1874, Вороновские, Владимир Михайдович

Наступил август 1874 года. Поль сообщил, что юный насмешник - сын Вороновских - уехал уже в гимназию в ... (неразборчиво), а барышня с матерью прибыла из Киева, и Надин удалось уговорить меня отправиться к соседям, куда мы и собрались вместе с Алешею. Часа через полтора лошадки наши доплелись до живописной Тростенки (имение Вороновских). Она совсем не походила на Бественку, учиненную среди дремучих лесов. Тут, напротив, все дышало жизнью. Окрестности, луга с катившимися по ним волнами Сожа , сад с массою яблок, цветник с разнообразием флоры и самый дом, красующийся на горе над Сожем, с вековыми липами над его обрывом. А по другую сторону Сожа приветливо белелась церковь среди своеобразных домиков и гор, испещренных разноцветными полосами посевов и раскинутых изб соседнего села. Скоро я была в объятиях приветливой хозяйки дома, а из цветника навстречу мне шел почтенный длиннобородый старичок с улыбкою заявлявший, что "идет пожать очень маленькие ручки, которые уже знакомы ему по рассказам Поля". Хорошенький херувимчик Саша тоже мелькал. Тут и я сразу почувствовала себя хорошо. Но вот нас усадили в гостиную и познакомили меня с 16-летней пампушкою - дочерью своею - Анютою . Довольно долго мы не вступали с нею в разговор и точно дичились друг друга. Наконец, замолвив словечко, быстро познакомились. Анюта через час уже готова была перейти на "ты" и, вообще, выглядела совсем наивной, в высшей степени добродушной девочкой. Не привыкла я к такому ласковому родственному обращению и была счастлива, встречая его среди всех членов семьи. Старшие из них пошли распорядиться насчет обеда, а мы с Анютою уже принялись пересматривать журналы, чтобы выбрать что- нибудь для совместного чтения, когда послышались неторопливые шаги, и в гостиную вошел молодой человек среднего роста, бледный, с весьма правильными чертами лица и длинными черными кудрями. Он раскланялся издали и сел в дальний угол, потом начал прохаживаться взад и вперед. Пообедав, Алеша стал собираться домой, но Анюта увлекла меня в свою комнату и, обнимая, умоляла остаться. Родители тоже упрашивали, обещая сами отвезти меня дня через два. "За чем же дело? - спросили они наконец - если за опекуном, то мы примемся упрашивать его". Но я не допустила этого, а просто объявила, что остаюсь, и у опекуна спрашиваться не стану. Посыпались одобрения, и скоро мы с Анютою остались вдвоем за чтением какого-то романа. Я читала громко и читала старательно. Любила я, когда меня слушают, да дома слушать было некому, а тут скоро прибавился и слушатель, серьезный старший братец.

Окончив одну книгу "Дела", мы стали говорить с Анютою о прочитанном. Взвешивать романы было для меня с детства не новинкою, но теперь пришлось и примолкнуть, так как в наш разговор неожиданно вмешался брат Анюты. Сказав слова два-три о романе, он предложил сам читать с нами, но что-нибудь более серьезное. И вот, после чаю, вся семья дружно разместилась у большого стола в зале, и Владимир Михайлович начал читать статью Шелгунова , одну из легких, под названием "Женское безделье". Чтение было замечательно внятное, каждое слово точно хотели запечатлеть в слушателях, слог статьи был игрив, и я действительно обратилась вся во внимание. На иностранных словах меня ловили, но я скоро привыкла, не конфузясь, не только сознаваться в непонимании их, но даже сама спрашивала значение таковых.

Скоро Влад. Мих. начал, видимо, очень тонко ловить меня и в другом отношении. Притворяясь, что устал, он передавал книгу для чтения Анюте, которая начинала позевывать, и в ту же минуту, взглянув на меня, ловил морщинку недовольства на моем лице, после чего продолжал чтение сам. Наконец, статья была кончена, пошли прения всей семьи. "Боже, какая разница между отношениями в нашей семье и здесь", - невольно мысленно сравнила я.

Подали ужинать. Во время закуски Влад. Мих. стал говорить со мною, упоминая, что подметил во мне охоту к чтению, и интересовался узнать, удается ли мне дома это разумное удовольствие. На что я откровенно ответила, что давно бросила читать, так как романы мне приелись давно, а серьезных книг нет, да и не научилась еще читать их. К тому же, дома не с кем разделить мысли о прочитанном, не у кого спросить то, что не поймешь... Влад. Мих. сидел почти против меня, свет висячей лампы падал на его чудное в эту минуту лицо, точно сиявшее от дивного блеска больших, чрезвычайно выразительных темных глаз. Я невольно почувствовала что-то небывалое, охватившее все мое существо, и глаза мои сверкнули такой молнией, что даже мне самой стало как-то больно. И когда Влад. Мих. несколько подавленным голосом сказал, что "он может предложить книги, а читать их я сама научусь", то я могла поблагодарить только взглядом, и верила, что его довольно, что взгляд этот понят.

Следующий день я провела с Анютой, читая, играя на рояле и гуляя, и помогала даже шить. Когда мы пошли в сад, то я заметила что и Влад. Мих. направился туда же. Это удивило Анюту, она показала мне на брата, как бы желая обратить внимание на то, что ее нелюдимый Володя не чуждается нашего общества. Гуляя, мы болтали с Влад. Мих. весьма обыденно. Он даже вздумал подшучивать и стал приставать ко мне, чтобы я взяла у него папироску и закурила, видно хотелось испытать степень своего влияния. Но я всегда была противницею курения, не поддалась и теперь.

После обеда Влад. Мих. спросил, не хотим ли кататься и сами править. Мы, конечно, обрадовались и скоро помчались с Анютою в шарабане, а Влад. Мих. догнал нас на своем жеребце в другом и, поравнявшись, спросил, как бы невзначай, кто хочет пересесть и покататься на его неудержимом коне. Но мы обе отказались. На третий день я заметила что Влад. Мих. бродит такой скучный, точно недовольный или огорченный чем- нибудь. Весь обед он просидел, не притронувшись ни к одному кушанью. На дворе же стал побрякивать колокольчик, и я неожиданно узнала, что он уезжает в Вязьму, где еще кончает курс гимназии. Глядя на Влад. Мих., этого нельзя было предположить, до того он был серьезен и солиден. Вся семья вышла провожать сына на террасу и я простилась... Не забыть мне того противного, заунывного бряканья колокольчика тройки, уносившей так скоро доброго человека, озарившего каким-то хорошим чувством мой внутренний мир.

На другой день мы поехали в село Черепово к обедне, а оттуда Вороновские отвезли меня в Бественку . Но, быв у обедни, я удивилась, увидев пожилую даму, по лицу чрезвычайно знакомую мне, но не могла вспомнить кто она. С нею был еще какой-то господин и барышня, очень некрасивая и неуклюже высокая. Все они раскланялись с Вороновскими и укатили в шикарной коляске. Вороновские пояснили мне, что это их богатый сосед с дочерью, некто Шевандин , а пожилая дама заменяет барышне мать и хозяйку дома, так как Шевандин вдовец. Он оказался в давнишней ссоре с Вороновскими и просто ненавидел их, так что барышни не могли и думать о знакомстве, хотя обе как единые дочки в семье, скучали, живя зимою в деревне.

Пробыв в Бественке еще неделю, я поехала с Алешею обратно в Смоленск, но на минуточку заехала в Тростянку , потому что обещала. Но каково ж было мое удивление, когда, входя в дверь, я столкнулась лицом к лицу с Влад. Мих . Приятный сюрприз, - происшедший потому, что Вяземская гимназия переделывалась, и Влад. Мих., воспользовавшись отсутствием занятий, приехал еще на несколько дней. Пробыв в Тростянке с полчасика, мы уехали, а дома Папа давно ожидал меня, и снова я угощала его рассказами о своих похождениях и новом знакомстве, хотя, конечно, некоторые впечатления передать не могла.

Ссылки: