 |
Майоров А.М.: Новое понимание афганской войны, в Генеральный штаб к Огаркову
Я сел в "Чайку" и поехал на Арбат в Генеральный штаб к Огаркову . По дороге, естественно, думал о том положении, в котором оказался на заседании Комиссии. Мое предложение о поэтапном выводе войск было встречено явно отрицательно, а Устиновым - так просто враждебно. И все же я приобрел новое понимание афганской войны. Для меня, человека, знающего историю, но все же воспитанного в духе, как тогда говорили, советского интернационализма, кое-что означали услышанные на заседании Комиссии слова. Пока ехал в машине, слова эти, как на магнитной ленте, снова и снова прокручивались в моей голове.
Громыко: "Еще одну войну сейчас начинать?", явно делая ударение на слове "сейчас". Значит, допускалась вторая война?. С какой целью? Чтобы выйти к Индийскому океану? Война с кем? С Пакистаном?.. Нет, рисовать дальнейшие перспективы мое воображение отказывалось.
Устинов: "Вооруженные силы готовы решить задачу выхода к Индийскому океану" Идея выхода к теплым водам Индийского океана давно витала в головах российских властителей. Еще при Павле Первом в 1798-1799 годах был сформирован на Дону и двинут в Индию двадцатипятитысячный казачий корпус. И только убийство императора заговорщиками прервало поход, и корпус был возвращен с марша из-под Астрахани и направлен в свои родные края под Новочеркасск. А дерзкие боевые походы генерала Скобелева по завоеванию Средней Азии в 1879-1880 годах? Штурм русскими войсками крепости Геок-Тебе и овладение Ашхабадом тоже прокладывали путь к Индийскому океану. А ввод товарищем Сталиным советских войск в Иран (хоть и по договоренности с союзниками во время Второй мировой войны) - это что? Да то же самое стремление империи к Югу. Выходит, и теперь - с вводом войск в Афганистан - цель как на ладони. Нашей стране необходима была сильная военная группировка (армия вторжения), имеющая боевой опыт и натренированная к войне в условиях, приближенных к условиям будущего театра военных действий. Предлог для такого вторжения найти всегда было возможно (мне опять вспомнились слова об ультиматуме Пакистану в связи с подготовкой моджахедов в военных лагерях на его территории). Ну а как на такое развитие отреагировали бы другие страны? Союзники СССР отреагировали бы так, как им указали бы из Москвы,- ну разве что один- два строптивца вроде румын или венгров заняли бы "сдержанную позицию".
Что касается ООН, США и НАТО - они проглотили бы эту горькую пилюлю так же, как это сделали в 1956 году во время нашей акции в Венгрии , в 1968 году в связи с Чехословацкой операцией , в конце 1979 года, когда мы вторглись в Афганистан. Ворон ворону глаз не выклюет. Не начинать же в самом деле третью мировую войну из-за выхода Советов к Индийскому океану. К тому же такие события развязали бы и нашим потенциальным противникам руки для их экспансии в других регионах, мир продолжал бы делиться по заведенному историей порядку, и находились бы в таких случаях и политические и нравственные оправдательные аргументы для каждой из сторон. И все бы хорошо - да вот только, понимаешь, Александр Михайлович, никак 40-я армия не завершит ликвидацию каких-то там моджахедов-бандитов. А победа ох как нужна. Тогда мы сможем создать мощную войсковую группировку как основу будущего первого стратегического эшелона для рывка к Индийскому океану. И кто этого не понимает - тот вообще ни хрена в высокой политике не смыслит и его и не следует держать в Афганистане в качестве Главного военного советника. Убрать его - и все! Такие невеселые мысли проносились в моей голове, пока я ехал к Огаркову. Но почему же сразу мое дерзкое предложение о поэтапном выводе войск из Афганистана не вызвало решения о моем немедленном освобождении от должности? Едва я оказался в приемной начальника Генерального штаба, Николай Васильевич тотчас пригласил меня к себе. Я видел, что он уже знает о происшедшем в Ореховой комнате. - Пестель вернулся с Сенатской площади, - произнес Николай Васильевич со скрытой иронией, которая мне не понравилась. К тому же он допустил неточность, и я ею воспользовался, чтобы не принимать тона, предложенного Огарковым. - Полковник Павел Пестель не был на Сенатской площади 14 декабря. Его арестовали накануне, 13 декабря, в Тульчине на Украине. По лицу Огаркова мелькнула тень - о его феноменальной памяти многие были наслышаны, а тут - осечка, да еще в не самый подходящий момент. Пауза могла затянуться, а мне не хотелось ухудшать наши отношения. Похоже, и Николай Васильевич не намерен был драматизировать мое положение, и мы, продолжая еще стоять посреди кабинета, одновременно улыбнулись друг другу. - Николай Васильевич, восемь месяцев назад в этом кабинете для меня впервые прозвучало - как боевая задача - слово "Афганистан". Огарков смотрел на меня, немного хитровато, оставляя большой простор для моих предположений и подозрений относительно уже принятого - или еще нет?- решения на мой счет. И я продолжал: - Не прозвучит ли оно для меня теперь в последний раз? Не медля ни секунды, Огарков отрезал: - Ты еще походишь под седлом. - Зная о моей кавалерийской молодости, он прибегал и к таким образным выражениям. - Да к тому же ты столько знаешь, уже столько операций провел! И Панджшер , и Кандагар , и Мазари-Шариф , и Герат ? Обо всем этом известно было твоим сегодняшним собеседникам, да и не так просто найти другого под седло. - И, помолчав, он неожиданно громким голосом добавил:
- Сволочи "ближние" стреножили нас! А этот, - и он ткнул пальцем в пол (этажом ниже находился кабинет министра обороны), - в рот им глядит! Впервые за тридцать лет я видел столь раздраженным этого человека. Конечно, он доверял мне, но стены, столы, аппараты - они могли все это слышать. Видимо, допекли начгенштаба до белого каления, если он позволил себе столь намеренно громко высказаться по адресу "ближних". Через секунду, уже совершенно спокойно, Огарков продолжал: - Я с тобой согласен. Поддерживаю твою идею. А как получится - посмотрим. Что же касается "ближних" - на коротком чомборе я у них ходить не буду. Тебе тоже не рекомендую. - Спасибо. Значит, на щите или - со щитом. - Вот именно. И, помолчав, Николай Васильевич, как мне показалось, немного смущенно добавил: - Извини меня, Саша, за тот ночной разговор. С ноги сбился на корде! Сердце мое наполнилось уважением к этому человеку - он не прощал себе даже малейшей оплошности. Такие по-человечески теплые искренние минуты редки в суровой воинской жизни. - Забыто! - Благодарю. Кланяйся Анне Васильевне. - Спасибо. Кланяйтесь Раисе Георгиевне. Мы обнялись на прощание. В приемной Огаркова ожидали аудиенции несколько военачальников. Я посмотрел на часы - времени около полуночи. Действительно, штаб работает дбпоздна. Потому и армия у нас всегда на высоте. Вот только этот Афганистан подмочил ей репутацию. Хотя, если по справедливости, армия тут не виновата - ведь она лишь выполняла политическую волю Кремля. А уж кто и как в Кремле распоряжается волей, мне теперь - после всего, что я пережил и до Афганистана, и за эти последние восемь месяцев, - известно было не понаслышке. В Латвийском постпредстве для меня всегда был забронирован гостиничный номер - так уж повелось со времени моей службы командующим войсками ПрибВО. В этом доме латыши меня всегда встречали дружелюбно, и я по сей день вспоминаю их с теплом и благодарностью. Жена, увидев мое настроение, сказала: - Саня, ты воюешь с ветряными мельницами. Если бы все так просто! И себя я к Дон-Кихотам не причислял, да и кремлевских старцев ветряными мельницами тоже не считал. - Надо ли готовиться к чему-то плохому? - спросила Анна Васильевна. - Возможно, к самому худшему. Сон не шел. Вспоминалось, как позвонил мне - давно это было! - на Добровольский учебный центр Николай Васильевич и сообщил, что мне нужно прибыть в Москву. И сегодняшне его слова: "ты еще походишь под седлом". Вспоминались афганские операции и бои - мои отношения с Бабраком, с послом. Как многое вместили восемь месяцев, и, казалось, все это переживает другой человек, а не я - пребывание в Москве создавало такой эффект "отчуждения" от самого себя: ничто в московской жизни не ассоциировалось с афганскими буднями, с которыми я - или мое второе "я" - успел основательно сжиться. И в то же время я прекрасно понимал, что на этом совещании в Ореховой комнате со мной в конце концов ни хрена не считались. Даже по-настоящему не выслушали. И ни к каким серьезным выводам не пришли, ничего не решили. И все же, и все же - мне удалось их огорошить, они не ждали слов о необходимости вывода войск и потому, вероятно, немного подрастерялись вначале - ведь не для обсуждения нашего ухода собралась Комиссия, а для? чуть не сказал: определения пути к победе, да только не уверен, что сами-то старцы знали, зачем они собрали это совещание. Господи, кому ты вверил эту страну? Или с ума уже все посходили на нашей грешной земле и не ведают, что творят? и зачем творят?
Ссылки: