У мавзолея [Войнович В.Н.: в Москве, 1956]

Каждый, кому приходилось вот так, как мне, оказаться в Москве, кто ходил по ней и неуверенно озирался, неизменно сталкивался с мошенниками, тут же выделявшими его из толпы и готовыми обобрать до нитки. Не успел я спуститься в метро, как ко мне приблизился некий доброжелатель, который вызвался проводить до Красной площади. Как только мы там оказались, он потребовал за услугу двадцать пять рублей, а на мой вопрос "за что?" стал угрожать. Но когда я его "оттянул по фене", он понял, что запросил лишнего.

Красную площадь тоже только что вымыли поливалки, и по влажным еще камням, оскальзываясь, гуляли жирные голуби. Их советская власть объявила символами мира, запретила давить машинами, даже знаки повсюду висели: "Осторожно, голуби". Говорили, что в порядке борьбы за мир шоферу, задавившему голубя, срок будут давать больший, чем за человека.

Вот голуби и разгуливали, словно осознавая, насколько они ценнее этих существ, что заискивают перед ними и со сладкими приманиваниями - гуля-гуля-гуля - рассыпают по булыжнику раскрошенный хлеб.

Рассказывая о прошедшем, я порой упускаю из виду, что большинству из нынешних читателей уже могут быть неизвестны и непонятны реалии того времени. Сегодняшний читатель, может быть, и не представляет, как советские люди почти поголовно поклонялись Ленину , живому и мертвому, как часто, всерьез и бессмысленно, называли Ленина вечно живым. (Из пионерской песенки: "Ленин с нами, Ленин жив. Выше ленинское знамя, пионерский коллектив".) Ежедневная очередь к Мавзолею, как правило, растягивалась на несколько километров. А когда в 1953 году к Ленину положили еще и Сталина, количество желающих увидеть в гробу обоих вождей стало намного больше. Но теперь ввиду слишком раннего времени Мавзолей был еще закрыт, и у него толпилась лишь кучка зевак. В ожидании предстоящей смены караула они подробно разглядывали часовых и обсуждали их так же бесцеремонно, как колхозники меня в моем присутствии, когда я явился агитировать их за кандидата в депутаты.

В толпе выделялась сельского вида группа: трое или четверо мужчин с обветренными лицами и с ними девушка в темном хлопчатобумажном мужском пиджаке и в синем берете, заломленном на левое ухо. Мужик в парусиновых туфлях на босу ногу, закуривая папиросу "Прибой", выражал недовольство:

- А говорят, они не моргают.

- Как же не моргать? - возражала девушка.

- Чай, такие ж люди, как мы.

- Но все ж таки у Кремля, - сказал тот же мужик, но не слишком уверенно. - У Кремля таких, как мы, не поставят.

-- Господи, у Кремля, у Кремля. Что же, как у Кремля, так не человек, что ль? Я, между прочим, тоже много слышал о том, будто часовые не моргают. Но теперь увидел, что моргают не хуже других. Моргают и из-под козырьков поглядывают на толпу. Стыдливо, как деревенские девушки, но при этом ухитряясь сохранять истуканистость.

- Зато не шевелются, - сказал другой мужик.

- Еще бы им шевелиться, - согласился первый.- Все ж таки у Кремля.

- А что, как ему муха сядет на нос, чего он будет делать? - спросила девушка.

- А он ее застрелит, - сказал я для себя самого неожиданно.

Вся группа сразу повернулась ко мне, ктото хихикнул, а девушка, не оценив шутки, спросила:

- Как застрелит?! А ежели в нос попадет?..

Ссылки: