые жертвы, принесенные вами во имя "белой идеи", оказались напрасными. Из героев, посланных вами в наши пределы, ноги удалось унести единицам. Наш народ вас не приемлет. Ваши выстрелы - лишь горестная мимолетность. Они только укрепляют наше единство в борьбе с вами. Вы не только враждебны своему народу, но еще и элементарно не понимаете его, верите в какие-то химеры, которые сами же и сочиняете. Все ваши политические идеи - самообман. Памятуя наставления Артузова ("Побольше задавайте вопросов, будоражащих душу"), Федичкин бил полковника беспощадно:

- Неужели вашим надеждам, разуму, душевному порыву не найдется иного дела, как убивать своих соотечественников? Где же национальная гордость и достоинство? Вам не претит далее жить в мире понуканий, окриков, доносов и оскорблений? Превращаясь в наемных убийц, вы стреляете в будущее России, в ее светлую новь. Но наемный убийца не может быть героем. Вы, бывший полковник русской гвардии, разве не видите, в каком болоте очутились? Энгельгардт молчал. Федичкин продолжал наступать: - Перед вами выбор: бросить очередную бомбу в людей, отвергших царскую власть, или вывернуть запал из нее и, уже обезвреженную, бросить в колодец.

- Вы меня загнали в угол,- уныло отвечал Энгельгардт,- но я связан присягой на верность трону!

- Да бросьте вы, полковник, цепляться за внешние атрибуты монархии. Какому трону? Какая присяга? Опять самообман. Генерал Брусилов не чета вам был, а со спокойной совестью перешел на службу в Красную армию. Потому что понял, что этим поступком исполнил свой подлинный, а не ложный воинский долг. Так же поступили генералы Бонч-Бруевич , Самойло , Зайончковский , Свечин , полковники Шапошников и Каменев , подполковник Егоров . Сказать, какие посты некоторые из них сейчас занимают? Даже бывшие военные министры Поливанов и Верховский не сочли изменой послужить новой России.

- Невероятно,- тупо бормотал Энгельгардт, нервно перебирая пальцами бахрому старой скатерти на столе. - Вряд ли я сейчас могу дать вам какой-либо ответ. Мне надо подумать.

- Думайте,- пожал плечами Федичкин.- Я согласен ждать. Даже две недели. Честь имею. Взяв с вешалки свою шляпу, Федичкин вышел. В тот же день он направил телеграмму в Москву: "Встреча состоялась". "И дальше действуйте по известному вам плану",- ответил Артузов. Энгельгардт не смог пересилить и убедить себя принять предложение Федичкина. У него не хватило мужества решиться на такой поступок. Впрочем, не случайно Артузов да и сам Федичкин предусматривали второй вариант в развитии операции. Энгельгардт в этот же день, едва пришел в себя, прибежал к Карлу и, ничего не скрывая, рассказал о встрече с разведчиком из Москвы.

- Что же вы решили предпринять? - спросил его Карл.

- Я напишу письмо генералу фон Лампе и предложу устроить чекистам "Антитрест"! Карл нахмурился и сердито сказал: - Мне не нужен сотрудник, принимающий в своем доме чекиста из ОГПУ. Даже с согласия вашего начальства. Я предупреждал, что ваши игры с большевиками меня не касаются. А эта игра может завести слишком далеко. У меня нет ни малейшего желания быть скомпрометированным с вашей помощью. Очень сожалею, полковник, но вынужден прервать с вами какие-либо отношения.

Вечером Федичкин встретился с Карлом, и они обсудили создавшееся положение. Позиция Энгельгардта однозначна. Карл обрезал связь с ним с учетом ситуации как нельзя кстати. Тем не менее идти к Энгельгардту за ответом надо: неявку чекиста ровсовец может каким-либо образом связать со своим признанием Карлу. Через две недели Федичкин был у полковника.

Тот говорил уклончиво: дескать, еще не принял никакого решения. Федичкин еще раз сформулировал свое требование: - Мы не настаиваем на вашем переходе на платформу большевиков, но категорически требуем прекратить враждебную деятельность против СССР. Учтите, мы имеем возможность наблюдать за вами!

- Я еще раз все взвешу,- ответил Энгельгардт.- Как мне связаться с вами? Федичкин дал ему один адрес в Ленинграде.

Как же развивались события дальше? Карл по-прежнему решительно уклонялся от дальнейших контактов с Энгельгардтом, поскольку тот нарушил условие договора: "смешал" работу против большевиков со службой на "немецкую разведку". Федичкину предстояло теперь набраться терпения, ждать и выяснять, какой ответ последует на предложение Энгель-гардта руководству РОВС осуществить "Антитрест". Генерал-лейтенант Евгений Миллер , тот самый Миллер, что верой и правдой служил англичанам в период оккупации ими Архангельска, сменивший в РОВС предложение полковника расценил как новую мистификацию ОГПУ, а самого Энгельгардта назвал "большевистским агентом", с которым никаких дел больше иметь нельзя. Полковник заметался, воображение рисовало ему опасность с трех сторон: ОГПУ, РОВС и немецкой разведки. Реально, конечно, какие-то меры по отношению к нему могли предпринять только белогвардейцы. Несколько раз он порывался переговорить с Карлом, убедить его в своей лояльности. Спустя некоторое время с санкции Артузова Федичкин сообщил Карлу, что тот может "простить" Энгельгардта и вновь вернуть к работе на "немецкую разведку", но при твердом условии: в случае отсутствия каких-либо дел с любой другой спецслужбой. С этого момента враждебная по отношению к СССР деятельность полковника была фактически парализована. На одной из встреч с молодыми разведчиками Дмитрия Георгиевича Федичкина спросили, считает ли он себя учеником А. Х. Артузова. Ветеран ответил:

- Ученики у Артузова рождались уже из самого факта общения с ним. Это был исключительно талантливый руководитель-чекист, душевный человек и принципиальный партийный боец. Он решал крупномасштабные задачи обеспечения государственной безопасности нашей Родины, и влияние его личности благотворно сказывалось на его сотрудниках и помощниках.

Каждый, кто попадал в орбиту общения с ним, заражался, воодушевлялся его энергией, честностью, принципиальностью.

Что же касается чисто профессионального общения, то оно было школой высшего чекистского мастерства.

Ссылки: