Вторая беременность Юли Вайнштейн весной 1891 года

Я не упомянул о второй беременности Юлички весной 1891 года. Теперь, конечно, уже не было такого страха, как в первом случае, но все же определенная предосторожность являлась обязательной, особенно при свойственной Юличке природной привычке всегда спешить, торопиться без меры. Много у нас было споров по этому поводу за 43 года совместной жизни, но отучить ее от спешки и нервной торопливости мне не удалось. Так же до сих пор спешит, торопится ее старшая сестра Леночка - по всякому нужному и ненужному поводу. Очевидно, это результат особого воспитания тетушки Анастасии Андреевны, также обладавшей этим свойством.

Итак, миновало лето, наступила осень, приближалось время родов. На сей раз решили не ездить в Курск, не затруднять милую Машу. Шура родился 23 ноября.

Не могу сейчас припомнить, почему его не назвали Евгением, как предполагалось до первых родов, когда мы решили: первого мальчика назвать именем отца Юлички. Если не ошибаюсь, когда зашла речь, как назвать мальчугана, глубоко и искренно верующая мать справилась по календарю. Там, в святцах, значилось на 23 ноября: "Благоверный, великий князь Александр Невский, в иночестве Алексий". Решили дать ребенку благословенное имя и праздновать в один день рождение и именины. Юличке это понравилось, а я не имел оснований возразить. Судя по наружности, мальчик глядел полным молодцом: полный, здоровый, горластый. Конечно, у нас была нянька, но молодая мать ей не доверяла детей - сама возилась с ними без устали дни и ночи. Ее колоссальная работоспособность точно спорила или "состязалась", как теперь говорят, - с преданностью мне и семье.

Когда Шуре было 6 месяцев, Юличка заболела брюшным тифом, и тогда мы впервые ощутили нужду в деньгах. Прибегнуть к займу по векселю я не видел основания, зная, что у моей жены имеются свои средства, все еще хранившиеся почему-то у тетушки. Мало того, ни Юличка, ни я не знали точный размер этих средств - об этом почему-то считалось неловким даже говорить, чтобы не обидеть тетушку. С таким положением я, взрослый человек, отец двоих детей, не мог примириться и, быть может, резко, но определенно заявил Юличке, что если она сама не потребует отчета о своих средствах, то это обязан буду сделать я. Она просила, умоляла этого не делать, мол, тетушка обидится, и на этом вопросе у нас впервые произошло разногласие и первое неприятное объяснение "о деньгах" с молодой любимой женой. Леночка, ее сестра, назвала это наше объяснение "ссорой".

Будучи щепетилен в том, что касается собственности, я уступил Юличке. Но горький осадок, конечно, остался всерьез и надолго, может быть, даже навсегда. Юличка мне бесконечно разъясняла, что тетушка считает всю молодежь, то есть ее, меня, Машу, Виктора Александровича Мизгера, Леночку, своего сына Сережу и всех прочих молодых людей легкомысленными, вроде своего внука Аркаши Маресева, не знающего счета деньгам, поэтому она (тетя) не решается выпустить сиротские деньги из своих рук. Сначала такие суждения казались наивными, а затем стали злйть и вносить разногласие в нашу улыбчатую, радостную жизнь. Чтобы не казаться голословным в своих суждениях, приведу выдержку из брошюры Андрея Аркадьевича Щекина "Моя исповедь", изданной в 1907 году:

"Окончив гимназию, я получил неожиданно наследство от дяди моей матери, Андроника Моисеевича Костенецкого, бывшего предводителя дворянства Конотопского уезда Черниговской губернии. Это был человек бесконечно справедливый, труженик и народник. После 14 декабря 1825 года, выйдя молодым офицером в отставку из гвардейской конной артиллерии, он поселился в деревне и посвятил себя служению ближним. Преклонным стариком он вызвал меня, молодого студента Петербургского университета, к себе, и его влиянию обязан я дальнейшим направлениям всей моей жизни. Оставляя мне свое состояние, он привил мне и свои принципы, во многом схожие с идеями великого графа Толстого. Получение средств дало мне возможность устроить жизнь как хотелось".

Невольно возникал вопрос: почему старик Костенецкий, никогда не видавший Щекиных, вызвал к себе только Андрея и передал большое состояние свое только лишь одному Андрею, а не всем законным наследникам? По законам того времени наследниками значительного состояния Костенецкого являлись Анастасия Андреевна Щекина или ее дети и дети умершей Елены Андреевны Красноглядовой, но не один Андрей. Каким образом "бесконечно справедливый, труженик и народник" Андроник Моисеевич Костенецкий, ушедший в отставку в связи с событиями 14 декабря 1825 года, лишил наследства восемь человек в пользу одного Андрея - мне неизвестно. Об этом никогда не говорили у Щекиных.

Если не ошибаюсь, уже после рождения у нас Коли Юличка получила наконец от тетушки две тысячи рублей. Но почему две тысячи, а не больше или меньше, - этого мы не знали, и считалось почему-то неловким спрашивать. Вспомнишь - злость и грусть охватывает! "Когда Адам пахал и пряла Ева, - где родословное тогда стояло древо?" - надо было бы спросить кое-кого словами поэта. Но я промолчал, дорожа спокойствием моей семьи.

Не могу еще раз не отметить, что не только к Юличке, но и ко мне персонально все Щекины относились всегда дружественно, родственно, любовно, делали для меня и моей семьи много хорошего, но взгляды тетушки на денежные средства сирот Красноглядовых я никогда не понимал.

Были ли между мной и Юличкой за 43 года нашего супружества какие-либо недоразумения, кроме денежных расчетов с тетушкой? Да, были. И детям, конечно, памятны случаи, когда я "ругал" мамочку или она меня "ругала", если это можно назвать "руганью". Такие случаи имели место: когда она меня упрекала в скупости, иногда в пьянстве или же я ее в мотовстве, отсутствии забот о черном дне; когда наши взгляды не сходились по какому-либо вопросу, касающемуся воспитания детей. В иных случаях, когда я не понимал полностью ее бесконечной доброты, а видел лишь непосильную, никчемную, на мой взгляд, ее беготню, суету. В конечном счете такие "ссоры" оканчивались шуткой, мирной иронией. Ее доброта, преданность семье были столь велики, что на нее можно было сердиться так же, как, скажем, на солнце, что оно светит слишком ярко.

Некоторым нашим детям трудно давалась учеба в первых классах гимназии. Я настаивал на необходимости тщательно готовить заданные уроки. Мамочка это одобряла, но в то же время советовала усердней молиться Богу, чаще ставить свечки перед Св. Иконой, находившейся в Серпухове, где-то на окраине города. Я противился этому, ссылаясь на поговорку: "На Бога надейся, а сам не плошай", а мамочка мне возражала: "Ты ничего не понимаешь в этом, пожалуйста, не вмешивайся не в свои дела". Да, я не понимал, как можно выпросить у Бога лучшую отметку за пятачковую свечку, слабо приготовив заданный урок.

При блестящих способностях мамочки сводить концы с концами в хозяйстве Юличка в то же время не терпела наличных денег в запасе, а я настаивал, что не надо забывать про черный день: мало ли, мол, что может случиться. Отсюда мелкие разногласия, объяснявшиеся, конечно, только лишь различием нашего воспитания и тех бытовых условий, в которых каждый из нас рос в детстве. От наследственных свойств и привычек нелегко отделаться. Что бы я ни предпринял для своих детей, Юличка, по своей доброте, не ограничивалась нашими ребятами, а собирала друзей, знакомых - получалась толпа.

Помню, из Серпухова она поехала в Москву в театр буквально с целым выводком. При ревизии поезда из Подольска чиновник государственного контроля обнаружил в вагоне первого класса около тридцати безбилетных "наших зайцев".

- Разве вам мало своих ребят? - язвительно спросил меня вскоре после этого начальник дороги, которому контроль, оказывается, не замедлил сообщить об этом эпизоде. Я мог бы получить большую неприятность, но как-то миновало. Мы долго пикировались с мамочкой по этому поводу. Через несколько месяцев я встретил на линии того же контролера. Бледный, взволнованный, он мне заявил:

- Я очень прошу вас меня простить. Знаете, сегодня такой случай, особо исключительный: я женюсь, а венчаться буду в деревне, около Шараповой Охоты. Со мной в вагоне весь свадебный кортеж едет из Москвы, около 30 человек, билетов нет. Еще раз прошу вас, Григорий Маркович, забыть прошлое и не мстить мне в столь исключительный момент.

? Напрасно просите, - ответил я ему, - не припомню, чтобы вы когда- либо сделали мне что-то дурное. Да и мстить не в моих правилах.

Словом, этот контролер благополучно проехал в деревню и обратно со всеми гостями, конечно, без билетов, и долго сам всем рассказывал о моем "рыцарском", как он говорил, поступке. Юличка была в восторге от этого и долго восхищалась моими действиями. Другой случай - когда я устроил детям катание на пароходе по Оке. Мамочка собрала не только всех своих ребят, но и знакомых, соседей и еще кого-то. Заполнили бесплатными пассажирами почти все каюты. При желании дети, вероятно, вспомнят еще немало подобных курьезов. Например, мое волнение, когда мамочка на нашу огромную семью забирала в обществе потребителей Пермской железной дороги на 80-90 рублей в месяц продуктов, обуви, белья и т.п. Я тогда возмущался: "Куда деваешь столько, на что все это?" Теперь кажется наивным, что семья в 12 человек расходовала на все меньше 100 рублей в месяц.

Ссылки: