Первый и последний роман моего отца

В 1825 году скончался Император Александр 1-й . Тело его было перевезено в Петербург, и отец мой удостоился быть дежурным офицером в крепости у гроба великого Монарха. Несмотря на свои юные годы и прелестную наружность, отец мой был очень скромен и солиден, он благоговел перед советами своего умного отца и вел жизнь свою чрезвычайно аккуратно, считая нравственность высшим достоинством и лучшим залогом будущего счастья и здоровья. Несмотря на военную сферу, окружавшую юношу, отец мой ненавидел вино, не курил, никогда не играл в карты и, можно сказать, в полном смысле вел жизнь монаха среди военного разгула. Часто бывало, еще ребенком я слушала рассказы, как товарищи надували его, прося в долг у аккуратного сослуживца, и потом не отдавали, а под веселую руку раз повалили, да и влили водки насильно в рот. Отцу так сделалось дурно, что другой раз они не решались шутить, хотя и не переставали смеяться, называя "красной девицей". Но ни насмешки, ни соблазны, ни окружающий разврат не увлекали юношу, который, строго глядя вперед, уже закалял себя для дальнейшей жизни. Он не поддавался увлечениям, а только ежеминутно глубоко изучал жизнь.

Находясь дежурным у гроба Императора, он с прискорбием взирал на весь штат придворных дам, понимая, что их раздушенные платочки подносились к лицу далеко не для утирания слез, потому что не раз замечал улыбки на прелестных устах из-под кокетливых платочков. Не удивительно, что после такого впечатления он остолбенел при внезапном появлении юной красавицы, и красавицы в полном смысле этого слова, потому что красавица должна быть воплощением прекрасного во всех отношениях. В храм вошла согбенная годами старушка и с нею юная 17-ти летняя, стройная, высокая брюнетка. Нежные черты ее лица были так хороши, что не только простой смертный, но и художник не оторвал бы от нее глаз.

Чудный взор скромной красавицы скользнул по величественно печальной обстановке xpaмa, она с детским благоговением опустилась на колена у гроба монарха и заплакала среди теплой искренней молитвы своей. То была минута, приковавшая к ней навеки другое честное сердце. Но, увы, она не чувствовала этого, не предполагала, что быстрое исчезновение ее из храма могло защемить сердце другому, потому что он был связан долгом службы и даже не мог сделать шагу, чтобы проследить за тою, которая так лучезарно и так внезапно осветила его скромный жизненный путь.

Кончилась печальная процессия, юноша возвратился домой, но ах, уютный уголок уже не удовлетворял его. Бесспорно, что в нем он всегда встречал ласку и добрый совет старого друга, но, к сожалению, друзья большей частью начинают выражать свое сочувствие с того, что с полной искренностью принимаются подтрунивать над проявившеюся грустью, задумчивостью, бессонницею и стремлением к уединению. Так случилось и на этот раз.

Долго Марков дразнил своего юного сожителя, но заметив, наконец, насколько серьезна была причина нравственно повлиявшая на моего отца, остепенился и, спустя несколько дней, сумел выпытать подробности того рассказа, который приведен был выше. Благодаря живому характеру и пылкому воображению Маркова, интимная беседа друзей самым благотворным образом повлияла на моего отца. Он ожил, вдохновленный надеждою, постоянно подкрепляемый возгласами друга: "ну, брат, не горюй, разве Петербург клином сошелся, да я вдоль и поперек его изъезжу, чтоб найти пленившую тебя красавицу". Таким образом, шли дни за днями и после долгого ожидания судьба все-таки столкнула моего отца с тою девушкою, которая так сразу очаровала его.

Смутно помнится мне из его рассказа, что встреча произошла где-то на улице, что он проследил за нею, заметив скромный домик на Песках, где она жила, близ церкви Знамения, стал часто проходить мимо окон, чем обратил ее внимание и на себя. Во все время пребывания моего отца в Петербурге, с 1817 года у родителей его тянулся важный процесс по делу с г-жею Лукшиною , которая противозаконно присвоила себе часть их земли. Отец мой, как старший сын, принимал живое участиe в этом деле, и вот в 1826 году, когда процесс уже приходил к концу, ему пришлось быть по этому случаю в Сенате, где он и познакомился с обер-секретарем Сената Владимиром Михайловичем Ильинским . Почтенный старик чрезвычайно обласкал его, сказал, что был знаком с его родителем и пригласил к себе в дом. Каково же было удивление и радость моего отца, когда данный адрес привел его как раз в заветный домик на Песках. Владимир Михайлович Ильинский оказался хлебосолом большой руки. Каждое воскресенье он приглашал к себе на пирог нескольких из своих сослуживцев или кого-либо из любимых знакомых, а вечерком, ради отдыха от будничной службы поигрывал в карточки. Старик Ильинский давно овдовел и имел двух дочерей, обе были очень хороши собою, старшая - Александра - редкая брюнетка, заслужившая название мраморной красавицы, младшая - Ольга - блондинка с чудными голубыми глазами. Обе сестры выросли на попечении старушки-тетки, кончили воспитание в одном из петербургских пансионов и вели среди своей маленькой семьи самую скромную жизнь. Обе барышни были очень религиозны, и церковь была чуть ли не единственным местом, куда они выходили из дома.

В продолжении многих лет знакомства отец мой почти еженедельно посещал Ильинских по воскресеньям, но знакомство его с барышнями ограничивалось только созерцанием. "Придешь, бывало, к обеду", - рассказывал он, "барышни, всегда одетые в свеженькие белые платьица, выходят к столу. Старшая, Александра Владимировна , исполняла обыкновенно роль хозяйки. Но говорить с барышнями, трясти им руки, как это делается теперь, мы в то время не смели даже и подумать. После обеда, обыкновенно, они исчезали".

Так тянулись целые годы таинственного знакомства взаимно влюбленных, более близкому сближению которых помогла только церковь. Отец, узнав какой храм посещают Ильинские со своей тетушкою, стал путешествовать, то ко всенощной, то к обедне и, предлагая свои услуги проводить, находил случай поговорить. Наконец, отец сблизился настолько с любимой им девушкой, что сделал ей предложение и обратился за решительным ответом к ее отцу. Но, Боже, какой отпор встретила юная парочка при столкновении с рассудительною опытностью поживших на свете людей. Старик Ильинский, прежде всего, указал отцу на юные годы, ведь ему едва кончился 21 год, а невесте минуло 17. Кроме того, он пояснил, что последняя, кроме отцовского благословенья не имеет никакого приданого, а жалованье гвардейского прапорщика равнялось тогда 150 рублям ассигнациями в год, так что парадный мундир его стоил гораздо дороже. На какие же средства предполагали существовать наши влюбленные? Кроме того, старик с уверенностью заявил, что и родители моего отца без сомнения восстанут против такого безрассудного брака, и действительно он не ошибся. Дедушка мой, Алексей Григорьевич , не замедлил прислать письмо, в котором представил сыну своему все уважительные резоны, противоречащие задуманному браку. Доводы были слишком ясны, чтобы не согласится с ними и, как не грустно было юной парочке, но пришлось до поры до времени покориться действительности. Однако, пылкое воображение не переставало стремиться к отысканию средств для достижения заветной цели. И вот, отец придумал обратиться с просьбою к нежно любившей его матери, чтоб уделяла ему часть своей пенсии ежегодно. Одной надежды на такой исход было достаточно чтобы наполнить восторгом жизнь наших мечтателей. Они с нетерпением ожидали ответа, но роковая судьба иначе устраивала их будущее. Письмо моего отца застало его мать уже на столе.

Мавра Исидоровна скончалась в январе 1828 года. Велико было горе моего отца, тяжко было потерять любимую мать, тяжело было чувствовать, что последняя надежда рухнула.

Снова потянулись дни за днями, так прошло еще два года. Наконец, отец мой подал прошение об отставке и стал хлопотать о месте по гражданскому ведомству. Такой род службы мог более обеспечить его и дал бы возможность содержать семью. Но не тут-то было, и отставка не состоялась. 1-го декабря 1830 года неожиданно был объявлен поход в Варшаву по случаю бунта в Польше . Такой оборот дела как громом поразил отца, он никогда не мог равнодушно рассказывать о той величественной картине, которую представлял Император Николай I среди собравшегося войска, когда он объявлял необходимость предстоящего похода. Да, этот поход окончательно решил участь моего отца, он стал фаталистом, благодаря такому роковому стечению обстоятельств, безмилосердно преследовавшему его в продолжении всей жизни.

Война и походы продолжались два года, подробное описание их можно прочитать в памятной книжке моего отца. Здесь же скажу, что в 1831 году он получил, наконец, увольнение от службы, но уже не мог и думать о гражданской службе, так как после похода окончательно расстроилось его здоровье, и больной едва добрался в имение отца своего, находившееся, как уже говорили, в Могилевской губернии. Вместе с ним туда поехал и друг его Василий Иванович Марков.

Ссылки: