Не поэт, а дилетант [Войнович В.Н. в Москве]

По просторной каменной лестнице я поднялся на второй этаж и нашел искомую комнату. Приоткрыл дверь и отпрянул. Летевшая навстречу бутылка просвистела мимо левого уха, пересекла коридор, врезалась в стену и звонкими брызгами осыпалась на пол. Я удивился и увидел перед собой смущенное, но не очень, лицо господина лет пятидесяти, в матросской тельняшке и холщовых штанах, одутловатого, лысого, с густыми кустистыми бровями.

- Извините, - сказал господин, - это я не в вас.

- Я так и подумал, - сказал я, уже заметив отскочившего в сторону другого человека, примерно того же возраста, что и первый, но гораздо щуплее и с мелкими чертами лица. Появление на месте действия нового персонажа повлияло на воюющих благотворно: щуплый беспрепятственно выскользнул в коридор, а лысый ушел в угол и сел на кровать, перед которой на табуретке, аккуратно покрытой газетным листом, стояли початая четвертинка, граненый стакан и лежали нож, хлеб, плавленый сырок и нарезанный ровными пластинками лук.

Я огляделся. Комната мне понравилась. Просторная, тридцать два (так сказал комендант) квадратных метра, два больших окна с широкими белыми подоконниками, восемь новых металлических кроватей с никелированными спинками, с чистыми простынями и новыми одеялами. Между кроватями - новые тумбочки по одной на двоих, посреди комнаты кухонный стол и три табуретки, четвертую лысый в тельняшке использовал вместо стола. Комната своими удобствами заметно превосходила телячий вагон на станции Панки и была лучше всех обжитых мной в прошлом казарм, не считая немецкой в городе Бжег на Одере.

В направлении, выписанном комендантом общежития, была указана кровать вторая слева, как раз рядом с лысым в тельняшке. Я кинул чемодан на кровать, раскрыл его, чтобы самое необходимое спрятать в тумбочку. Лысый тем временем налил себе немного водки, посмотрел стакан на свет, прищурился, долил еще немного, положил на ломтик хлеба кусочек сыра, на него - пластинку лука, поднес ко рту стакан, подышал в него, как будто хотел согреть содержимое, и сказал:

- Ну, будь здоров, Володька! Я удивился, что лысый уже меня знает, но сказал:

- Спасибо.

- За что - Не донеся стакана до рта, сосед смотрел на меня недоуменно.

- Что за меня пьете, - сказал я.

- А я не за вас. Я за себя. - И, подышавши еще в стакан, сказал нервно и торопливо:

- Ну-ну-ну, поехали! После чего отмеренную порцию выпил, крякнул, выдохнул воздух и не спеша принялся за свой бутерброд. Я выложил на одеяло заветную тетрадь, бритвенные принадлежности, зубной порошок, щетку, мыло, запихнул чемодан под кровать и открыл тумбочку, но она оказалась полностью забита. Банки со сгущенным молоком, с бычками в томате, какието кульки и пакеты.

- Это все ваше - спросил я. - Вы не могли бы мне освободить хотя бы одну полку? Лысый посмотрел недоуменно.

- Вы разве не видите, что я занят приемом пищи? Я смутился.

- Я вас не тороплю.

- Если не торопите, тогда другое дело. Он налил себе еще водки, опять посмотрел на свет, подумал, добавил, поставил стакан на место и посмотрел на меня внимательно.

- Кем вы к нам оформились - Учтивостью обращения лысый давал понять, что он человек интеллигентный. Дабы показать и себя шитым не лыком, я ответил, что оформился плотником, но ненадолго, пока не устроюсь более прочно, а вообще в Москву я приехал не для того, чтобы плотничать.

- А для чего же?

- Я пишу стихи.

- Поэт? - спросил сосед, выпыхивая на старинный манер букву "п", словно пар из паровозной трубы. Меня за время пребывания в Москве уже несколько раз назвали поэтом, и я решил, что имею право обозначать себя этим титулом.

- Да, поэт.

-Ну-ну. - Сосед поднял стакан и, опять сам себе пожелав здоровья, сказал:

- Пей, Володька, пей! У тебя, видишь, теперь какое общество! Ооо! Нунуну, поехали! Уух! Поухал, подышал, покрякал, спросил:

- Вот эти стихи: - Я ломаю скалистые скалы в час отлива на илистом дне? - Вы не подскажете, откуда они?

Возникла для меня сложная ситуация.

- Что-то знакомое, - сказал я, теряясь и пытаясь выкрутиться, как на экзамене через наводящий вопрос.

- Гейне?

- Нет, молодой человек, - сказал печально Володька, - не Гейне. -

И, готовя себе новый бутерброд, бормотал:

- Нет. Увы. Отнюдь. Не Гейне. Нет. - Посмотрел на новичка с сочувствием.

- Это не Гейне, молодой человек, а Александр Александрович Блок, который про нас с вами сказал: "Да, скифы мы, да, азиаты мы, с раскосыми и жадными очами". А вы, молодой человек, еще не поэт, а дилетант.

Ссылки: