Серпуховское купечество во второй половине 1890-х гг

В Серпухове мне впервые пришлось столкнуться, что называется, нос к носу с великорусским богатым, или, как тогда величали, именитым купечеством. Правда, во второй половине девяностых годов это было уже не то "темное царство", которое так образно рисовал Островский. Наши серпуховские Коншины, Рябовы, Мараевы и прочие уже кое-чему научились, бывали за границей, одевались у лучших французских портных в Москве, но дикие нравы купечества еще окончательно не выдохлись.

Так, например, я лично был на именинах у Хутарева, который после лукуллового обеда, когда молодежь пустилась в пляс, предложил тем, кто не танцевал, неистово пить шампанское, подававшееся дюжинами в буквальном смысле этого слова... После второй или третьей, точно не помню, дюжины распитых бутылок шампанского, когда больше пить уже не было мочи, хозяин (знай наших!) велел официантам притащить еще две дюжины, дабы каждый гость мог сам вылить себе на голову "по бутылочке шампанского". Шампанское принесли, откупорили с шумом, с треском, пробки ударились в потолок. Как ни были пьяны гости, но дикое предложение хозяина лить на себя шампанское было отвергнуто. Тогда хозяин, стоя в торжественной позе, -буль, -буль, -буль, вылил себе на голову бутылку "Клико". Его примеру последовали некоторые гости. Я этого не стал делать, как и некоторые другие. Не подчинившихся мнению большинства насильно обливали шампанским. Я убежал в сад. За мной погнались старшие сыновья хозяина, один из них был артиллерийский офицер. Вылитое на меня французское шампанское разлилось по голове, проникло под белье; все на мне слиплось. То же было и со всеми. Мокрых гостей повели на речку, некоторых под душ, в баню, в ванну, дали чистое белье, свежее платье.

Я долго не мог без ужаса вспоминать об этом безобразии. А в клубе долго рассказывали, захлебываясь от удовольствия и восторга, о том, "как здорово угостил Хутарев своих гостей настоящим французским шампанским". На мои возражения, что это свинство, мне отвечали: "А вы бы побывали в богатых купеческих домах Замоскворечья, Таганки, Новой деревни, поглядели на широкие натуры. Иные старики много десятков лет копят денежки, любовно складывая их пачками, сотенными билетами. Много, много таких здоровенных пачек в московских сундуках. Ну раз в кои веки отчего душу не отвести, не погулять во всю ширь".

Мне не верилось, когда я слышал о множестве пачек сторублевых бумажек, хранившихся в купеческих сундуках и банках. Не верилось, что такие огромные Деньги могут принадлежать отдельным людям. Ведь я рос и воспитывался до 15 лет в иной среде, иной обстановке, где копейка - деньги. В Москве, на свадьбе того же Хутарева, а затем фабриканта Рябова видел, как за невестой дали в приданое миллион... Ни больше, ни меньше.

А в другом случае за устройство свадебного бала в ресторане "Эрмитаж- Оливье" уплатили 40 тысяч рублей без вина! Зато лакеи были в черных шелковых чулках, в гостиной хозяйка поила гостей чаем из чашек сервиза Людовика XVI. За несколько дней я видел старика Рябова, владельца этих огромных капиталов, играющим по три копейки в стуколку со смазчиками в поезде. Тогда я стал постигать психологию богатого купечества:

"Нашему ндраву не препятствуй". По-своему они были правы, когда говорили: "Деньги - чеканная свобода".

Эта серпуховская купеческая среда не была похожа на дворянскую среду курской черноземной полосы, но и не имела ничего общего с той средой, в которой я рос. Я не мог, не должен был чуждаться людей, не мог не поддерживать компанию, но мне удалось не забыться, удалось не перешагнуть ту грань, которую переходить не следует. Этому помог "счастливый" случай, о котором нельзя не упомянуть.

Буфетчиком в Серпухове на вокзале был А.А. Марков, которого я знал по Курску, где он работал мальчиком в станционном буфете, мыл посуду и т.д. Когда я приехал в Серпухов, Марков уже был отцом большой семьи, домовладельцем и считался кандидатом на московский буфет как аккуратный, исполнительный работник. Марков знал меня с того времени, когда я еще не имел определенных занятий, а теперь в Серпухове на командной должности, и он всячески старался мне угодить. Мы ведь были почти одного возраста.

Как-то мы были приглашены к Маркову на именины. Пошел туда и Зембулатов с женой. Гостей, конечно, полон дом, угощение - парадное. После обеда кто-то предложил сыграть в карты. Конечно, в стуколку . Сел и я. У меня в кармане было 150 рублей - мое месячное жалованье, полученное в то утро. Через пару часов в кармане не оказалось ни копейки - продул все дочиста.

Под предлогом головной боли я предложил мамочке уйти. Несмотря на протесты хозяев, моих сослуживцев, мы ушли. Дома мамочка меня уложила в постель, клала на голову компрессы и т.д. А на другой день, когда понадобились деньги для рынка, я сознался, что продул все жалованье дочиста. Семья большая, надо месяц как-то существовать. Стыдно, совестно - хоть бы провалиться. Но мой ангел ни одним жестом, ни единым словом меня не упрекнула, напротив, она старалась меня подбодрить и где-то нашла деньги для текущих расходов. Мы прожили весь месяц обычно, ни в чем себе не отказывая, как будто ничего не случилось. Мне лично этот эпизод стал хорошим уроком, я перестал играть в азартные игры и считаю, что легко отделался, проиграв один раз весь месячный заработок и на этом поставив точку раз и навсегда.

Моя квартира в Серпухове находилась в здании вокзала во втором этаже. Пребывание детей в таком помещении было не безопасным - ребятишки нередко располагались на подоконниках, глядели на станционный подъезд, где постоянно толклись пассажиры, комиссионеры, извозчики. Семья росла быстро, денег на дачу, конечно, не хватало. Тут пришли мне на помощь Управление дороги и Андрей Аркадьевич Щекин . Андрей Аркадьевич арендовал у Медведевых имение Уколово , где имелся хороший барский дом, сад, купанье и прочие удобства. Там он предоставил моей семье несколько комнат, где все прекрасно расположились. Конечно, был свой огород, поэтому пребывание моей семьи на этой прекрасной даче обходилось в сущие пустяки, тем более что для проезда весной от Серпухова до Золотухина и осенью обратно Управление дороги предоставляло нам отдельный вагон I класса, в котором мы осенью перевозили из деревни овощи на всю зиму.

Глядя на нас, в Уколове поселились на лето Мария Евгеньевна Мизгер с детьми, семья Николая Аркадьевича Щекина и еще кто-то. Образовалась значительная колония взрослых и ребят. Я нередко туда наезжал.

Ссылки: