Русский устный [Войнович В.Н. аэроклуб]

Галя была красивая девушка с большими глупыми глазами и большой грудью, на которой однокрылой бабочкой сидел комсомольский значок. Одевалась она так, чтобы обратить на себя внимание. Мы еще летать не начали, а она уже достала где-то новый кожаный шлем с дымчатыми летными очками и в нем ездила не только на аэродром, но и по городу. Но летала Галя плохо: никак не могла научиться определять расстояние до земли. Лобода считал, это потому, что не умеет выражаться. Он долго не выпускал Галю в самостоятельный полет, пока она не скажет ... твою мать!. Они сидели в планере: Галя в передней кабине, Лобода сзади, требуя:

- Ну, скажи: ...твою мать!. Галя молчала.

- Ну, тогда посидим? Подрулил самолет, к нему подцепили трос. Самолет проехал несколько метров, трос натянулся. Летчик оглядывается на планериста, тот должен дать знак, что к взлету готов. Лобода машет рукой, показывая, что не готовы.

- Ты понимаешь,- говорит он Макаровой,- что я тебя все равно не выпущу, пока не скажешь ...твою мать?.

- Ну! Макарова молчит, сопит, потом решается и произносит фразу шепотом.

- Что? спрашивает Лобода. Галя повторяет чуть громче.

- Не слышу! Она еще раз.

- Макарова, мотор шумит, я не слышу. Наконец, она со слезами на глазах выкрикивает громко то, что требует инструктор.

- Ну вот, другое дело!? удовлетворился Лобода.- Теперь и выражаться умеешь, и чем определять расстояние до земли знаешь, начальную подготовку прошла. Давай, лети! Лобода вылез, вместо себя положил в кабину и закрепил мешок с песком - для центровки, махнул буксировщику рукой. Как многие летчики, прыгать с парашютом Лобода не любил. Но время от времени приходилось делать прыжки с десятисекундной затяжкой. Прыгая в очередной раз, он выдернул кольцо не через десять, а через шесть секунд. Инструктор Аполлонин у него спросил:

- Ты что, не мог до десяти досчитать?

- Я досчитал,- сказал Лобода. - До четырех я считал на крыле, а остальное - когда прыгнул. Все инструкторы и курсанты справляли малую нужду прямо на поле, но прятались за планером или самолетом от двух женщин - от Гали и медсестры Нади. Но Лобода, прежде чем помочиться, кричал:

- Надя! Надя! - Потом: - Галя! Галя! - и когда наконец ему удавалось привлечь их внимание, приказывал:

- Отвернитесь! После чего приступал к делу, не прячась. Инструкторы были жуткие матерщинники. Не матерился только тихий и вежливый майор Егорович . Говорили, что во время войны он сбил 27 немецких самолетов, но вторую звезду на погоны не получил по той же причине, по какой я потом не попал в литинститут - из-за окончания фамилии на "ич". Иван Петрович Дудник на земле был тоже тихим и вежливым, но с первых же секунд в воздухе обрушил на меня водопад такого мата, какого я в жизни вообще не слышал. Я сидел в передней кабине, он - в задней, матерясь через резиновый шланг, который в обиходе не зря назывался "матюгальник". Ругал меня Дудник за то, что я слишком резко двигал ручкой управления и педалями.

- Ты, трататата,- кричал в матюгальник инструктор,- твои движения, трататата, должны быть плавные, тратата, координированные, еле заметные, тратата, а ты!..- и дальше сплошное "тратата". После нескольких полетов я упал духом, думая, что и столяр из меня вышел никудышный, и с парашютом прыгнул не так, а теперь с планером не справляюсь. Я даже стал думать об уходе из аэроклуба, когда случайно узнал, что на разборе полетов Дудник сказал, что я его самый лучший курсант. Не могу передать, как я обрадовался! Наконец-то я нашел дело, которое могу делать не хуже других, а, по мнению Дудника, даже лучше!

Ободренный услышанным, я стал летать так уверенно, что Дудник лишился причины делать мне замечания и после минимума полетов разрешил, первому в аэроклубе, самостоятельный вылет.

Ссылки: