 |
После клиники, учительское училище
Наконец последовало освобождение. 27-го утром профессор явился со всем штатом объявлять, что в 4 часа дня дядя приедет за мною. "Очень рада", - спокойно ответила я, - это доказывает, что он любит меня". Уселись. "Скажите, - обратился профессор, - что вы, конечно, сейчас же приметесь за лекции?" - "Нет, - думаю, - не поймаешь", - и ответила отрицательно. "Сколько же думаете отдыхать?" - "С месяц после вашей клетки нужно повольничать, впрочем, там увидим, сколько вздумается", - ответила я. "Да, это хорошо-с, месяц погуляйте!" - вот я и гуляю, с тобой болтаю! Право, честно, на лекции пойду 27-го или 1-го, если все устроится, как хочу. В заключение Рагозин обратился ко мне с вопросом, помню ли я все свои вещи. "Конечно", - ответила я.
"Если так, то скажите, как вы такая умная девушка держите у себя в записной книжке запрещенные стихи? " - "Очень просто, - ответила я, - потому что в жизни своей я не произнесла и не написала одного слова, которого стыдилась бы, И могу Вам всем пожелать также, не краснея, рассказать свою жизнь перед лицом света, как я могу передать свою. Так прожил мой отец, так проживу и я!" - гордо закончила я. Но после всеобщего молчания продолжала: "Если вы находите нужным, я предоставляю вам разорвать стихи, ведь из головы все равно их не вырвешь". - "Нет, - возразил Рагозин, - мы отдадим Вам все и как умной девушке предоставляем поступить, как сами найдете нужным. Скажите только, откуда достали вы эти стихи?" - "Эти стихи Михайлова гремят в Сибири, - улыбаясь, ответила я, - у меня есть кузен-поляк, который в 60-х годах был сослан чуть ли не за то, что носил национальный костюм. Он теперь освобожден и сообщил мне эти стихи", - попала не в бровь, а прямо в глаз. Мержиевский , тоже поляк, встал и с обычным достоинством ушел со всею свитою своею.
Итак, я снова на свободе! Первый визит мой был на Петербургскую. Заехала к Спасителю, и, странно, теперь это желание не было дико. Дома в Коломне все пошло как прежде, но деятельность свою я начала с испытаний тех лиц, которые уверяли в искренности расположения своего. Для этого написала Давыдову от имени Р.П. Шевандина, будто бы осведомляющегося по просьбе сестры о моем здоровье не доверяющей Смоленским сплетням. Ну и попался. Отказал написать, не зная кому, все, что только думал. Молодец! Он истинно любящая баба, которая рада поделиться "горем" других с каждым встречным. За это я 13-го октября отправила ему с Караб-м "сумасшедшее" письмо и деньги за уроки летом. Не понял, должно быть.
Встретилась я с Владимиром Петровичем у наших вовсе не так, как ожидала. Он, добряк, вздумал избегать меня, воображая, что дружеское пересказывание всего случившегося, раздражит меня. Это и бывшая неволя вызвала у нас прилагаемые стихи.
Как птичка, что в клетку попала,
Малютка, ты рвешься на волю
К лесам тем, где прежде порхала,
К цветами поросшему полю.
Где мирно и тихо жилося,
Без горя, сомнений, тревоги,
Где гнездышко свить удалося,
Приют после трудной дороги.
Но верь мне, напрасны усилья,
Что будешь ты делать с свободой
Пока неокрепшие крылья
Не в силах бороться с природой.
Ведь первая буря, конечно,
Тебя унесет безвозвратно
К чему торопиться беспечно,
Вернуть все былое обратно.
Всему есть и место и время,
Ты скоро совсем укрепишься
И, сбросив тяжелое бремя,
Опять на свободу умчишься.
Истина, которой тонко развращенный "Дедушка" никогда сам не выполнял.
Дяде и Деде Володе 4-го октября 1879 года.
Птичка снова на свободе,
Снова рвется жить и жить!
Снова будет на просторе
Песнь о счастье Вам сулить.
Ея гнездышко: раздолье,
Не вещественно оно,
Это гнездышко ведь Божье,
Знать уж чудно создано!
Не сравнятся с ней те крылья,
Что привыкли вы давать
Своим детям для уменья
В мире терний все порхать.
В том и штука-то ведь, Дедка,
Что, хоть маленькая я,
Но умею уж нередко
Вырвать терний Вам друзья!
И как терний этих больше
Птички "Крошки" оборвут,
То приятно будет дольше
Вам на розах отдохнуть.
Приголубь же снова "крошку"
Приласкай ее опять,
Научись-ка понемножку,
Скорбь и горе отгонять.
Погляди, как она хочет
Дедку милаго любить,
И о том лишь все хлопочет
Как ей, всем Вам услужить!
Горько было мне, что "Дедушка, и хороший Дедушка", с которым я была так откровенна все-таки не понял меня. Ты один знаешь, родной, что для твоей Юли нужна теплая-теплая, нежная ласка и искреннее сочувствие. Тогда она мягка, как воск и мгновенно успокаивается. Но где можно найти такую простую, святую ласку! Ведь ласковые слова все говорят, да нет, это не то! Такую хорошую ласку во время оно я видела только в Елене Петровне Воро-ой и в тебе. Сочувствие и искренность такая же в котеночке моем и в Матон. Несомненная истинная привязанность и глубокое понимание было в моем дорогом незабвенном Папе. Еще год, и он стал бы для меня всем. Он понял бы ту единственную дочь, которую палкой, отгоняли от него с 7-ми лет.
Возвратясь в Коломну, я, не доверяя вполне родным, делала еще такие испытания. Чувствуя вечером, что застудила ноги гуляя, прошу ни с того, ни с сего, ложась спать после громкого спора с В.П., "водки"! Не объясняю зачем, чтобы испытать, доверят ли и дадут ли мне водки так. Слышу, пошло шушуканье, подали мне 1/2 рюмочки сладкого точно сироп доппель-кюммелю (ликер), вот я и вскипятилась: "Разве можно, говорю, этим ноги натирать?" Уверяют, что нечаянно налили! Ни за что не сознаются, что боялись или не поняли! С В.П. повздорили мы вот за что. Ты знаешь, что я не люблю когда пьют. Ему ж и доктор запретил. Вот, я всегда, когда вижу, прошу, чтобы он не пил, а он хорохорится при других. Вот еще подумают, девчонка командует. Беседуя, я и заметила: "В.П.! Почему это, когда мне, любя, напоминают о чем-нибудь действительно вредном, то я не постыжусь перед обществом показать, что охотно подчиняюсь хорошему влиянию такой-то личности, будь она и моложе меня, а вот мужчина, - так всегда стыдится?" Теперь при встрече я указала на этот аргумент, пользуясь которым В.П. мог взять с меня обещание, ради личного его покоя, чтобы я хоть молчала про все. Но он здесь не догадался так поступить, а после было уже поздно. Я совсем раскусила его!
Ссылки: