Возвращение в жизнь [Войнович В.Н. болезнь сердца]

Почти каждому пишущему свойственно преувеличивать свои провидческие способности, и наш писатель утверждает, что его выход из небытия был им запечатлен лет за десять до описываемого момента в небольшом этюде, названном им "Этюд".

Точно как в том этюде, открыв глаза, он долго не мог понять, где он и кто он, новорожденный или обрубок, переживший катастрофу, и вообще - человек ли? В ограниченном объеме освещенного пространства некое существо совершало однородные движения, а в таинственном мраке углов мерцали детали предметов, не имевших названия. Вскоре названия стали откуда-то выпархивать и как бы приклеиваться к соответствующим предметам, говоря ему: это потолок, это часы, это женщина.

Женщина в белом халате и с белым лицом стояла над ним, качала какую-то грушу, потом что-то писала в журнале, снова качала и снова писала. После сложного умственного усилия он понял, что это медсестра (но не Моника), она меряет и записывает его кровяное давление. Медсестра качала грушу, писала в тетради и спросила без особого интереса:

- Wie geht es? [9] Язык, на котором был задан вопрос, возвратил его сразу к реальности, он хотел ответить, что дела его идут хорошо, для чего несколько раз открыл рот и закрыл, но никакого звука этим не произвел. Его это не удивило, не испугало, не огорчило. Он смотрел на часы, они показывали без четверти пять, ему хотелось бы знать, утра или вечера.

- Wie geht es? - снова спросила сестра, и он снова ответил беззвучно. Когда она задала тот же вопрос в третий, четвертый раз, он забеспокоился. Почему она спрашивает? Разве она не видит и не знает, что он не может говорить? Он толкнул ее слабой рукой, показал на ее карандаш и изобразил витиеватым жестом, что хотел бы воспользоваться этим предметом.

- Что? - изумилась она.- Вы хотите писать? Вам пока нельзя писать. Видимо, она знала о профессии пациента и вообразила, что он собирается немедленно приступить к работе. Глядя опять на часы, он попытался представить, сколько прошло времени с тех пор, как Моника вкатила ему укол, и вспомнил про сигарету, которую, вероятно, так и не выкурил.

И этот факт его странным образом взволновал. Он обещал себе, что вот эту, последнюю выкурит, а после операции - ни одной, теперь ему представлялось, что сигарету придется докуривать, и это его огорчило.

Нарушив обет один раз, потом трудно остановиться.

- Wie geht es? - в который уж раз спросила сестра, чем его очень разволновала. Он вцепился в ее карандаш и стал его выкручивать, сам удивляясь, что сила есть. Выкрутив, знаком потребовал бумагу и в подставленную тетрадь вписал: "Ich kann nicht schprechen". [10]

Тут же поняв, что совершил постыдную грамматическу ошибку - перед буквами "р" и "t" звук "ш/ изображается одной буквой "s".

- Ах, вы не можете говорить!- сказала медсестра, словно бы удивляясь. И тут же выяснилось, что удивляться нечему.

- Я знаю, что вы не можете говорить. Но вам и не надо ничего говорить. У вас все в порядке. Вам сделали операцию. Все идет как надо. И у вас в России все хорошо. Перестройка, гласность, Горбачев великий человек.

Ссылки: