На ГВС продолжает давить начальство, заставляя врать о Джелалобадском ЧП

Засигналила "булава". Я зашел в обитую изнутри оловянными листами (для экранизации, исключающей подслушивание из космоса) кабину. Нехотя взял трубку. - Товарищ генерал армии! По поручению руководства докладывает генерал- полковник Аболинс . (Это один из заместителей начальника Генерального штаба - начальник главного оргмобуправления.) - В чем дело, Виктор Яковлевич? - Вы знаете, Александр Михайлович, есть мнение, что информация о ЧП, о котором вы доложили, извините, мягко говоря, не соответствует действительности. - Мы дважды его расследовали. Все так, как я доложил шифровкой министру обороны. - Но по линии "ближних" есть другие данные! - Кто поручил тебе переговоры со мной? - Николай Васильевич . - Чехословацкие события помнишь, Виктор Яковлевич? - Так точно, помню. - Скажи, если бы тогда у тебя в 30-й Иркутско-Пинской дивизии произошло такое ЧП, как бы ты поступил? Долгая пауза. - Почему молчишь, товарищ генерал-полковник? Отвечай. - Я бы насильников судил военным трибуналом! - и, выждав для приличия несколько секунд, спросил: - Что доложить Николаю Васильевичу? - Дословно наш разговор. А с "ближними" разбирайтесь сами. - Есть. Я позволю себе маленькое отступление. У военных так заведено: если человек хоть раз в жизни находился в подчинении у кого-то, то это сказывается в отношениях этих двух людей в течение всей оставшейся жизни и службы. Аболинс был от меня сейчас совершенно независимым - ведь он заместитель начальника Генштаба. Но я с ним вел разговор как с человеком, который в прошлом был у меня в подчинении командиром дивизии. Мы продолжили чаевничать, обсуждая разговор с Аболинсом, когда минут через сорок позвонил Ахромеев . - Александр Михайлович, здравия желаю! Хочу предупредить и предостеречь тебя: у Ю. В. вызрело мнение, что злодеяние под Джелалабадом совершили переодетые душманы. Тебе надо отозвать шифровку. Предстоит разговор Бориса Карловича с Леонидом Ильичом, неминуемо они затронут и это ЧП. И Борису Карловичу будет сказано, что виновниками являются переодетые душманы. - Сережа, и это ты говоришь мне? - Долгая пауза. - Что молчишь? Ты решился сказать мне, чтобы я на старости лет сфальшивил? Да ты же меня уважать не будешь! - Александр Михайлович, извини, но я ведь звоню по поручению. - Сережа, ты всегда действовал по поручению. Но ведь надо же и самим собой оставаться. - Что мне доложить? - Доложи суть разговора. А хочешь - и дословно его передай. Мы были поражены тем, как поворачивались дела. Там, в Москве, за кулисами здешней войны, рисовались какие-то недостойные, хуже того - лживые картины. А нам, людям военным, чтущим военную этику, знающим правила игры, но в не меньшей мере уважающим и свое собственное достоинство, надо было занимать какую-то позицию. Собственно, и раздумывать было особенно не над чем. Факты потому и называют иногда "упрямыми", что с ними непросто примириться. Но приходится. Илмар Янович ожидал моей подписи на боевом донесении. Я читал его медленно, чтобы еще и еще раз все взвесить. Нелегкое занятие, никто за меня не подпишет, никто не возьмет на себя ответственность. Такие минуты почище иных минут перед боем. Самойленко и Черемных с меня глаз не сводят. Я перекрестился и вписал несколько слов о том, что при повторном расследовании на месте подтверждено, что ЧП в районе Джелалабада совершено группой военнослужащих такой-то мотострелковой дивизии в составе одиннадцати человек под командой старшего лейтенанта К. Группа арестована. Начато следствие. Посмотрел я на своих друзей - на одного и на другого, увидел в их глазах поддержку - и расписался. Отдал Бруниниексу, чтобы шифром передал. Часы показывали половину одиннадцатого вечера. Снова "булава". Огарков. - Как обстановка? Коротко доложил. - Что там упорствуешь? - Я не вполне понимаю. - Ты что, хочешь позора Вооруженным силам? Есть возможность опровергнуть? - Никакой возможности нет, Николай Васильевич. - Ты так считаешь? - Нет никакой возможности. Факты дважды перепроверены - причем людьми, которым государство не может отказать в доверии. - Ну, знаешь, у нас другое мнение сложилось. "Ближние" особенно напирают. У Дмитрия Федоровича состоялся разговор с Юрием Владимировичем. Кстати, и Посол был у министра и тоже подтвердил, что это мистификация, что преступники были переодетыми. - Николай Васильевич, мы же тридцать лет знаем друг друга. Я вас глубоко уважаю. Не о том мы ведем речь. Долгий был у нас разговор. По тону Николая Васильевича я чувствовал, что ему не хочется упорствовать в стремлении переубедить меня и не хочется обнаружить во мне подлеца. В конце концов он еще раз спросил: - Значит - нет? - Категорически - нет. - Ну будь готов к разговору с Дмитрием Федоровичем. Попрощавшись с гостями, мы остались вдвоем с Анной Васильевной, готовые к любым неожиданностям. Ясно было, что предстоит разговор с министром обороны. Неужели и он будет гнуть меня, толкать на ложные утверждения? Я знал, что Устинов, по давней привычке сталинских времен, задерживался допоздна на службе. Часы показывали час ночи. Подожду еще немного - возможно, позвонит. - Саня, сомнут тебя "ближние". - Не знаю, не знаю, мать. Теперь мне нужна поддержка там, в Москве. Кто мне ее окажет? И я набрал номер телефона, установленного на даче Сергея Леонидовича Соколова . Я убежден, он честен и неподкупен. - Сергей Леонидович, прошу прощения за звонок в столь поздний час. Важно узнать ваше мнение! И я изложил суть происшедшего. Он меня спросил, докладывал ли я устно министру. Говорю, что пока нет. Утром доложу. И эдак ласково с подхалимцей и хитрецой пытаю Сергея Леонидовича. - Посоветуйте, как это сделать. И он мне ответил: - Ты достаточно опытный человек. Поучать мне тебя из Москвы сложно. Да и ни к чему. Я - сторонник правды. А как ты поступишь - дело твое. Вот что ответил мне Соколов. Утром я пораньше уехал на службу. В восемь часов звонок по "булаве". Мягкий вкрадчивый голос: - Здравствуйте, Александр Михайлович, как вы поживаете? За мягкостью и вкрадчивостью Устинова порой скрывалась жесткость и не исключено, что жестокость. - Доложите оперативную обстановку. Доложил.

- Ну, а мы вот тут готовимся к съезду партии. Вы не беспокойтесь, ваше политическое положение, я полагаю, - и в ЦК сложилось такое же мнение - останется прежним (на двух предыдущих съездах КПСС я избирался в состав ЦК). Мне предлагался торг, это было очевидным. Я поблагодарил министра за заботу, тем более что я числился и среди делегатов съезда, и только в связи с необходимостью заботиться о стабилизации обстановки в Афганистане министр разрешил мне оставаться по месту службы. И вот он перешел к главному: - Ну вы там, конечно, уяснили, что злодейское глумление над мирными гражданами совершено переодетыми душманами. У нас тут такая информация и по линии "ближних", да и Фикрят Ахмедзянович это подтверждает. Я изо всех сил старался сохранить твердость в голосе: - Товарищ министр обороны, дважды проверено, дважды доказано, и дважды я от имени Советского правительства приносил извинения председателю правительства ДРА в связи с этим злодеянием, совершенным воинами 40-й армии. - Да что вы плетете, товарищ Майоров? Ведь доказано! - В Москве, может быть, и доказано так, как вы говорите, а здесь доказано, что преступление совершено нашими воинами. И эти преступники арестованы. И тогда он тихо меня спрашивает: - Послушайте, вы за кого? И услышал я сталь в голосе сталинского наркома. И как бы смел и уверен в себе я ни был в тот момент, испарина покрыла мой лоб. - Товарищ министр обороны, я за правду. А он опять, тихо так: - За какую правду? - За ленинскую правду, товарищ министр. Не успел я сказать "обороны", как в трубке раздался щелчок. Разговор был окончен. Развязка состоялась.

Пригласив Самойленко и Черемных, я изложил им суть разговора с министром. Сказал им и о поведении Табеева в Москве, о коварстве и лжи представителя КГБ Спольникова .

Одно лишь утешило нас - обилие работы. Предстояло закончить планирование операций на март-май. Вечером того же дня позвонил мне из Москвы один из заместителей Епишева , генерал-полковник Соболев Михаил Георгиевич . - Саня, что ты там натворил? Характер свой показал? Так вот знай: как бы там ни было, я тебя уважаю. И еще будь в курсе: басурман Фикрят тебя предал. Сейчас вернулся Алексей Алексеевич от хозяина, ему было сказано, чтобы вычеркнул тебя из состава ЦК. Но ты не переживай. Твои настоящие друзья тобой гордятся. Этот случай многое тогда перевернул в моей душе. Я понял, что либо выстою, но меня отсюда уберут, либо окажусь сломленным.

Бандитов-насильников судили, нескольких приговорили к высшей мере наказания. Остальных к большим тюремным срокам.

Ссылки: