 |
Ульянова А.П.: нам с матушкой пришлось расстаться
Но увы! скоро нам с матушкой пришлось расстаться. Не меня взял лекарь, как страшила матушка, а смерть отняла у меня мою дорогую воспитательницу. В разгаре лета, во время жнива матушка заболела какой-то брюшной болезнью и прохворала только неделю. И на печке она живот прогревала, и "горшки" ей ставили - ничего не помогало. Добрые, ласковые глаза матушки были полузакрыты. Лицо строгое и вся она точно вытянулась. Только прерывистое дыхание показывало, что она еще жива.
Сидя на приступке или стоя у стенки, я со страхом посматривала на все происходящее. Нянька уткнувшись в передник плакала или, наклонившись над матушкой, прислушивалась к ее дыханию. Бабушка Марфа, матушкина родственница, приставивши к изголовью большой образок, молилась. Но вот матушка знаком попросила икону. Нянька с горьким плачем припала к ней. ?Живи по божески, - шептала она, набирая сил для каждого слова, - не оставляй Катю, не сбывай в люди и тебя бог не оставит". Подвели и меня, но умирающая смогла только положить руку на мою голову. К вечеру ее не стало.
К похоронным приготовлениям я отнеслась довольно равнодушно, несмотря на плач и причитания всех собравшихся дочерей матушки. Очевидно, мне представлялось, что пока она дома, может быть, дело еще поправится. Но когда гроб снесли на кладбище, опустили в могилу, и священник бросил горсть земли, тут только поняла вполне, что все кончено, и с криком: "я к матушке хочу!" - чуть не упала в яму. Дьячок успел схватить меня за кацавейку, и я повисла на воздухе. А потом очутилась у кого-то на руках.
После мне нянька рассказывала, что я страшно скучала: "сидишь, бывало, на завалинке и, точно собачонка, завываешь, посматривая к селу", - говорила она. Тосковала и нянька, но ей нужно было спешить с уборкой и в поле и в огороде: я была еще плохой помощницей.
Покончивши со своими летними работами, нянька вначале не знала, как ей быть - идти по-прежнему в Питер, где ее всегда брали на зиму, или остаться дома. Без советов соседей, конечно, не обошлось. Одни советовали выходить замуж за вдовца в этой же деревне, схоронившего недавно жену и оставшегося с четырьмя ребятками, как говорят, мал-мала меньше. Другие уговаривали все движимое пораспродать, дом заколотить и жить в людях, пока есть силы, а меня отвезти в лазарет.
"Какая в ей корысть? ни денег, ни работы", - говорили сердобольные соседки. О том, что мой возраст был тогда самый бесполезный для воспитателей, я поняла уже впоследствии.
Действительно, питомца в возрасте от 5-ти до 12-ти лет, вышибленного из семьи, в которую он взят из Воспитательного Дома , трудно пристроить в другой семье. Но об этом после.
Нянька и слышать не хотела о том, чтобы меня отвезти в Ропшу (вблизи Нарвского тракта, где и помещалось окружное начальство для питомцев). "Если бы еще в своей деревне кто взял, все же тут на глазах, а в округ и матушка не приказывала".
И в конце концов решила поступить так: всю живность, т.е. корову, кур и меня отправить к одной из замужних сестер, жившей в четырех верстах от нашей деревни. Все то, на что мог позариться дурной человек, поставить к дяде Роману, а самой идти на зиму на старое место.
В это время побывал в нашей деревне окружной врач, и нянька получила разрешение отправить меня в Голубицы, так как и они того же округа.
"Там видно будет, как жить дальше, а теперь пусть так", - говорила она. Бабушка Марфа, мнением которой нянька дорожила, нашла, что так и следует поступить. Нянька, вперемежку с плачем, начала прибираться.
Муж ее сестры, к которой должна была отъехать живность, свез к себе уже сено и соломы, а не дальше, как через неделю, думала и нянька уехать в Питер. Но ведь известно, что "человек предполагает, а бог располагает". Это изречение оправдалось и над нами.
Ссылки: