Советская канитель

- Гражданочка, не знаю, как звать-то тебя,- тихонько окликнула меня хозяйка. Прости за беспокойство. Пойди в милицию, пропишись. Тут недалеко. Как не пропишешься, гляди, ночью гепеу и окажется. Им только это и надо, этим живут. Насчет комнаты не сказывай, скажи, в кухню, мол, пустили, по знакомству. Городские-то на нас обижаются, исполкомские, значит, зачем их на квартиры к себе не пущаем, а приезжающих пущаем. А что за корысть их пущать: грязь да пьянство. Платы тоже не жди: три рубля на месяц от силы дадут.

Я вышла опять в этот неприютный поселок. Улица была пуста. Изредка проходил гепеуст в долгополой шинели кавалерийского образца, затянутый и вылощенный. У винной лавки стояла очередь: люди непрерывно толкались и ругались.

- Обрадовались винищу-то! - бросила им, проходя мимо, ворчливая старуха.

- Эй, бабка, становись в хвост!

- Всем дают без карточек, не хлеб!

- Попостились. Один гепеустский трактир торговал, наживался.

- Потому рюмочками торгует, небось на казенную литровку - две наживает. Да закуска - без закуски тоже не бери.

- Гепеу на то, совбаре.

- Бар-то старых поморы не знали, теперь новых послали. В очереди, местами уже подвыпившей, стало шумнее и злее. Рослый гепеуст, стоявший на посту вместо милиционера, сделал несколько шагов по направлению к очереди. Все мгновенно стихло, будто люди подавились собственными словами, и только один буркнул вслед отходившему гепеусту:

- Учуял, собака!.. Мало тебе заключенных? Пошла дальше, в милицию. Двери полы, как говорят здесь с презрением, то есть открыты нараспашку, хотя милиция заняла один из самых "справных" домов. На лестнице окурки, грязь. В коридоре - грязь, темно. Надписи ни одной нет. Знакомая советская картина. За столом сидит чахлый, желтый чинуша. Кладу перед ним гепеустовское разрешение на свидание, так как все личные документы у меня отобраны.

- Пропишите, пожалуйста.

- Разрешение есть - спрашивает он грозно.

- Какое еще разрешение - я зла и держу себя вызывающе.

- На наем комнаты.

- Никакой комнаты я не нанимала, остановилась в кухне у знакомой.

- Принесите разрешение.

- Откуда?

- Стол пять.

- Какой тут стол пять, когда я у вас и второй комнаты не вижу.

- Рядом сюда пройдите,- говорит чинуша вежливее, сбитый с толку моим дерзким тоном. Здесь, как и в ГПУ, все посетители держат себя униженно- просительно. В соседней комнате сидит молодой человек начальнического вида - кожаная куртка и портфель.

- Дайте мне разрешение на прописку,- говорю я тем же злым, дерзким тоном.

- Мы не разрешаем приезжим нанимать комнаты в городе; для этого есть гостиница.

- Двенадцать рублей в сутки? Зарабатываю сто двадцать рублей в месяц и содержу ребенка.

- Я не дам вам разрешения, гражданка,- кричит он.

- Я обращусь за разрешением в ГПУ,- отвечаю я надменно.

"В мелочах и то сволочи,- думаю я. Привыкли, чтоб просили, кланялись вам. Не буду. Ненавижу всю эту канитель, когда кругом одни бумажки, разрешения, придирки".

Столоначальник в кожаной куртке, не понимая причин моей дерзости, берет мою бумажку и ставит визу, по которой меня прописывают. То, что я ухожу, даже не поблагодарив его, еще больше убеждает его в том, что я обладаю каким-то весом. В этой стране произвола каждый боится, что другой может ему напакостить, и не понимает, что нахальство может происходить и от того, что людям больше нечего терять, когда они дошли до точки.

Ссылки: