Политика "малых шагов" в борьбе за изменение политики войны

Мы сочли личным успехом Гелена (основавшего свои предложения на докладе Власова), что Гитлер дал ОКХ полномочия на разработку и рассылку директив по оплате "хиви" , а также относительно их положения в составе германской армии. Это означало, что ОКХ мог взять в свои руки легализацию добровольцев и "хиви". То был огромный шаг вперед.

- Теперь это дело двинулось, - сказал мне Рённе , - и это вы можете передать Власову. - И потом все эти добровольцы должны быть подчинены Власову, - позволил я себе заметить. - А вот этого вы пока не должны ему говорить, - ответил Рённе тоном приказа, но с лёгкой улыбкой. Конечно, мне пришлось сказать Власову не больше того, что разрешил Рённе. Но Власов тотчас же сделал логический вывод:

- Если вы охватите всех так называемых добровольцев, - а вы говорили, что их будет сейчас 800 000 или даже целый миллион, - тогда стоит лишь передать мне 200-300 тысяч, и мы, вместе с Боярским, гарантируем вам, что мы в несколько месяцев закончим для вас войну, то есть скорее для нас! Власов думал не так, как Рённе или Гальдер, и не так, как его немецкие друзья, он думал как русский. Ведь для него это была бы не война против внешнего врага, а борьба русских со сталинским режимом. До сих пор вооруженная борьба русских против Сталина была невозможна, так как лишь одна сторона обладала оружием, и потому ее господству ничто не угрожало. - Теперь они будут под угрозой! Не от вас, но от нас. Вы понимаете, конечно, Вильфрид Карлович, в чем суть, и полковник Рённе тоже понимает. Теперь, я думаю, вы должны разъяснить это и вашим начальникам. Один из начальников, о которых говорил Власов, - начальник Генерального штаба Гальдер, - отлично понимал положение. Гальдер уже под Москвой понял, что для успешного окончания похода в Россию необходимо использовать не только военные, но и политические средства. Неоднократно пытался он убедить в этом Гитлера. Как я узнал позже от Гелена, Гальдер уже очень рано высказывал мнение, что "мы проиграем войну, если Гитлер останется глух к этим советам военных". Прощаясь, мы с Власовым знали, что сблизились еще больше.

Дальнейшим успехом ОКХ было официальное разрешение при укомплектовании всех дивизий для восточного фронта, включая и его тыловые районы, допускать определенный процент русских и украинцев. Говорили о трех-четырех тысячах человек на дивизию и рассказывали, что Гитлер лично дал на это согласие. Был ли это уже перелом, первый шаг к новой политике? Приказа о включении и учете добровольцев и "хиви" сам я никогда не видел, но был свидетелем, как соответствующие указания передавались по телефону во фронтовые части. Между тем, Рённе мобилизовал и Министерство иностранных дел ; и однажды в Виннице появился бывший советник германского посольства в Москве Густав Хильгер . Я знал Хильгера с 1920 года, когда он руководил репатриацией из России немецких военнопленных, а я работал в Международном Красном Кресте. Я был рад нашей встрече и привел Хильгера к Власову, с которым он долго беседовал. Взгляды Хильгера совпадали и с "нашими" (причем под "мы" я здесь подразумеваю не только Гелена и Рённе с "клубом", но также и наших "союзников" в ОКХ), и со взглядами Власова. Мы все верили, что создавшееся положение можно изменить в благоприятную сторону. К сожалению, мы в ОКХ не знали, что и Густав Хильгер, не имевший, пожалуй, на Западе соперников в знании людей и страны, располагавший колоссальным опытом, накопленным им за два десятка лет работы в России, не встретил никакого понимания у нацистских вождей. По предложению Отдела пропаганды ОКВ , старший лейтенант Дюрксен (один из сотрудников Гроте ) был командирован в ОКХ . Дюрксен родился в России, и, хотя он был чистокровным немцем, любил Россию, что я был рад узнать. Дюрксен зарекомендовал себя как офицер благородного образа мыслей и особенно ценным было то, что он понимал настроения и душевный склад русских людей. Он получил задание уговорить Власова подписать листовку, которую Гроте предполагал разбросать за линией фронта. Если бы эта листовка увеличила число перебежчиков, это было бы доказательством, что ОКХ и Отдел пропаганды ОКВ находятся на верном пути. А мы должны были сказать, наконец, людям по обе стороны фронта, за что им бороться. При этом посещении Дюрксен изъявил готовность взять Власова в Берлин и поместить его в небольшом "штабе", созданном из военнопленных: они были собраны там в качестве советников ОКВ. Рённе нашел это предложение превосходным: Власов смог бы немного познакомиться с Германией, а за это время ОКХ удалось бы дальше продвинуть общее дело. Тогда можно было бы снова заняться Власовым: путь для него будет расчищен. Рённе сказал мне, что следующим шагом вперед было бы освобождение из плена русских сотрудников этого "берлинского штаба", на основе еще разрабатываемых новых правил о "восточных добровольцах", и перевод их в состояние "полусоюзников". На этот счет он хотел сразу же договориться с генерал- майором Штифом и полковником фон Штауфенбергом, Мне разрешалось информировать об этом Власова. Казалось, таким образом, что дела начали развиваться в положительном направлении. Рённе, еще до приезда Дюрксена, спросил Власова, готов ли он подписать обращение к Красной армии, призывающее солдат прекратить сопротивление и переходить на германскую сторону. Власов категорически отказался: как профессиональный солдат, он не мог призывать к нарушению солдатского долга. Рённе сразу понял: Власов хотел организовать Освободительное Движение - не более, но и не менее. Рённе упрашивал всё же помочь ему. Он настаивал, что без явных успехов трудно заставить начальство согласиться на следующий шаг. Этот явный успех в глазах высшего командования был бы очевиден из роста числа перебежчиков после власовского призыва к красноармейцам. - Они будут переходить и без моего призыва нарушить свой долг, - заметил Власов. Но он всё же понимал, что эти "порядочные офицеры", как он называл их, в ОКХ в настоящее время не могут добиться от начальства решительных политических перемен. Пришлось бы либо вообще отказаться от наших планов, либо принять политику "малых шагов". Когда велись эти переговоры, отношения взаимного доверия между Власовым и мною уже значительно укрепились. Поэтому я сказал ему со всей откровенностью:

- Генерал, ваше обращение нужно нам, чтобы доказать политикам, что офицеры и солдаты Красной армии готовы слушать вас и следовать за вами, как за русским и патриотом. Когда они это поймут, мы приблизимся к нашей цели. А до тех пор, дорогой Андрей Андреевич, нам не остается ничего иного, как идти тернистым путем борьбы против Сталина и против? Власов перебил меня: - Против этих слепых идиотов вокруг Гитлера. - Совершенно верно! Наконец-то и это было сказано. - Здесь все же совсем все иначе, чем в Москве. Вы берете на себя ответственность и действуете по вашей совести, - сказал Власов. - Такое у нас немыслимо. Малейший намек диктатора - и все падают ниц.

- Так вы поможете нам? - спросил я его. - И не только в этот первый раз, с листовкой, но и в том, что последует за ней? Власов попросил сутки на размышление. Я чувствовал, что мы с Власовым понимаем друг друга. Наряду со многими другими офицерами, я тогда еще верил, что Гитлер не останется глух к голосу разума или что высший генералитет добьется правильного политического решения. Я сказал это Власову, но просил его никогда не упрекать меня, если мои предположения и ожидания не оправдаются. Он обещал мне это и держал свое слово до последнего часа нашей совместной работы. Я надеюсь, что я также сдержал свои обещания. Мы договорились быть друг с другом откровенными и искренними и ничего друг от друга не скрывать, за исключением тех случаев, о которых я уже упоминал, - когда, в силу присяги, я обязан был молчать. Власов все еще сомневался: действительно ли он подходит для возглавления Русского Освободительного Движения? И можно ли политикой "малых шагов" когда- нибудь дойти до намеченной цели?

В борьбе против тирании судья один: успех. Он выносит свой приговор, присуждая победителю звание героя борьбы за свободу, а побежденному ставя клеймо изменника. При всех этих размышлениях я ощущал силу заповеди, которой я следовал после первой мировой войны, а особенно во время моей деятельности при Международном Красном Кресте. И я сказал Власову: - Не знаю, доживем ли мы до политического успеха. Но разве только политика определяет наши действия? Если ОКХ лишь наполовину поддержит наши планы, то мы безусловно увидим, как сильно улучшится жизнь русских военнопленных, многие из которых еще и сегодня умирают голодной смертью. Этой цели на службе людям, согласно божественным заповедям, мы добьемся во всяком случае!

- Вы правы. Ради одной этой задачи оправдана наша политика, - откликнулся Власов. "Только честолюбец" или "одержимый стремлением к власти" никогда не понял бы меня. Но для Андрея Андреевича Власова служение, в высшем смысле этого слова, было заповедью его жизни, и он остался верен ей на всех этапах дальнейшего трагического развития событий. Так началась наша политика "малых шагов". Власов обещал обратиться к своим землякам в Красной армии - на свой манер. Первая листовка появилась. Текст был составлен Боярским и дополнен Власовым. В нем было лишь осуждение Сталина и его клики. Призыва переходить к немцам - не было. А в итоге - десятки тысяч перебежчиков на всех участках фронта. Такого количества не было уже в течение месяцев! К русским обращался русский генерал, один из защитников Москвы. Правда, имя Власова было известно не во всех частях Красной армии. Поэтому от многих германских дивизий вскоре стали поступать требования, что для большего успеха необходимо, чтобы к русским обращалось национальное русское руководство или правительство, к украинцам - украинское. То, что мы, немногие, говорили вот уже более года, многие признали теперь как насущную необходимость. Но те, кто прежде всех других должны бы понять случившееся, - поскольку они были ответственны за политику, - все еще не могли понять главного. Уже в августе 1942 года я должен был сменить ОКХ и "клуб", с дорогими мне товарищами, на незнакомый мне ОKB в Берлине. Гелен сообщил мне, что я, как попечитель Власова, командируюсь в Отдел пропаганды при ОКВ , но по-прежнему буду числиться за штабом ОКХ и его Отделом ФХО. Официально только ОКВ мог разрешить русскому, то есть Власову, обращаться к русским. Я рассказал Гелену о моем "союзе" с Власовым. Вопрос был в том, сколь долго он будет сотрудничать с нами, если мы не сможем добиться дальнейших успехов? Рённе за это время сделал шаг дальше. Он прозондировал у Треско и Герсдорфа в штабе группы армий "Центр" - нельзя ли вновь оживить план 1941 года с Русским Освободительным Комитетом в Смоленске и теперь уже генералом Власовым во главе его. Хотя в Смоленске не было прежних лиц, Треско и Герсдорф приняли предложение Рённе. Вследствие этого, моей ближайшей задачей было добиться согласия и поддержки ОКВ. Одновременно я получил заверения, что Организационный отдел ОКХ готов тотчас же предоставить в мое распоряжение бюджет для русского пропагандного подразделения, как только будет дано одобрение со стороны Отдела ОКВ/ВПр. Перед моим отъездом полковник фон Штауфенберг предупредил меня, что СС уже принялся комплектовать эстонские и латышские части . - Это значит, - сказал он, - что надо спешить с нашим планом организации общерусского центра. СС, несмотря на свою теорию об унтерменшах, без стеснения пойдет по пути использования людей. И если Гиммлер возьмется за Русское Освободительное Движение, он привлечет для СС и сотни тысяч русских. Одни поверят обещаниям, другие пойдут по бесхарактерности или из карьеризма. Тогда - горе нам и всему миру. Я был в высшей степени рад, что Штауфенберг и его друзья в ОКХ так ясно видели проблемы, которые встали бы по окончании войны. Я тогда не знал о его принадлежности к группе оппозиционных военных и не понял, насколько он доверял мне, говоря все это. - Ну, за Власова вам бояться не нужно, - заявил я. - Он никогда не пойдет на то, чтобы оказаться на буксире у СС и помогать коричневому диктатору занять место красного. Рённе еще раз просил меня молчать об идее включения русского национального правительства в Европейский союз, так часто дискутировавшейся в нашем "клубе": - Нужно придерживаться "политических методов ведения войны" и "тактики малых шагов". А если вы не добьетесь успеха в Берлине, мы вытащим вас снова к нам!

Ссылки: