Течение жизни (К.Б. Вакар около 1960-х гг)

Источник:  "Дорога": воспоминания К.Б. Вакара

В Акустическом институте жили мы в окружении наших сверстников, у многих появились дети - ровестники наших ребят. Часто встречались, ездили за город, проводили вместе отпуска. Дружны мы были с семьями Безруковых Ниной и Володей, Курьяновых, Завадских, Верой Кашиной, Витей Акуличевым, Аэлитой Соседовой, Викторовыми, Житковскими. По разному сложились судьбы людей, в кругу которых прошли первые годы нашей самостоятельной жизни.

Талантливый акустик Игорь Викторов умер у меня на руках во время конференции в Суздале от острой сердечной недостаточности.

Всегда спокойный, доброжелательный, ставший доктором наук, начальником отдела трагически погиб Владик Завадский , его теоретические труды еще долго останутся непревзойденными.

Стали докторами наук, руководителями институтов, отделов Юра Житковский , Витя Акуличев , Борис Курьянов .

Тяжело больны Марина Завадская, Эвелина Житковская. Ушли на пенсию Безруковы, Соседова. Ныне лишь редкие и случайные сведения доходят до нас о жизни людей когда-то дружного коллектива. Совсем недавно умер Юра Житковский.

Особенно добрые отношения связывали нас с семьей Валентина Ивановича Мазепова . Он был заместителем начальника отдела, который возглавлял Ю.М.Сухаревский . В какой-то момент я перешел в этот отдел, а через некоторое время стал начальником лаборатории. С Мазеповыми проводили мы вместе выходные дни, ездили в летние походы. Сын Мазеповых, тоже Алеша , стал близким другом нашего Алеши, что еще больше сближало наши семьи. Было это время создания первых современных гидроакустических систем для атомных подводных лодок , руководил этими работами ЮМС и значительная часть огромной организационной работы ложилась на плечи Мазепова. Лена от создания шумового излучателя перешла к проблеме шумов обтекателей, а затем и к задаче помехозащищенности гидроакустической антенны. В то время я занимался вопросами распространения звука в океане и прямого участия в создании гидроакустической станции не принимал. Вместе с Мазеповым ходил я и в загранрейсы. Казалось, что прочность нашей дружеских отношений несомненна. Однако что-то случилось с нашей дружбой, толкового объяснения чему я до сих пор найти не могу. Во всяком случае, будучи нашим начальником, Мазепов при всех заслугах Лены всячески препятствовал присвоению ей звания старшего научного сотрудника, а меня лишил лаборатории. В конце концов мы, сначала Лена, а потом и я ушли из Акустического института. Но случится это много позже. Пытаясь понять причины подобной перемены, я единственно что смог придумать - это некое чувство обиды, зависти Мазепова ко мне: слишком трудно давалось ему и его административный пост, и диссертация, и поддержание авторитета среди молодых, но более способных и шустрых завлабов отдела. Мне же это сваливалось будто бы само, без видимых усилий с моей стороны.

Мазепов очень неплохо рисовал, резал по дереву, здесь у него были зачатки несомненного таланта. Именно он дал некий толчок моему интересу к живописи. Практически с первых же попыток у меня стали выходить из под кисти картинки, хоть и лишенные таланта, оригинальности, но все же достаточно приличные. Как много позже скажет художник И.В. Сорокин, мои картинки пользовались бы спросом на Арбате. По-моему эти весьма скромные успехи были последней каплей, разрушившей наши добрые отношения. Потом умер Алеша Мазепов от кровоизлияния в мозг сразу после окончания школы. А после нашего ухода из института мы навсегда потеряли связь друг с другом.

Поскольку и я, и Лена часто ездили в командировки и экспедиции, несколько раз мы отправляли ребят в Воронеж к матери Лены . Пока там жила ленина сестра Мая , я думаю, что ребятам там было неплохо.

Меня же Серафима Николаевна терпеть не могла с первого нашего знакомства. Наши взгляды на жизнь, на политическую ситуацию в стране (она была членом партии) расходились в корне и скрывать этого я не собирался. И намеками, и прямыми высказываниями Серафима Николаевна побуждала Лену к разводу, но привело это лишь к натянутым отношениям между лениной матерью и нашей семьей, которые с годами лишь ухудшались, хотя мы и считали своим долгом изредка навещать Воронеж и я старался поддерживать видимость родственных отношений.

В 1962 году умер мой отец. Галина Вячеславовна осталась одна с двенадцатилетним Андрюшкой и более чем скромной зарплатой лаборанта. Мы считали необходимым оказывать хоть и небольшую, но регулярную материальную помощь. Для этого я написал заявление в бухгалтерию с просьбой отчислять ежемесячно определенную сумму (не помню уж сколько именно). Это породило слух о том, что я бросил престарелую мать без помощи и с меня по суду взыскивают алименты. Вспомнил об этом, чтобы показать, как людская молва стремится даже добрые поступки представить в черном цвете. В то время мы считали себя достаточно обеспеченными, получая зарплату младших научных сотрудников (135 p).

Конечно, заметный вклад в наш бюджет давали и экспедиции. Но главное в том, что никогда не было у нас склонности к шикарной жизни, дорогим вещам, особым деликатесам на столе. Так и текла наша жизнь: в работе, загородных поездках, научных проблемах, занятиях с детьми, командировках, походах. Были и огорчения, и трудности, но больше было радости от полноты жизни, только, как это чаще всего и бывает, осознаешь это значительно позже.