Тимофеев-Ресовский В Германии при Гитлере

В середине 30-х годов, как раз в 37-м году, наконец догадались меня вызвать в обширное наше Отечество даже через генеральное консульство или полпредство, как тогда называлось. Мы очень хотели вернуться. И хотя знали, что там делается, но все-таки немножко недооценивали. Но нам друзья написали, что возвращаться к нам сюда из-за границы сейчас можно только прямо на тот свет или в лучшем случае, ежели повезет, то в Магадан. Так и билетик брать не в Москву, а сразу в Магадан. И Кольцов через шведов, какими-то окольными путями, мне написал, что ни в коем случае не возвращайтесь. Только всем нам навредите, нам всем будут неприятности, а вам большие неприятности. Ну, я поэтому оттягивал, оттягивал, а потом началась война, уже нельзя было возвращаться, даже при полном желании. Остался в качестве вражеского иностранца там. Меня особенно не тревожили. Я так долго уже прожил в Бухе, все меня знали, полиция меня тоже знала. Когда стало известно, что иностранцы, которые живут в Германии, должны каждую неделю появляться в своем полицейском участке, чтобы зарегистрироваться, что они существуют, никуда не делись, никуда не убежали, я через неделю появился в Бухе в полиции. Начальник полиции, какой-то майор или подполковник полицейский (ведь полиция - это не наци, просто полиция), услышав, что это я, вышел из своего кабинета, поздоровался, утащил меня к себе в кабинет, предложил чашечку кофе и сказал:

"Знаете, херр доктор, ведь вы нас давно знаете, давно здесь живете, мы вас тоже давно знаем. Ну что вам таскаться к нам. Я вам птичку буду ставить каждую неделю - и все". Так больше я и не появлялся в полиции. Ставили мне птичку рукой самого начальника полиции.

Действительно, нас каждая собака в Бухе знала. Так как мы на еду тратили в среднем в три раза больше денег, чем немецкая семья, то все торговцы нас знали, потому что мы много у них покупали. Это нам очень во время войны пригодилось, когда карточки немецкие были. Нам подсовывали продукты без карточек, потому что ни мясник, ни молочник, ни булочник не хотели выгодных клиентов терять. Всю войну полагалось сперва в день 200 грамм мяса, потом 100 грамм, в последний год войны, по-моему, 75 грамм. Но это грамм мяса без единой косточки, без единой жилки. Это чистое мясо, какого мы сейчас в Обнинске купить не можем, потому что продают черт знает что, ребра. Мы как-то отвыкли от того, что в стране может быть все совершенно нормально. Тем более в войну... Жена по нашим карточкам последний раз получила то, что нам положено, когда Бух уже занимали советские войска.

Когда началась война, наша международная группа, к сожалению, распалась. Все мои иностранцы были интернированы, очень мирно, спокойно сидели и дальше работали. Но все-таки большинство моих сотрудников были немцы, а так как все они в основном были молодые люди, то были призваны и пошли воевать. Но в Бухе у нас было очень хорошо. Практически не было шпиков. Многое, и отчасти даже наши кружковские занятия, продолжалось. Из университетов евреев выгоняли. Но университет казенный. A Kaiser Wilhelm Gesellschaft формально было общество частное, а не казенное. Чисто научно-исследовательских институтов в этом обществе было к тому времени в Германии уже 36 штук. Они были не тронуты.

Я вам потом расскажу, как мы нескольких очень хороших еврейских ученых спасли такими наивными способами, которые тут бы не сработали, а у немцев срабатывали. Лиза Мейтнер , прекрасный физик, уехала в Норвегию накануне войны, в 38-м году, по-моему. Затем мы устраивали многих полуевреев, иногда даже, ежели внешность совершенно неотличима от немецкой, а по паспорту еврей, то таких мы тоже укрывали иногда в Бухе. Я получал кое-какие стипендии, например от центра Krebs - центра по изучению рака. Многие получали оттуда стипендии для каких-нибудь работников, никакого отношения прямого к раку не имеющих. А мы получали на мутации, потому что часть раков возникает в виде мутации. И с такой стипендийкой они переезжали в Бух, при институте были комнаты, квартирки. Прописки никакой особенно не требовалось. Там многие пережили войну. Мой друг Шурочка Кач - вообще не немец. Его отец был литовский полуеврей, а мать русская - Пузанова , сестра зоогеографа Ивана Ивановича Пузанова , умершего в очень уже древнем возрасте профессором зоологии в Одессе. Дед его, проживавший уже в России, принял в свое время немецкое подданство, будучи инженером, представителем каких-то немецких технических фирм, для того чтобы по еврейской линии не иметь никаких неприятностей. Он стал немецким подданным. А в 19-м году они были отправлены в Германию , когда всех немцев возвращали в Faterland. Потом Гитлер появился. Отец Шурочки числился евреем, и он, хотя на самом деле был евреем только на четверть, доказать это никак не мог, и его чуть в лагерь не отправили. Но я его перевел в Бух. Он прекрасный ученый, сейчас директор биологического сектора западногерманского Атомного института . Там два директора: один физик, один биолог, и оба мои ученики и сотрудники - доктор Циммер и доктор Кач.

Конечно, гитлеровская Германия была очень ужасна, но в каких-то отношениях все-таки не сравнима со сталинским режимом. Сталинизм был много ужасней, да и жизней он потребовал много больше. Никак 48 миллионов было угроблено в этот сталинский режим. Это почти целая Германия. Нам тогда очень было противно, ужасно. Но мне было все же менее противно, чем немцам. Я был иностранец и, так сказать, со стороны смотрел на все эти дьявольские безобразия.

Ссылки: