Нет более геморроя [Войнович В.Н. и Новый Мир]

В понедельник я пришел. Алла при мне достала из ящика рукопись, раскрыла, надела очки, взяла в руку самописку и стала читать. Повесть начиналась письмом старого помещика из города Тетюши своему сыну, жившему в Казани. После некоторых наставлений следовала просьба:

А также купи мне книгу Зейберлинга "Нет более геморроя". Говорят, книга сия позволит навсегда избавиться от болезни геморроя"

Не говоря ни слова, Алла жирной чертой вычеркнула "геморрой". Я сперва растерялся, а потом, когда она занесла ручку над вторым "геморроем", закричал:

- Стоп! Что вы делаете?

- Как что? - удивилась она. - Редактирую.

- Разве так редактируют?

- А как?

- Прежде чем вычеркивать что-нибудь, вы должны объяснить, почему хотите это делать, и спросить, согласен я с вами или нет. Она удивилась еще больше:

- А вы со мной не согласны?

- Конечно же, не согласен. Что вас здесь смущает?

- Ну, вот это слово.

- Какое?

- Вот это. Она тычет пером в ужасное слово, краснеет, но произнести его не решается.

- Вас смущает слово "геморрой"? Поверьте, это вполне литературное слово. Это просто название болезни. Почитайте Гоголя, у него есть герои с геморроидальным цветом лица. Алла, кажется, была готова уступить, но?

- Но вы же понимаете, что начальство это все равно не пропустит.

- Когда не пропустит начальство, я буду говорить с ним. А вы это оставьте. Она оставила - и начальство потом пропустило. После моей маленькой победы Алла перестала все, что ей не нравилось, вычеркивать, но подчеркивала и писала замечания на полях. Дошла до места, где герой ехал в санках. Подчеркнула "санки", на полях написала: "На санках катаются дети с горок, взрослые ездят на санях". Я ей сказал, что на санях крестьяне возят дрова, и напомнил строки из "Евгения Онегина":

"Уж темно; в санки он садится: "Пади! Пади! - раздался крик"

Алла и тут не сразу согласилась и потребовала доказать, что "санки" не опечатка. Я полез в "Шинель" Гоголя, нашел описание первой прогулки Акакия Акакиевича в новой шинели. По мере его продвижения к центру Петербурга "улицы становились живее, населенней и сильнее освещены. Пешеходы стали мелькать чаще, начали попадаться и дамы, красиво одетые, на мужчинах попадались бобровые воротники, реже встречались ваньки с деревянными решетчатыми своими санками, утыканными позолоченными гвоздочками, напротив, все попадались лихачи в малиновых бархатных шапках, с лакированными санками, с медвежьими одеялами.

- Ну да,- сказала она, - неужели непонятно? Ваньки - это дети.

- И лихачи в малиновых бархатных шапках тоже дети? И лакированные санки с медвежьими одеялами - детские? Она уже видела, что говорит глупость, но еще долго стояла на своем. В конце концов с большой неохотой сдалась.

Иногда она доводила меня до бешенства.

- Алла, - говорил я тогда ей, - вы поставлены надо мною государством и по государственной субординации являетесь для меня вроде как начальником. Но по справедливости, как вам кажется, вы имеете право вот так беспардонно корежить мой текст?

- А вы считаете, не имею?

- Да, не имеете. Я взрослый человек, я известный писатель, я сам отвечаю перед читателем. Она ударялась в слезы. Иногда она брала на работе разрешение не приходить в редакцию, и тогда мы работали у нее дома. И тоже спорили, я до бешенства, она - до слез. Трифонов, конечно, был на моей стороне, но в спор наш не вмешивался, боялся. И убегал в ванную. Но я заскочил на десять лет вперед. Возвращаюсь в 1961 год.

Ссылки: