 |
Ульянова А.П.: Мои детские годы
Моим сынам и внукам
А. Ульянова
Господин мира в переписи народов напишет:
и сей
родился в нем?
(86-й псалом Давида) Мне было семь лет, когда умерла моя воспитательница-матушка , как я ее называла (пишу только то, что переживала и что ярко запечатлелось в памяти, изменены только имена некоторых). Из Воспитательного дома меня привезла ее соседка, за которой я целый год и числилась официально, так как детей выдавали на воспитание тем крестьянкам, которые могли бы вскормить их грудью. Фото Воспитательный дом (Николаевский сиротский институт), наб. р. Мойки
Моя же воспитательница была старушка лет шестидесяти, и вскормила меня коровьим молоком. Вообще питомцы нередко попадали в семьи, где не было "молочной" бабы. Да и трудно сказать, выигрывал ли питомец от того, что его мамка с "молоком", особенно если у нее жив и свой ребенок.
Воспитательница моя вначале, было, и огорчилась, что привезли девчонку: - своих было семь девок, и со смертью старика одни бабы в доме. Но потом утешилась: "надо же кому-нибудь и невест растить". Начала себя я помнить очень рано и впечатления детства сохранились настолько живо, что я совершенно ясно представляю лица, меня окружавшие, обстановку, каждый кустик в огороде, тропинку, точно со всем этим я рассталась только вчера. Жили мы с матушкой и ее дочкой - девушкой лет двадцати пяти, тихой ласковой и всегда с работой в руках. Другие все уже замужем были. У этой маленькой смуглой девушки - моей няни - тоже немало женихов было, но она не пожелала оставить свою мать одинокой. Вот и взяли питомку. Как сквозь сон помню рассказ няни о моем бытии, уже после смерти матушки.
"В Питере на Миллионной есть дом важного барина. По зимам я всегда жила у одних хозяев и недалеко от того дома, вот и знаю. Когда его молодая жена рожала, он связался с молоденькой крепостной, помощницей старой няньки. А потом эту девчонку выгнали к деду- дворнику. Ну вот и крест этот у тебя от ней", - повествовала моя нянька.
Миниатюрный матушкин домик, построенный после пожара, вдавался несколько в огород, благодаря чему пред окнами образовалась лужайка, летом покрытая густой зеленой травой, а зимой сугробом снега до того высоким, что не видно было, что делается на улице. На зеленую лужайку приходили и приползали ребятки соседей играть, а по праздникам иногда и взрослые девушки устраивали хороводы. Эта лужайка и завалинка под окнами летом были моим постоянным местопребыванием.
Тут я вынесла первую рану от бодливой коровы. Мне было тогда два года, но этот ужас запечатлелся надолго: при встрече с коровами мне всегда вспоминался громадный глаз, рог и наклоненную надо мной темную массу, и я спешила посторониться. "Хорошо, что Ропша (казенный лазарет) недалеко, а то бы умерла", - говорила матушка.
Зимой, когда нянька уходила в Питер на заработки, мы с матушкой оставались вдвоем. Я была постоянной ее спутницей, чтобы она ни делала. Особенно любила я, когда она садилась за прялку: свернувшись клубочком тут же на лавке, слушала матушкину сказку или заунывную песню, наблюдала, как постепенно уменьшалась борода кудели, как округлялось веретено. Тут же вертелся и мурлыкал мой друг ? кот Васька. Матушка иначе меня и не называла, как "мой хвостик".
Приглянулся мне у соседей раскрашенный ящик, и я решила его заработать. Матушка серьезно распрощалась, уходя, наказавши усердней работать. Но чрез несколько минут я уже просилась со слезами наведаться домой. "Работницы должны работать, а не бегать. Теперь ты уже наша, - говорила соседка, - качай люльку". Я со страхом юркнула во двор, а там чрез подворотню к матушке.
- Эге! мой хвостик уже сбежал от писаного ящика - а я думала, что тебе старая больше уж и не нужна, - встретила меня моя баловница.
- Мне скучно без тебя, а ящичка и не надо! - прыгала я с радостью около матушки.
- И не к делу ты балуешь "шпитомку", тетка Пелагея, - говорили соседки. - Ведь всю-то жизнь ей по чужим людям шататься. А балованной еще тяжелее будет. Поди, и своих так не жалела?.
- Своих-то у меня зараз было много. Да и они не могут пожаловаться: все, слава Господи, в хорошие люди вышли", - возражала она. - А как ее, сироту и не пожалеть? Кто у нее на свете кроме меня? Вон у нищего Федьки мамкина могилка хоть есть. Сиротливее их шпитомцев и нет никого. Теперь она уже мне помощница: пить подаст, когда занедужится, [нитку] в иглу вденет и избу подметет. Да, - говорила матушка поглаживая меня по голове.
И так мы жили с ней, что называется душа в душу.
Была у нас корова, курочки и пребольшущий кот Васька. Матушкин клочок земли пахал ее племянник, за что нянька в страду отрабатывала и приплачивала деньгами. На заработки в Питер она уходила только по зимам.
В огороде летом шла главная работа, и овощи росли обильно. Были кусты крыжовника, смородины, вишни и прочего, к обиранию с этих кустов еще зеленых ягод я относилась с большим усердием, если не доглядят большие. К нашему огороду прилегал большой сад дяди Романа. Ветвистые яблони из него заглядывали и в наш огород. Как-то после обеда матушка и нянька отдыхали в сараюшке, а мы с подружкой Лизуткой играли под этими ветками. "Садить сад" из прутиков нам надоело и мы, лежа на спине высматривали яблочки на чужих яблонях.
- Настя, - шепнула Лизутка, - а ведь эти яблоки то ваши. Вишь, они в ваш огород лезут. Да и все спят, не увидят, - зашептала старшая из мародерок. Ее слова показались мне вполне убедительными, убедительнее, чем матушкин строгий наказ "в чужой огород не заглядывать". Недолго думая, мы решили распорядиться своей собственностью: начали сбивать камушками, палочками и трясти нижние ветки. Но вдруг мои волосы очутились в чьей-то руке. Лизутка убежала, а я от боли громко ревела.
- А, казенное отродье, в чужие яблоки залезать!, - и сын дяди Романа поднял меня за волосы высоко от земли. На крик выбежала из сарая матушка.
- И не стыдно тебе, Василий! Что она вас, яблоком объела? Ну, припугнул, а то накося, все волосы девчонке выдрал?. И схвативши меня за руку, потащила домой.
- Я тебе говорила, мерзавка, что в чужие огороды не заглядывать! Теперь не прогневайся: как только приедет лекарь, отправлю в лазарет. Пусть чужие люди поучат! - грозно стращала матушка шестилетнюю преступницу и, втолкнувши меня в избу, заперла снаружи.
Вскоре после этого случая, я увидела, как Лизутку секла мать. Девочка опрокинула крынку с молоком, и мама сорвала с куста прутьев, среди которых вероятно попала и крапива, так как на теле девочки появились пузыри, и кричала она на всю деревню. Мое детское сердце страшно возмутилось и я, недолго думая, схватила засохший ком грязи и угодила прямо в голову разъяренной бабе. Баба опешила моей дерзостью, бросив свою жертву, пустилась за мной. По счастью мне удалось добежать до своих сеней и дверь закрыть на задвижку. Я была в безопасности и слушала, как она сыпала проклятия на голову "шпитомцев".
- Я те задам, подкидыш! - кричала баба, - такая же дрянь! Все одного поля ягоды! Ты думаешь, только над тобой одна твоя матка! Ужо приедет лекарь, он тебе задаст!".
- И где тебя носит нелегкая? ? встретила меня нянька - чего там наделала? И вправду пожалиться лекарю, тогда будешь знать, как без пути бегать!.
До этого времени я совершенно не обращала внимания на выражения "шпитомка", лекарь, лазарет, хотя и знала, что почему-то одних детей (в том числе меня) от времени до времени призывает приезжий барин, спросит как зовут, посмотрит на косточку, которая постоянно висит на шее питомца с обозначением года его рождения, и номер, под которым он числится в книгах Воспитательного дома, и отпустит* .
Но задумываться над этим до рассказанного случая не приходилось. Вероятно потому, что я была в семье одна маленькая, и мне жилось лучше очень многих "своих", так как приемная мать очень меня любила. Матушка, узнавши о моем нападении на соседку, тоже посердилась.
"Добиваешься и ты крапивной каши! Смотри, Дарья - злопамятная баба!.
Я с виноватым видом слушала ее, но как только заметила, что сердце утихло, приступила к ней с вопросами о лекаре, лазарете и о том, возила ли она няньку туда, когда она была маленькой и баловницей?
- Глупая ты, зачем мне ее возить туда? Ведь она у меня своя, рожденная, а тебя-то мне привезли из Питера. Оттуда и всех вас, казенных детей везут. Вы, значит, дети царевы, в деревню под начало лекаря отданы. Вот как узнает, что ты матушку не слушаешь, возьмет в лазарет и отдаст в люди, тогда и вспомнишь свою старушку. Так-то, мой хвостик", - заключила она.
Для меня все это было слишком чудно и непонятно. Но когда она сказала, что могут меня взять от нее и отдать в люди - этому я не поверила и энергично заявила, что никого не послушаю и никуда не пойду.
Ссылки: