С печенью в сердце [Войнович В.Н. болезнь сердца]

В июле 1988 года в палату интенсивной терапии больницы района Богенхаузен в Мюнхене был доставлен русский писатель-эмигрант, который на плохом немецком языке и с помощью дополняющих речь междометий и жестов изобразил жжение в груди вроде изжоги. Дежурный врач вызвал заведующего отделением доктора Кирша. Тот, как выяснилось, бывал в Румынии и потому считал себя осведомленным в родном языке пациента.

- Спокойный вечер,- сказал он, войдя в палату, хотя было всего лишь позднее утро.

- Имеете о чем пожалеть? Писателю было, конечно, о чем пожалеть. Ему было жаль бесцельно растраченных лет, иллюзий, денег и еще того, что сорвалась поездка в Америку. Но он предположил, что его спрашивают не об этом. И догадался: на что он жалуется?

- Ja, ja,- сказал он охотно.- Ich habe etwas fur [6] пожалеть.

Es brennt hier.

- Где печень? - спросил доктор, продолжая свои упражнения в русском языке.

- Тут печень? - И положил руку больному на грудь.

- Найн!- испугался больной.- Моя печень есть здесь.- И показал на правую сторону своего живота.

- Вас? - озаботился доктор.- Здесь тоже печень? - Он встал со стула, воткнул пациенту в живот все десять пальцев и стал мять его, словно месил тесто. Пока месил, забавлял пациента беседой.

- У вас в России большие события. Перестройка, гласность. Горбачев - великий человек, а его Раиса - очень шармантная дама.

- Подумал, покачал головой.- Здесь никакой печень нет. Здесь есть печень.- Положил опять руку на грудь.

- Здесь,- повторил,- печень нет, здесь есть. Больной заволновался. Он допускал, что в результате нездорового образа жизни и чрезмерного употребления алкогольных напитков печень могла сместиться, но неужели так далеко? Подумав, он сообразил, в чем дело, но решил уточнить:

- Доктор, вы имеете в виду, что здесь brennt, то есть печет?

- Яволь!- сказал доктор, довольный, что его наконец поняли.- Здесь печень.

- А здесь не печет?

- Здесь нет печень,- согласился он и принялся делать больному кардиограмму. Кардиограмма оказалась нехорошей, а в эстетическом отношении и совсем безобразной. Вместо привычных высокогорных зазубрин с острыми углами какие-то кривые ползучие волны, словно проведенные пьяной рукой.

- Но вы не нуждаете иметь никакое волнение,- сказал доктор ласково,- сейчас будем сделать для вам eine Spritze, [7] и вы будете стать совсем покойный.

После обследования, проведенного с применением новейшей диагностической аппаратуры и введением в сердце катетера, больного в сопровождении швестер Моники и дюжины заглядывающих ему в рот практикантов навестил лично профессор Центра сердечнососудистой хирургии Майснер. Профессор поздоровался, спросил про перестройку, гласность, Горбачева и Раису Горбачеву (sehr hubsch [8] ), пощупал пульс, затем предложил каждому из студентов тоже пощупать, при этом что-то им объясняя.

Затем, выгнав их всех и швестер Монику в коридор, профессор присел на край койки, взял руку больного в свою и мягким голосом сказал, что больной находится в худшем состоянии, чем можно судить по внешнему виду, артерии сердца почти полностью закупорены, если ничего не делать, то наиболее вероятный прогноз: в ближайшие дни обширный инфаркт и, увы,- профессор привел выражение своего лица в соответствие со смыслом слов,- летальный исход.

Услышав такое, больной, как ни странно, вовсе не испугался. Даже наоборот, как бы возгордился и приосанился. Летальный - это звучит красиво и очень значительно. Это не то что просто умереть или, тем более, сыграть в ящик, отдать концы, дать дуба, откинуть копыта или что там еще? Слова "летальный исход" навевают представление о каком-то необыкновенном, волшебном полете.

- Но,- сказал профессор,- у нас есть хороший шанс вас спасти. Мы можем сделать вам операцию. Из ноги вынем вену, порежем на куски, сюда вставим? Это рискованно, но?

- Какая степень риска? - поинтересовался больной.

- Примерно один процент. То есть девяносто девять пациентов из ста остаются в живых.

- Ну, что ж,- склонился к согласию пациент.- Давайте рискнем.

- Вот и хорошо,- заторопился профессор.- Я думаю, это наиболее разумное решение.- И тут же сунул на подпись неизвестно откуда извлеченную бумагу, что в случае чего никаких претензий со стороны летально исшедшего не последует. С этой бумагой профессор так суетился, что у больного мелькнуло невольное подозрение: а нет ли тут какого подвоха? За годы жизни в Германии он то и дело, не извлекая из опыта никакого урока, подписывал какието бумаги автоматически, привезя с собой привычки, выработанные в мире, где всякие обязательства, в том числе и закрепленные подписью, мало что значат. Но здесь они как раз что-то значили. В первую очередь их значение проявлялось в том, что с его банковского счета бесконечно снимались платы за подписку на какие-то журналы, от которых он никак не мог потом отвязаться, за обслуживание копировальной машины, которой у него давно не было, за членство в обществе самаритян, о которых он знал только, что к городу Самаре они никакого отношения не имеют.

Больной насторожился и решил для начала изучить бумагу внимательно. Но текст был длинный, не во всех пунктах понятный, и словаря под рукой не было, а профессор стоял над душой, то есть как раз сложилась такая обстановка, при которой он и прежние бумаги подписывал. Больной взял услужливо протянутую ему ручку и коряво вывел свою фамилию, которая в немецком исполнении удлинялась на целых три буквы. И сразу полегчало.

Теперь осталось положиться на судьбу и на мастерство профессора Майснера, а там - будь что будет. В конце концов мы все всё равно приговорены к смертной казни, и наши заботы о собственном здоровье есть попытка всего лишь отсрочить, а не отменить исполнение приговора.

Ссылки: