Артузов А.Х. выявляет участников и связи "Национального центра"

За окном немое ночное молчание. В такую пору обычно хорошо думается. Человек полностью отключен от дневной суеты, глубоко сосредоточен на конкретной задаче. Предельно напряжена мысль. Артузов сидел в кресле за просторным подковообразным столом, обтянутым зеленым сукном. Лет этой мебели было немало, сукно местами побито молью. Достался он ЧК от бывшего страхового общества "Якорь" . Не одно поколение чиновников протерло за ним локти. Теперь он стал рабочим столом контрразведчика. Кстати, очень удобным: зеленое сукно не утомляло глаза, глубокие ящики вмещали множество деловых бумаг, кроме тех, разумеется, что полагалось хранить в надежном английском сейфе, тоже наследии "Якоря".

За этим необычным столом Артузов и обдумывал сейчас материалы, полученные от Вячеслава Рудольфовича, в которых речь шла о заговоре.

В начале июля 1919 года на лужском направлении красноармейский разъезд в перестрелке убил лазутчика, явно пробиравшегося в стан Юденича. При нем нашли документы на имя офицера Александра Никитенко . Раз сопротивлялся, значит, было ради чего. Тщательно обыскали убитого - в мундштуке папиросы обнаружили крохотный листок. Из текста стало ясно: участники крупной контрреволюционной организации в Петрограде искали связь с белогвардейским командованием. В записке говорилось:

"Генералу Родзянко или полковнику С. При вступлении в Петроградскую губернию вверенных Вам войск могут выйти ошибки, и тогда пострадают лица, секретно оказывающие нам весьма большую пользу. Во избежание подобных ошибок просим Вас, не найдете ли возможным выработать свой пароль. Предлагается следующее: кто в какой-либо форме или фразе скажет слова "во что бы то ни стало" и "ВИК" и в то же время дотронется рукой до правого уха, тот будет известен нам" Для контрразведчиков этот листочек послужил своего рода ниточкой, ведущей к руководителям заговора. Вскоре ВЧК получила новые данные о зреющем заговоре. 14 июля 1919 года в районе Белоострова при попытке уйти на финскую территорию были задержаны некие Самойлов и Боровой-Федотов. У них нашли письмо-донесение о дислокации частей 7-й армии, наличии на складах боеприпасов и действиях в Петрограде трех контрреволюционных организаций. Письмо-донесение подписал таинственный ВИК 5 Кстати, и на листочке, найденном у Никитенко , стояла эта же подпись. Задержанные также признались, что письмо-донесение им вручил для передачи в штаб Юденича Вильгельм Иванович Штейнингер , владелец известной фирмы "Фосс и Штейнингер". Чекисты арестовали его - он и оказался ВИКом. При обыске у него нашли контрреволюционные воззвания, депеши из штаба Юденича. В начале августа последовали новые аресты - в руках петроградских контрразведчиков оказались барон Штромберг , князья Андронников , Оболенский и др. Все они входили в Национальный центр Петрограда . У них был найден отчет московского отделения Центра. Но прямое свидетельство, что в Москве действует такая контрреволюционная организация, было получено чуть позже - в конце июля. В Вятской губернии милиция задержала подозрительного человека, назвавшегося Николаем Карасенко , в мешке у которого обнаружили - миллион рублей. Задержанный оказался офицером разведывательного отдела штаба Колчака Николаем Крашенинниковым . Деньги он вез для московского отделения Национального центра. (В общей сложности разными путями и в разное время для нужд Национального центра намечалось переправить 25 миллионов рублей.) Арестованный вместе с деньгами был препровожден в Москву. Из тюрьмы Крашенинников пытался передать на волю две записки, которые были перехвачены. В одной из них он сообщал: "Я спутник Василия Васильевича, арестован и нахожусь здесь" Во второй просил заготовить ему документы и сообщить, "не арестован ли ННЩ". Естественно, контрразведчики должны были выяснить, кто скрывается за этими инициалами. Из обширной информации, полученной от Менжинского, Артузов понял, что в Москве действует законспирированная контрреволюционная организация, чрезвычайно опасная. Его осенила догадка: только ли с Юденичем она связана напрямую? Не на связь ли с Национальным центром шел захваченный в Вятской губернии колчаковский курьер? У него нашли таинственные листочки, похоже, с шифрованным текстом. Ими уже занимался старый специалист по шифрам, много лет прослуживший в соответствующем отделе старого Генштаба. Удастся ли ему достаточно быстро разгадать шифровку? Артузов встал из-за стола и направился было к двери. Остановил его легкий, какой-то деликатный стук.

- Это я, вот-с, расшифровал.- Сияющий от радости пожилой человек в поношенном, но аккуратно отглаженном полувоенном костюме осторожно положил листок на стол, любовно провел по нему ладонью, припечатывая к сукну, словно опасаясь, что бумажку сдует ветром.

- Арабским шифром пользовались, товарищ начальник. Я в нем не особенно силен, но кое-что понял. Разрешите доложить.

- Ну-ка, ну-ка, посмотрим, очень интересно. Говорите, арабским?

- Так точно-с! Вот буква "лям", затем идет "алеф". Как я полагаю, они составляют отрицание "нет" или "не", скорее всего, "не". Затем следует этническое имя, указывающее на место рождения, тут точно могу ответить - зашифрованный город. Подразумеваю, Тула. Общий смысл шифровки: "Не медлите с восстанием. Сигнал - падение Тулы".

- "Сигнал - падение Тулы",- медленно повторил Артузов. Какое-то время его взгляд был прикован к лежащей перед ним бумажке, потом он устало опустился в кресло. Туле угрожает не Колчак, а Деникин. Выходит, заговорщики в Москве по приказу, полученному через колчаковского курьера, должны были оказать своей подрывной деятельностью, вплоть до восстания, содействие Деникину. Но кому адресован этот приказ? Курьер, помнится, на допросе говорил, что зашифрованный листок должен передать Коке. Арест помешал ему доставить приказ адресату, точнее, адресат должен был найти его сам в условленном месте. Теперь там - чекистская засада.

"Что же я сижу? - спохватился Артузов.- Надо немедленно сообщить об этом Вячеславу Рудольфовичу". Он быстро написал короткую справку о результатах дешифровки, изложил свои предположения. Пробежал глазами справку: вроде бы все сделал, что следовало. Эта удовлетворенность окончательно расслабила его. Сами собой стали смыкаться веки. Вяло подумал: "Надо бы допросить анархиста-бомбиста, сидит уже несколько суток", а сонливость тяжелой гирей все сильнее и сильнее клонила голову к столу. И все же Артузов переборол себя, энергично потер виски и встал из-за стола. Подошел к окну и немного размялся. Стало чуть легче, сонливость отступила. Затем снял гимнастерку, прошел в туалетную комнату, открыл кран и подставил под шумную струю холодной воды голову. Тем временем рассвело. Можно было нести руководству справку и дешифровку.

Помощник Менжинского сидел в приемной за своим столом и клевал носом. Однако, лишь только скрипнула дверь, он мгновенно поднял голову. -

Доброе утро! Прошу немедленно передать Вячеславу Рудольфовичу. Вернувшись в кабинет, Артузов сел за стол, вытащил дело об анархисте, стал перелистывать подшитые в нем бумаги. Прочитать сумел только первые строчки. Голова сама по себе опустилась на зеленое сукно. Артузов спал, и никакие пушки его теперь не могли разбудить.

- Артур Христианович, проснитесь! Кто-то тормошил его за плечо. А сон все не отпускал. Наконец после очередного мягкого, но настойчивого прикосновения он тряхнул головой, открыл глаза. Над ним склонился Менжинский. В его взгляде он прочитал сочувствие и понимание. Артузов тут же встал, поправил гимнастерку и всем своим видом показал, что он уже снова "в строю":

- Простите, Вячеслав Рудольфович, мою слабость, не удержался. Так и царствие небесное мог проспать. Видно, чекистская работа не по мне, только и гожусь разве что чугун лить. Тут Артузов вспомнил свою гимназическую записную книжку, которую завел по совету матери. В ней было несколько разграфленных страниц. В отдельных графах Артур записывал свои слабости и недостатки: лень, безволие, бездеятельно прожитый день. По мере того как тот или иной недостаток удавалось устранить, Артур решительно вычеркивал его из книжки. Впору снова было завести подобный кондуит и вписать в него сегодняшнее расслабление. Артузов уже предвидел, как может отреагировать на это Вячеслав Рудольфович - укоризненным взором.

- Ах ты, дева-страдалица,- с улыбкой, но вполне серьезно сказал Менжинский.- Сделал что мог, а кто может, пусть сделает лучше,- вот что я уловил в вашей тираде. Такое пристало латинистам, но мы с вами не латинисты, а чекисты. Нас жалобы в мир благолепия не приведут. Вам советская власть особые полномочия дала, а вы - чугун лить. Понизив тон, Вячеслав Рудольфович примирительно сказал:

- Есть дело. Я прочитал вашу справку. Заходите ко мне вместе с Павлуновским , обсудим кое-какие детали. Деникин до зимы торопится взять Москву. Уже и "Приказ * 1" и "Воззвание к населению Москвы" подготовил. По данным, которыми я располагаю, мятеж против советской власти может разразиться в ближайшие недели. Мы должны упредить врага.

Вернувшись с совещания у Менжинского, Артузов представил заговор в виде крепко скрученного клубка, который коллективу чекистов, и ему в том числе, предстояло размотать по ниточкам. Воедино сплелись все силы контрреволюции: тут и остатки буржуазных партий - от монархистов до кадетов, и офицерское охвостье. К Артузову стекались многие данные, относящиеся к Национальному центру. Хоть они и были весьма разрозненными, но даже по ним можно было представить масштабы и цели заговора, а также тех, кто стоял во главе него. Прежде всего это загадочный ННЩ .

На допросе, проведенном членом коллегии ВЧК Варлаамом Александровичем Аванесовым , Крашенинников показал, что деньги он вез для нужд Национального центра, должен был передать неизвестному ему ННЩ и что в ближайшее время этому Центру от Колчака будут переправлены новые миллионы. Таким образом, в руках ВЧК оказались три нити: расшифрованная инструкция Деникина о приблизительных сроках восстания, подтвержденная Крашенинниковым версия, что в Москве существует разветвленная контрреволюционная организация Национальный центр, наконец, допущение, что один из ее руководителей - некий ННЩ. То место, где курьер должен был передать деньги представителю Национального центра, контролировалось чекистами. Но никто за деньгами не пришел.

Обдумывая сообщение о бесплодности засады, Артузов подошел к окну, прижался лбом к стеклу. Приятная прохлада освежила лицо. Стало легче размышлять. А думать он привык, сопоставляя факты, находя в них взаимосвязь. Всплыл в памяти недавно переданный ему разговор. Одна учительница пришла к Дзержинскому и поделилась с ним подозрениями, которые она с некоторых пор стала испытывать к директору своей школы * 76 некоему Алферову Алексею Даниловичу . Слушая ее рассказ, Дзержинский, по обыкновению, смотрел в глаза собеседницы, пытаясь уловить все оттенки их выражения. Когда-то в молодые годы он прочел книгу, в которой рассказывалось о методах чтения по лицам, и уверовал, что глаза человека могут раскрыть его характер и намерения. Действительно, взглядом угрожают и устрашают, приказывают и запрещают, смешат и печалят, отказывают и дают. Для проверки истинности сведений, что директор - враг, председатель ВЧК спросил: - Все, что вы рассказали, в высшей степени для нас интересно. Но не личная ли неприязнь к Алферову привела вас к нам? И тотчас глаза учительницы отреагировали на поставленный вопрос. Осуждающим взглядом она выразила свое огорчение - ей в чем-то не доверяют. Дзержинский конечно же поверил учительнице и дал распоряжение понаблюдать за Алферовым. Вскоре поступили сведения, что директор школы ведет странный образ жизни, на его квартире собираются подозрительные люди - и штатские, и военные. Он поддерживает связи с бывшим крупным деятелем партии кадетов и депутатом Государственной думы Николаем Николаевичем Щепкиным , лояльность которого к советской власти весьма сомнительна. В ходе размышлений о встрече Дзержинского с учительницей Артузову пришла на ум мысль сопоставлять псевдоним Кока с именем Николай. С усмешкой вспомнил, что до революции в некоторых кругах употребляли пошловато-игривые сокращения: Александр - Алекс, Сергей - Серж, Николай - ну, конечно же, Ника или Кока. А ННЩ? Не начальные ли это буквы имени, отчества и фамилии? Если так, то ННЩ, выходит, Николай Николаевич Щепкин? Догадка подтвердилась: Крашенинников, после того как его записки, отправленные из тюрьмы через подкупленного караульного, оказались в Особом отделе, признался, что он пытался наладить связь именно с Щепкиным, которому раньше уже был доставлен миллион рублей от Колчака другим курьером. Руководить арестом Щепкина поручили заместителю начальника Особого отдела Ивану Петровичу Павлуновскому . Тем не менее Дзержинский решил лично участвовать в операции. Арест Щепкина и обыск в его квартире стали кульминацией в разгроме Национального центра . Председатель ВЧК чувствовал, что нужно быть рядом с подчиненными, все видеть своими глазами, не дать ускользнуть из поля зрения ни одной детали, которая помогла бы разоблачить врага. Щепкин, похоже, был главной фигурой в этой организации, и в его руках находились все нити заговора. А что означало для всех чекистов, привлеченных к операции, в том числе и для Артузова, присутствие председателя ВЧК? Это спокойствие и уверенность в действиях. Но одновременно и огромная ответственность. Стояла глухая августовская ночь. Безлюдна Трубная площадь, или, как говорили москвичи, Труба. Где-то на пригорке тихо цокает подковами извозчичья лошадь. Группа людей в штатском, выйдя из автомобиля, быстро пересекает площадь, входит в переулок. Здесь бодрствует лишь дворник, охранявший, должно быть, еще с дореволюционных времен покой здешних домовладельцев и зажиточных обывателей. На какой-то миг Артузов задержался у афишной тумбы на углу Трубной. Тумба была сплошь оклеена плакатами. Ветер уже успел сделать свое черное дело - наполовину сорвал свеженаклеенную листовку и теперь лениво играл ее шуршащим краем. Артузов разгладил бумагу и в желтом отсвете луны разглядел обращение Московского совета к жителям города. Разобрал тревожные слова:

"Попытка генерала Мамонтова - агента Деникина - внести расстройство в тылу Красной армии еще не ликвидирована! Тыл, и в первую очередь пролетариат Москвы, должен показать образец пролетарской дисциплины и революционного порядка" Тем временем дворник, попыхивая цигаркой, набитой, судя по дерущему горло дыму, смесью махорки с тертым мхом, осторожно подошел к незнакомым людям, в которых, по своему долголетнему опыту, сразу распознал власть.

- Не бойтесь, папаша, мы не разбойники. ЧК, вот мандат. Павлуновский расстегнул пальто, собираясь показать документ, чтобы успокоить дворника, но тот замахал руками, когда увидел форменную гимнастерку и портупею, дескать, и так все ясно.

- Щепкин Николай Николаевич дома?

- А где ж ему быть в такую пору?

- До него есть дело. Пойдете с нами, будете понятым. Где он спит?

- В верхних покоях.

- У него кто-нибудь ночует?

- Не приметил, чтобы кто с вечера заходил к нему,- уклончиво ответил дворник. Артузов знал, что Щепкин уже в летах и вряд ли способен оказать вооруженное сопротивление, однако некоторые меры предосторожности предпринять не мешает, мало ли кто может оказаться в доме кроме хозяина. Но он помнил инструкцию Дзержинского: оружие применять только в случае, если угрожает опасность. Помнил также и ставшее законом для чекистов, проводящих обыск и дознание, строжайшее указание: обращение с арестованными и их семьями должно быть вежливым, никакие окрики и нравоучения недопустимы, равно как недопустимы угрозы каким-либо оружием. Чекисты решили войти в дом через парадное, предварительно проинструктировав дворника. После долгого, настойчивого стука за дверью послышались тихие шаги. Испуганный женский голос спросил:

- Кто будит в неурочный час?

- Это я, сторож Пафнутий, вот привел к барину господ. У них к нему

Ссылки: